Stay with me

      Жизнь Джона Блэйка, как и всех жителей Готэма, разделилась на до и после. И его «после» настало в тот момент, когда ослепительная вспышка по ту сторону залива, озарившая всё небо над городом, и последовавшая за ней ударная волна развеяли по ветру то, что осталось от Брюса Уэйна, человека, которого Джон считал своим кумиром.       Он ясно помнил, словно это было вчера, тот день, когда миллиардер Брюс Уэйн приехал в приют для мальчиков Сен-Свитен на шикарной машине в сопровождении красивой длинноногой девушки, которую Джон узнал — видел её в рекламе по телевизору и на обложках модных глянцевых журналов. Среди мальчишек царило невероятное оживление, ведь перед ними был Брюс Уэйн — миллиардер-сирота, человек, сделавший себя сам. Его пример вдохновлял даже таких, как Джон, проживших в приюте уже не один год, почти взрослых юношей, которых так никто и не решился усыновить, внушал надежду на лучшее, позволяя расцветать их робким мечтам о другой, лучшей жизни.       Но во взгляде Брюса Уэйна Джон в тот день увидел кое-что ещё: тщательно замаскированные за светской вежливостью ярость, боль, одиночество, тоску. В тот день Джон Блэйк, пятнадцатилетний озлобленный подросток, лишившийся матери, а потом, всего через несколько месяцев, и отца и оказавшийся в приюте, сделал невероятное открытие — Брюс Уэйн был одним из них. Он был таким же, как и все эти одинокие, несчастные дети, которые не могли сделать того, что от них просили окружающие — прекратить страдать.       В тот день, когда Джон повстречал Брюса Уэйна, он наконец понял, что именно от него требуется, но было уже слишком поздно. Уоррены, на протяжении нескольких месяцев навещавшие Джона в приюте и безуспешно пытавшиеся сблизиться с ним — грузный мужчина с залысинами в вечно мятых рубашках в клетку по имени Питер (он просил Джона называть его «дядя Пит») и его тихая скромная жена Кэрол, всегда одетая в юбки до пят и мешковатые вязаные кардиганы, — нашли себе мальчика помладше, поулыбчивее и поприветливее.       Понаблюдав за Брюсом Уэйном, Джон вдруг осознал, что боль нужно учиться скрывать, ведь никому нет дела до того, как в действительности тяжело у него на душе. Никто не захочет до бесконечности утешать его и поддерживать, наблюдая за тем, как он продолжает страдать. Люди не любят, когда чужое горе подкрадывается слишком близко, касается холодными щупальцами, стремясь ухватить покрепче и утащить на самое дно. Люди инстинктивно отталкивают от себя всё негативное, стараются отгородиться, спрятаться, убежать. Людям, в особенности таким, как счастливые, благополучные Уоррены, которым для полного счастья не хватало только ребёнка, тяжело наблюдать за тем, кто так не похож на них самих, за тем, кто не может в одночасье стать удобным, приветливым и улыбчивым.       С того самого дня Джон не терял из виду Брюса Уэйна, что, впрочем, было не так уж и сложно — он то и дело натыкался на заметки в светской хронике, рассказывавшие об очередных похождениях эксцентричного миллиардера. Брюс Уэйн с невероятной лёгкостью, будто сходил в магазин за продуктами, покупал компании, отели, рестораны. Будучи изрядно навеселе, купался в фонтанах, уводил из-под носа разочарованных ценителей всю женскую часть труппы гастролировавшего в Готэме русского балета и отправлялся в круиз на своей огромной яхте с красавицами-балеринами. А Джон, наблюдая за жизнью Брюса Уэйна на страницах газет и экране телевизора, каждый раз замечал в его взгляде всё ту же затаённую боль и тоску, всё ту же ярость, тщательно замаскированные за светской вежливостью или равнодушием. Джон слишком хорошо знал, каково это, день за днём натягивать маски безразличия, вежливости, искренней заинтересованности, изнутри сгорая дотла от невыносимой боли, разъедающей сердце, пытаясь сжиться с чудовищной несправедливостью, которую взрослые называют судьбой. Джон учился у Брюса Уэйна, глядящего на него с первых полос готэмских газет с презрением или равнодушием, тренировал этот взгляд перед зеркалом в надежде, что однажды эта маска станет его настоящим лицом.       Но мысли Джона занимала не только личность Брюса Уэйна, ведь примерно в одно время с его возвращением в Готэм после долгого отсутствия — за прошедшие годы Уэйна даже успели официально признать умершим — и началом его славы повесы и прожигателя жизни в городе появился загадочный мститель в маске, называвший себя Бэтменом. И тогда в сердце Джона поселилась надежда. Эта надежда не была связана с чем-то конкретным, он не мог объяснить даже самому себе, чего именно ожидал от человека, взявшегося в одиночку избавить Готэм от преступности. Но слабый ветер перемен, едва уловимый среди штормов жестокости, потрясавших город на протяжении многих лет, вдруг заставил Джона поверить в то, что однажды всё изменится, всё плохое забудется, останется в прошлом, и его собственная жизнь вдруг обрела смысл.       Джон наблюдал за тем, как мужественно и решительно безымянный герой в плаще и маске очищал город от продажных копов, легко и словно играючи обезвреживал преступные синдикаты, отправляя на скамью подсудимых не только рядовых исполнителей, но и главарей. Для подростков, не видевших в своей жизни справедливости, Бэтмен был героем, примером для подражания. Почти что кумиром. Приютские мальчишки как одержимые собирали вырезки из газет, при каждом удобном случае принимались обсуждать очередное появление Тёмного рыцаря, его оружие и приёмы, частенько на спортивной площадке изображали сражения Бэтмена с преступниками, а страницы их учебников, тетрадей и блокнотов украшал его символ — силуэт чёрной летучей мыши с расправленными крыльями. Каждый мечтал однажды встретить Тёмного рыцаря, поговорить с ним, рассказать о том, как они верят в него. А в самых смелых своих фантазиях мальчики представляли себя союзниками Бэтмена, помогающими ему сражаться с преступниками.       Однажды Дин Ройс, один из соседей Джона по комнате, увидел у него на кровати газету с фотографией Брюса Уэйна на первой полосе. В статье говорилось о том, что владелец Wayne Enterprises устроил грандиозный скандал на светском вечере, организованном благотворительным фондом, который когда-то основала его мать.       — Вот бы стать как он, — кивнул Дин на фотографию улыбавшегося в камеру и явно нетрезвого Уэйна с взлохмаченными волосами, сидящего на бордюре без пиджака, со съехавшим набок галстуком и в запачканной чем-то красным — то ли кровью, то ли вином — рубашке. — Делает что хочет, живёт в своё удовольствие, работать не надо. Куча денег, красивые девушки, шикарные тачки, — мечтательно добавил он.       — Да ну, Уэйн отстой, забери у него все деньги и, спорим, он и недели не продержится. Он никто, просто сынок богатеньких родителей. Вот Бэтмен крут, это факт, — бесцеремонно приземлившись рядом с сидевшим на кровати Джоном, заявил Сэм Брили, рыжеволосый кудрявый парень со смеющимися глазами.       — Уэйн сирота, как и мы, забыл? — спросил Джон.       — Да пофиг. Он не как мы, его предки умерли, да, но оставили ему счёт в банке, домик приличный, компанию, которая прибыль приносит, и вообще, — сделал неопределённый жест рукой Сэм. Короче, я бы хотел быть как Бэтмен, — заключил он и, не спрашивая разрешения, притянул к себе пакет с чипсами, лежавший на тумбочке. — Что скажешь, Джонни?       — Хочу быть ими обоими одновременно. Прикиньте, парни, как было бы классно быть богатым как Брюс Уэйн и таким же крутым как Бэтмен!       Мальчики восприняли эти идею на ура и принялись оживлённо обсуждать, мог ли Брюс Уэйн быть Бэтменом. Спальню заполнили перемежающиеся с возмущёнными выкриками и возгласами взрывы смеха. Джон пытался убедить Сэма в том, что это вполне реально, ведь у Уэйна полно свободного времени и, как справедливо заметил Сэм, денег. К тому же Уэйн явно имеет доступ ко всем ресурсам своей компании, которая среди прочего производит и высокотехнологичное оружие. Сэм же доказывал Джону, что человек, думающий только о том, как бы развлечься, напиться и устроить очередной дебош, просто не может быть благородным рыцарем, защитником слабых и угнетённых. Он не может быть Бэтменом. Дин Ройс, который уже пожалел, что затеял этот разговор, и хотел просто помечтать в тишине, лёжа на кровати, заявил: «Да хорош вам уже спорить! Может, Бэтмен вообще женщина!»       Сэм и Джон переглянулись и секундой позже разразились хохотом.        Об этом разговоре вскоре забыли все, кроме Джона. Он не мог перестать думать о том, что Брюс Уэйн действительно мог быть Бэтменом. Продолжая изучать все доступные источники информации, Джон находил всё новые подтверждения своих догадок. Брюс Уэйн появлялся на публике с синяком на скуле, объясняя свой вид тем, что ударил себя клюшкой, когда играл в гольф, а накануне по телевизору сообщали, что Бэтмен ввязался в схватку с боссами мафии. Он сумел задержать всех и передал их полиции, но ему самому по сообщениям очевидцев крепко досталось. На вечеринке, устроенной Брюсом Уэйном в честь нового прокурора Готэма, Харви Дента, неожиданно появлялся Бэтмен и спасал всех гостей от нагрянувшего Джокера.       Но все эти детали и совпадения были не так важны, как то, что Джон всё ещё видел в глазах Брюса Уэйна. Его тайные надежды, фантазии и догадки обретали уверенность каждый раз, когда он видел этот пронизывающий насквозь взгляд человека, которого никто не воспринимал всерьёз. Взгляд человека, который каждый день носил маску.       И чем опаснее становилась ситуация, тем более безбашенные поступки совершал Брюс Уэйн. Однажды он даже въехал на своей Lamborghini в машину комиссара Гордона, в которой тот перевозил парня, обещавшего раскрыть личность Бэтмена. Джон не запомнил его имени, но точно знал, что он работал бухгалтером в Wayne Enterprises и собирался сделать заявление на телевидении. В тот день разгуливавший на свободе Джокер, желая окончательно погрузить Готэм в хаос, пообещал взорвать больницу, если кто-нибудь не убьёт этого человека. У офицера-новичка, сопровождавшего Гордона, в одной из больниц города находилась мать, и он уже собирался выстрелить, когда Lamborghini Уэйна на полной скорости протаранила служебный автомобиль комиссара полиции, тем самым спасая незадачливого бухгалтера от смерти. Джокер исполнил свою угрозу и взорвал здание больницы, но к счастью, всех пациентов успели вовремя эвакуировать. Брюс Уэйн объяснил свой поступок тем, что решил проскочить перекрёсток на красный свет, думая, что успеет до того, как автомобиль Гордона наберёт скорость, но в глазах юного Джона это был ещё один кусочек пазла, который он долгое время пытался собрать. Он был уверен в том, что вся жизнь Брюса Уэйна, которую он вёл напоказ, нарочито демонстрируя лишь несерьёзность, праздность и эксцентричность, склонность к безрассудным и откровенно аморальным поступкам, лишь прикрытие для того, чтобы никто и мысли не мог допустить, что он и есть тот самый Бэтмен.       А потом они исчезли. Оба. В ту ночь, когда погиб Харви Дент, Бэтмен оказался вне закона, а Брюс Уэйн предпочёл отгородиться от внешнего мира, закрывшись в своём огромном доме на целых восемь лет. С исчезновением Тёмного рыцаря и миллиардера Уэйна Джон окончательно уверился в том, что был прав. Все его догадки подтвердились. И когда спустя восемь лет офицер Джон Блэйк переступил порог Уэйн Мэнор, чтобы просить помощи у человека, когда-то бывшего защитником Готэма, он знал наверняка.       Всего через несколько дней после того разговора случилось невероятное — Бэтмен вернулся. И офицер Джон Блэйк с замиранием сердца и почти детским восторгом наблюдал в тот вечер, когда люди Бэйна захватили здание Wayne Enterprises, как Тёмный рыцарь в развевающемся за спиной чёрным плаще и маске стремительно пронёсся по Брум-стрит на бэтцикле, распугивая толпу зевак, собравшихся на улице, а затем под аккомпанемент взволнованных выкриков очевидцев, взрывов портативных бомб и звона разбитого стекла вошёл в здание и спас всех тех людей от смерти. Потом Бэтмен снова исчез, а Готэм погрузился в хаос. Но Джон верил, что, если он жив, обязательно вернётся. И он действительно вернулся. Детектив Джон Блэйк считал за честь вместе с Брюсом Уэйном работать над планом освобождения Готэма. Он сумел прикоснуться к легенде, в один миг ставшей для него, мальчика из приюта, явью. Детская мечта Джона сбылась, он плечом к плечу с Бэтменом сражался с людьми Бэйна, отстаивая своё право на жизнь и право на жизнь целого города.       Одинокий мальчик-сирота давно вырос, боль утраты со временем притупилась. По зову сердца стремясь бороться со злом и защищать слабых, он выбрал благородную профессию полицейского, встретил девушку, которую полюбил, и которая ответила ему взаимностью. Джон Блэйк наконец обрёл то, о чём мечтал столько лет — семью. Но в тот день, когда погиб Брюс Уэйн, в сердце Джона образовалась пустота, которую он ничем не мог заполнить. Почти детская обида за человека, который всю свою жизнь вынужден был носить маску, разъедала его изнутри. Комиссар Гордон говорил, что такова судьба Брюса Уэйна, а Джон считал, что это чудовищная несправедливость.       Чудовищная несправедливость, которую взрослые называют судьбой.       Готэм так и не узнал имени своего героя.

***

20 февраля

      Прихватив с собой всё, что было в коробке, которую ему передал неожиданно появившийся на пороге их с Барбарой квартиры курьер, Джон ранним утром выехал из города на своём стареньком пикапе. Солнце медленно поднималось над горизонтом, справа от Джона. Ему предстояло проехать на север не один десяток миль из-за того, что все мосты в Готэме, кроме Браун-бридж, были разрушены, и Джону пришлось сделать приличный крюк, чтобы добраться до точки, указанной в виде координат в записке, которая среди прочих странных вещей — какой к чёрту может быть альпинизм в пригороде Готэма — лежала в посылке. Слабый проблеск надежды согревал его с той минуты, как он обнаружил, где именно находится это самое место, и теперь Джон нетерпеливо надавливал на педаль газа, попивая из термокружки крепкий кофе, заботливо приготовленный Барбарой. После тяжёлого ночного дежурства — детектив Блэйк продолжал выслеживать небольшие группы наёмников, жалкие остатки банды Бэйна — ему удалось поспать лишь пару часов, поскольку путь предстоял неблизкий, а к вечеру Джону нужно было вернуться в Готэм, чтобы снова заступить на дежурство.       Периодически он чувствовал, как усталость наваливается камнем, давит на плечи, тяжёлым грузом заставляет смыкаться веки, и тогда Джон открывал окно, вдыхая холодный, но уже пахнущий весной, чистый и влажный воздух, и подставлял лицо солнцу, которое согревало его своими лучами. Джон знал, что совсем скоро в Готэм придёт весна.       Он со смесью гордости и щемящей тоски наблюдал за тем, как понемногу оживал город, возвращался к привычному ритму жизни. Открылись магазины, начали работать заводы и фабрики, офисные здания вновь заполнились сотрудниками компаний, дети пошли в школу, наконец готэмские больницы в полной мере смогли вернуться к работе. Что бы ни случилось, всему плохому и хорошему приходит конец, а жизнь продолжается.       Но не для всех.

***

      Стоя посреди пещеры, наполненной гулким эхом, отражающимся от её каменных сводов, в одежде, промокшей насквозь из-за того, что пришлось преодолевать препятствие в виде водопада, скрывавшего вход в пещеру, а потом брести по колено в ледяной воде, Джон ощущал, как сердце охватывает пьянящий восторг, а шум того самого водопада, с оглушающим грохотом обрушивавшего свои воды в небольшое подземное озеро, окружавшее выросший словно из ниоткуда куб, на котором он сейчас стоял, удивительным образом вызывает в памяти те же чувства, которые он испытывал в тот день, когда спустя восемь лет увидел возвращение Бэтмена на улицы Готэма. И даже стаи летучих мышей, без конца сновавших туда-сюда с противным писком и хлопаньем кожистых крыльев и так и норовивших врезаться в Джона, обследовавшего пещеру с помощью сверхъяркого фонаря, не могли развеять охватившее его ощущение почти детского восторга и необъяснимого счастья.       Вне всяких сомнений это было то самое место, убежище Бэтмена, находившееся, судя по одному из сводов, выполненному из кирпича, прямо под Уэйн Мэнор. Именно здесь, в этой тёмной, сырой пещере Брюс Уэйн начал свой путь. Именно здесь родился Бэтмен.       Вдоль одной из стен Джон приметил небольшой выступ, а за ним — скрытый в тени проход вглубь скалы. Он шагнул к краю куба, возвышавшегося над водой, чтобы получше рассмотреть это углубление, как вдруг его внимание привлекло какое-то движение сзади. Обернувшись, Джон увидел в центре выросший, как и сам куб, из ниоткуда компьютер на стеклянном столике, рядом с которым стояло небольшое, напоминавшее офисное, кресло. Он подошёл ближе, и в левом углу чёрного экрана замигала надпись.       Введите имя       Поколебавшись немного, Джон, всё-таки не сумев усмирить разыгравшееся любопытство, сел за компьютер.       Блэйк       В доступе отказано       Джон Блэйк       В доступе отказано       Блэйк Джон       В доступе отказано       Джон Робин Блэйк       Принято. Загружаю данные       Погрузившись в обрушившиеся на него тонны информации, Джон не замечал ничего вокруг. Шум водопада едва доставал до его слуха, превратившись лишь в лёгкий отзвук на границе сознания, а писка летучих мышей для него и вовсе не существовало. Невероятно подробные и обширные базы данных, бесконечное количество справочников и чертежей, возможность подключиться к любой камере видеонаблюдения в городе, к любой радиочастоте, в который раз привели Джона в невероятный восторг, ведь всё это принадлежало Бэтмену. И был на всём свете только один человек, который мог прислать Джону такой подарок.        Робкая надежда переросла в уверенность, как и тогда, в детстве, когда он, вновь и вновь сопоставляя многочисленные разрозненные факты, однажды пришёл к неожиданному выводу.       Брюс Уэйн прислал ему эту посылку. Значит, Брюс Уэйн жив.        Увлёкшись изучением данных, Джон лихорадочно соображал, что же ему делать со всем этим и как трактовать безмолвное послание мистера Уэйна. Значит ли это, что он сознательно отошёл от дел и оставил Джону всё, что может ему пригодиться, если он решит встать на место Бэтмена? Или выбор уже сделан, и Джону остаётся только смириться со своей судьбой?       Перед глазами вдруг ожили все детские мечты. Джон на секунду представил себя летящим над Готэмом в костюме Бэтмена. Дыхание перехватило, сердце заколотилось как бешеное, Джон, сглотнув образовавшийся в горле ком, крепко зажмурился и тряхнул головой, словно желая отогнать навязчивое видение.       Сквозь закрытые веки в глаза ударили яркие потоки света. Джон в ужасе распахнул глаза, подскочил со стула и, прикрывая лицо ладонями, принялся озираться по сторонам в поисках источника этого света, заполнявшего собой всё вокруг. Он уже было решил, что случайно активировал какой-то аварийный режим в пещере, но внезапно в проходе, ведущем куда-то вглубь скалы, появился тёмный мужской силуэт, который уверенной походкой шёл вперёд. На секунду Джону показалось, что это Брюс Уэйн, но фигура выступила из тени, и он узнал этого человека. Это был всего лишь Альфред Пенниуорт, дворецкий Уэйн Мэнор. Блэйк, на несколько мгновений затаивший дыхание, с усилием вытолкнул воздух из лёгких и, в нерешительности подойдя к краю куба, заговорил, перекрикивая шум водопада:       — Мистер Пенниуорт, я детектив Блэйк. Вы помните меня?       — Добрый день, детектив, — ответил тот, улыбнувшись и едва заметно кивнув головой. — Разумеется, я вас помню. Что привело вас сюда?       — Я получил посылку со снаряжением и ещё записку. — Засуетившись, Джон принялся рыться в кармане своей куртки в поисках той самой записки с координатами, отпечатанными на компьютере. — И подумал, что она от мистера Уэйна.       — Вне всяких сомнений эту посылку и записку вам прислал мистер Уэйн, — подтвердил Альфред. Он следил за Джоном взглядом, но вся его фигура оставалась неподвижной, он словно прирос к этому месту на краю выступа и, загораживая своим телом проход, будто бы охранял его от нежданного гостя.       — Скажите, мистер Пенниуорт, он жив? — задал Джон тот самый вопрос, который привёл его сюда.       — Мне об этом ничего неизвестно, — покачал головой Альфред, нахмурив брови, его мягкая улыбка вмиг исчезла, а взгляд стал серьёзным. — В последний раз я видел мистера Уэйна в декабре, когда он собирался вернуться в Готэм, а дальше вы сами всё знаете, — добавил он.       Старик говорил спокойно, без усилий, в то время как Джону приходилось изо всех сил напрягать глотку, перекрикивая шум воды.       — Я подумал, раз посылка от него, значит, и он сам здесь, — разочарованно выдохнул Джон, опустив плечи. — Глупо получилось, простите.       — Если мистер Уэйн жив, рано или поздно он даст о себе знать, — ответил Альфред, продолжая стоять неподвижно.       Сейчас или никогда. Джон понимал, что старик знает всё, и только он может стать для него проводником в тот мир, ключ от которого оставил ему Брюс Уэйн.       — Вы поможете мне, мистер Пенниуорт? — выкрикнул Джон, наконец решившись.       — Нет, детектив, — твёрдо, но всё так же спокойно, как и прежде, заявил Альфред.       — Но вы же помогали мистеру Уэйну! — начиная терять терпение, уже не скрывая разочарования, понимая, что этого человека он переубедить не сможет, кричал Джон. Он инстинктивно подался вперёд, но преодолеть разделявшую их пропасть было невозможно — ледяная вода бурлила где-то внизу, и никакого мостика или чего-то подобного Джон не видел.       — И часто жалею об этом. Он мог прожить совсем другую жизнь, — дрогнувшим голосом продолжал Альфред. — Не просите меня помогать вам разрушить вашу, детектив. Идите домой, обнимите жену и забудьте обо всём, что видели здесь. Так будет лучше. Вам это всё не нужно.       Развернувшись, Альфред двинулся вглубь прохода, выключил рубильник, скрытый в стене, и пещера снова погрузилась во тьму.       Джон почувствовал, как куб начинает медленно опускаться. Он наощупь нашёл свой фонарь, оставленный возле стола, на месте которого теперь была лишь ровная поверхность, ничем не напоминавшая о том, что всего несколько мгновений назад здесь стояла целая рабочая станция. Пещера теперь казалась необитаемой и заброшенной, и только летучие мыши и шум водопада наполняли её оглушающими звуками.       Куб полностью ушёл под воду, и ботинки Джона снова вымокли. Разочарование — вот что он чувствовал сейчас. Детская мечта разбилась вдребезги. Джон попытался проникнуть в тот мир, в котором столько лет существовал Бэтмен, оставалось сделать лишь один шаг, чтобы войти туда и стать его частью, но дверь захлопнули у него перед носом. Выгнали. Всё решили за него.       Топнув ногой и подняв в воздух ледяные брызги, Джон стиснул зубы, выудил из внутреннего кармана куртки ту самую записку, которая привела его сюда, скомкал её и зашвырнул в сторону ушедшего в темноту Альфреда, затем развернулся и побрёл по колено в воде к выходу из пещеры.

***

      За прошедшие годы Брюс привык не привязываться к людям и не мечтать о будущем, ведь он стольких близких и друзей потерял на своём пути. Он прекрасно знал, что каждый миг может стать последним. Он ценил присутствие Селины в своей жизни и, даже если и задавался вопросом, почему она с ним, не слишком усердно пытался найти ответ. Она с ним, потому что в данный момент хочет этого. Она с ним, и ему этого достаточно.       Они оба взрослые, многое пережившие, израненные люди. И Селина или Кошка в любой момент может захотеть уйти, И Брюс не сможет остановить её, только если она сама не передумает. Но она всё ещё с ним — и ему этого достаточно.        Таким образом Брюс успокаивал себя, наблюдая за теми изменениями, которые происходили с Селиной в последние дни. И неожиданно для самого себя он вдруг понял, что больше не проводит дни напролёт, вцепившись взглядом в неизменно унылый зимний пейзаж за окном. Теперь все мысли Брюса занимала Кошка, которая появлялась всё чаще и — он это чувствовал — всё глубже прорастала в сознании Селины.        Брюс заставал её то танцующей на кухне под мягко и ненавязчиво наполнявшие комнату звуки джазового оркестра, раздававшиеся из колонок, установленных где-то под потолком, то разгуливающей в одном нижнем белье по гостиной, босиком, на цыпочках и с распущенными волосами. Иногда она, завернувшись в парку Брюса, выходила на улицу и устраивалась на гладком валуне возле обрыва, подтянув колени к груди, и смотрела на темнеющий небосвод. Он тут же шёл следом, словно боялся, что она растворится в ночи и больше никогда не вернётся. В такие минуты Кошка смотрела на него со смесью вожделения и насмешки, а затем вдруг менялась на глазах, и Брюс снова задавал ей один и тот же вопрос: «Ты помнишь, как оказалась здесь?»       Селина отвечала, и у него всё холодело внутри. Она улыбалась ему, счастливая, уверенная в том, что всё хорошо. Не ведая, что лишь несколько мгновений назад была совсем другой женщиной. Брюс понимал, что медлить больше нельзя. Селина почти утратила контроль над собственным сознанием и не замечала этого. Ей явно становилось только хуже. И ему тоже.       Терпеть боль больше не было сил. Брюс находился на грани, ему хотелось только одного — лежать и не двигаться, но он каждый раз заставлял себя подниматься с постели для того, чтобы присматривать за Селиной, наблюдать за тем, что она делает, как часто меняется местами с Кошкой, разговаривать с ней и думать. Думать о том, что могло бы дать Селине стимул снова выйти на свет и перестать быть бледной тенью самой себя.       И в один из дней, когда Брюс снова застал Селину сидящей на валуне возле обрыва, его осенило. Её душило замкнутое пространство и его апатия. Она привыкла действовать, дышать, жить. «Ты продолжаешь губить себя, а я молча смотрю на это», — грустно улыбнувшись Брюсу и с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать, тихо сказала ему Селина, и он понял, что за её внешним спокойствием таилось разрывающее сердце отчаяние любящей женщины и врача, который ничем не может помочь любимому мужчине.       Момент истины настал, и Брюс, набрав в лёгкие воздуха, на одном дыхании выпалил:       — Знаешь, кажется, мне и правда нужно в больницу. Только давай уедем куда-нибудь подальше отсюда, не хочу привлекать к себе внимание.       Его слова произвели именно такой эффект, на который Брюс и рассчитывал. Селина вмиг встрепенулась, ожила. Её глаза загорелись, на губах заиграла счастливая улыбка, она поднялась на ноги и, подскочив к Брюсу, порывисто обняла его. Он инстинктивно поднял руки и крепко обнял её, покачнулся, но, стиснув зубы, удержал равновесие и не подал виду, что ему больно. Брюс готов был даже не дышать, лишь бы не спугнуть ту самую Селину, какой он помнил её, ту, какой она была в те дни, когда они впервые встретились.       — Давай внесём ясность, — отстранившись и заглянув ему в глаза, начала Селина, — ты действительно этого хочешь?       — Да, и желательно где-нибудь подальше отсюда. Скажем, в Европе. Не хочу будоражить общественность своим неожиданным воскрешением. В газетах пишут, что Брюс Уэйн погиб, — усмехнулся он.       — Значит, мы всё ещё скрываемся? — сдвинув брови, спросила Селина.       — Я бы сказал так: стараемся не отсвечивать.       — И ты хочешь, чтобы я нашла подходящую клинику?       — Да, я хочу именно этого, — подтвердил Брюс.       — И тебе всё равно, где, лишь бы подальше от Готэма.       — Да.       — Кажется, у меня есть идея.       Она умчалась в дом, оставив Брюса одного в темноте, на пронизывающем ветру, но всё это было неважно, ведь ему удалось вернуть ту Селину, о которой он тосковал столько месяцев подряд, пусть не навсегда, ведь Кошка наверняка ещё даст о себе знать, но эта маленькая победа придала Брюсу сил и уверенности в том, что так или иначе всё будет хорошо.