Противостояние

Испытание прошло успешно. Всё напоминало следственный эксперимент. Меня ввели сначала в одну палату. В ней лежала совсем молодая девушка. На руках у нее были бинты. Видимо, попытка суицида. Вокруг глаз были видны темно-фиолетовые круги. Выглядела она ужасно, но я успокоила Валентина Петровича. Эта девушка проживет еще много лет. Во всяком случае, лет десять у нее есть. Следующая палата. Мирно спящий юноша лежал спиной ко мне. Во сне он повернулся, и я увидела его безмятежно-чистое лицо. Выглядел он воистину потрясающе. Таких красавчиков я не видела в своей жизни: правильные четкие черты лица, мужественный подбородок, ямочка на нем. Пухлые губы на лице любого другого парня смотрелись бы неуместно, но ему это лишь добавляло невинности. Я перевела взгляд на силуэт и содрогнулась. Смерть, склонив голову на бок, казалось, с усмешкой наблюдала за мной. Она была совсем рядом. Ему осталось немного. Чуть больше двух дней. Я сообщила об этом Валентину Петровичу. Он был очень удивлен – парень поступил на простое обследование. Сначала его привезла «скорая» с сильнейшим приступом гастрита, но прошло уже больше месяца. Парень решил просто провериться на всякий случай. Его собрались выписывать завтра. - Ты уверена? Я кивнула. - Ему осталось немного, - повторила я. – Возможно, три дня, но я уверена, что он не доживет до конца этой недели. - Два дня… - потрясенно сказал Валентин Петрович. - Вы можете подержать его в больнице еще? – предложила я. – Чтобы проверить мои слова. Он рассеянно пожал плечами. По-видимому, мои слова привели его в замешательство. Мы вошли в третью палату в молчании. Кажется, Валентин Петрович начал сомневаться в моих словах. Там лежала пожилая женщина, выглядевшая совсем здоровой. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – никакой угрозы ее жизни нет. - Эта долго жить будет. - Вот так сразу определила? – усомнился подоспевший Виталий. Я кивнула. - Можете показать еще парочку. Например, из реанимации. Валентин Петрович и Виталий переглянулись. - Это будет нелишним, - пробормотал Виталий. Договорившись с ворчливой медсестрой, которая отказывалась впускать нас в реанимацию даже с главврачом, мы, наконец, вошли. Светящиеся приборы мирно пикали. Сердце лежащего мужчины ровно билось. Я взглянула на него. И задрожала. Еще один будущий труп. Смерть стояла прямо позади него, над его головой. Коса блестела в замахе, словно думая, подождать еще пару минут или скосить сейчас. - Он умрет! – крикнула я, рванувшись к нему и пытаясь остановить косу. - Что? – оторопел Виталий. - Прямо сейчас! Валентин Петрович на мгновение застыл от неожиданности. Его взгляд метнулся к прибору, отмечающему сердцебиение. Сердце мужчины продолжало биться. Блеск косы практически слепил меня, ослепленная, я зажмурилась и практически услышала, как она рассекает воздух, опускаясь. Тут же аппарат запищал сплошным звуком. Мужчина умер. Я закрыла лицо руками, не в силах сдержать так внезапно навалившуюся безысходность. Понимание близкой смерти человека не делало его конец менее ужасным. Да, он умер, возможно, даже не понимая этого, но он не стал счастливее. Он умер. И это ужасно. Я чувствовала, как мои руки дрожали. Почему-то вся комната тряслась, и только позже, когда сильные руки сжали меня в объятиях, я поняла, что трясусь сама. Трясусь в истеричном плаче. Я то смеялась, то плакала. Говорила, какая я бессильная идиотка, почему-то даже обвиняла Валентина Петровича. Кричала на всех, кто подходил ко мне с намерением вывести из палаты. Я была в каком-то полубреду. Помню, как чьи-то руки успокаивающе гладили меня по спине, чей-то мягкий баритон бормотал тихие слова, которые я при всем желании не могла разобрать. Помню, как меня подняли на руки, и я вцепилась в этого человека, как утопающий в спасательный круг. Помню, как мои пальцы не хотели отпускать чью-то рубашку, как кто-то со вздохом принялся их разжимать. Это всё я помнила. Не помнила только лица того мужчины, который умер. Всё пыталась воскресить в памяти это лицо, но не могла. Наверное, память хоть как-то позаботилась о моем здравомыслии и благоразумно «стерла» ненужные воспоминания, слишком болезненные для меня. Глупо было так реагировать на смерть абсолютно незнакомого человека. Быть может, на меня так повлияло то, что я видела, что он сейчас умрет, и оказалась бессильна? Что даже врачи ничего сделать не смогли? Не знаю. Так или иначе, после посещения реанимации меня отнесли в палату, вкололи обезболивающее со снотворным эффектом и оставили в покое до утра. Утром же ко мне в палату вошел Валентин Петрович, за ним просеменил Виталий, смотрящий на меня с легкой долей испуга. Боялся повторения вчерашней истерики? Я попыталась выдавить виноватую улыбку, но это получалось плохо. На лице застыла жалкая гримаса. Виталий возвел глаза к потолку. Видимо, мои попытки показать, что всё со мной более-менее нормально, его раздражали. - Дашенька, - ласково начал Валентин Петрович, - как ты себя чувствуешь? - Сносно, - отозвалась я хриплым голосом. Интересно, он охрип от долгого молчания или от вчерашних криков? Они переглянулись. - Вы хотите поговорить о вчерашнем… эксперименте? – догадалась я. - Нет. - Да, - в один голос сказали Валентин Петрович и Виталий. Видимо, они не договаривались, но недовольный взгляд Валентина Петровича все же был решающим. - Даша, если не хочешь об этом говорить, можем перенести разговор на завтра, - умиротворяющим тоном сообщил он. - Нет. Я села ровнее на кровати, оперлась спиной на подушку и поморщилась от боли в ребрах. Действие обезболивающего проходило. - Извините за то, что было, - пробормотала я, заливаясь краской. - Ничего, ты ведь совсем молода. К смерти невозможно относиться спокойно. – Валентин Петрович добродушно похлопал меня по плечу. - Мы хотели сказать, что верим тебе, - не выдержал Виталий. - Правда? – Я перевела взгляд с него на Валентина Петровича. Врач кивнул. - Я-то верил тебе с того момента, как ты сказала про маму. Это Виталию требовалось подтверждение. Теперь мы думаем, тебе нужен отдых и спокойная обстановка. Пока всё не утрясется… Я ушам своим не поверила. - Пока всё не утрясется? Что должно утрястись, Валентин Петрович?! Разве вы не поняли? Смерть не остановится. Тут вмешался Виталий: - Если я правильно понимаю ситуацию, то дело всего-навсего в том, чтобы придумать способ, как тебе перестать видеть Смерть. - Нет! – зло рявкнула я. – Дело состоит в том, что Смерть распоясалась! Она искусственно приближает конец жизни человека, забирает его жизненную силу! И если я перестану видеть ее, ничего не изменится. Только я стану такой же беззащитной, как и все остальные, перед ней. Нам нужно не только придумать способ, чтобы я не видела ее. Нам нужно придумать, как ее остановить! Виталий выпучил глаза. - Знаешь, этот разговор кажется мне всё бредовее. Я, конечно, верю тебе, но… Я усмехнулась. - Понятно. Валентин Петрович, я хочу, чтобы вы меня выписали домой. Дома мне будет спокойнее. – Я вздернула подбородок. - Но… - Мама подпишет какую-нибудь бумажку. - «Какую-нибудь бумажку» подписывать не надо, - мягко отозвался Валентин Петрович. – Даша, не веди себя как ребенок. Тебе нужно продолжить лечение, тебе нужен квалифицированный уход. - Дома меня обеспечат всем необходимым, - сквозь зубы сказала я. – Выпишите. Я позвоню родителям, они приедут завтра за мной. Валентин Петрович вздохнул. - Хорошо. Он встал со стула, взял Виталия за предплечье и вместе с ним вышел из палаты. Я смотрела им вслед с неприкрытой обидой. Ограждать они меня собрались… Ничего не понимают! Я лежала, глядя в потолок. Думала о том красивом парне, которому суждено умереть. Встала с кровати, воровато огляделась, выходя в коридор, и пошла к его палате, передвигаясь мелкими перебежками. Интересно, что бы сказали медсестры, если бы увидели меня? Парень снова спал. Смерть была еще ближе к нему. Я могла рассмотреть ее всю, но не стала. Отвела взгляд. Насмотрелась уже. Я вглядывалась в лицо парня так напряженно, словно пыталась отыскать в нем тень Смерти, почувствовать ее дыхание, как писали классики. Неожиданно раздался смех. Немелодичный, какой-то глухой. - Эх, Даша-Даша. Спасительница по призванию. Я перевела взгляд выше, на черную фигуру. Смерть небрежно оперлась о свою косу, словно отдыхая. Умаялась, бедненькая. Во мне поднялась волна злости. - А ведь ты можешь его спасти. – В ее голосе, как ни странно звучала усмешка. – Парень-то молоденький, жить да жить ему. - Почему ты его забираешь тогда? – прошелестела я побелевшими губами. Снова смех. - В этом-то и причина. Молоденький, силы в нем много. Я стану сильнее, если он умрет. Заберу его силы. - Довольствуйся малым! – прошипела я. – Ты должна забирать только тех, кто умирает! Фырканье. - А это уж мне решать, кто умрет, а кто нет. Слышала стишок? Я знаю точно, наперед, Сегодня кто-нибудь умрет. Я знаю где, я знаю как, Я не гадалка, я маньяк. - Смешно. - Ну-ну. Тебе не за что на меня злиться. Ты не в моей власти. Тебя я убивать пока не буду. - Почему? - Ну если ты настаиваешь… - Коса почти лениво взлетела в воздух. Я зажмурилась, ожидая боли, агонии, пустоты, легкости, - хоть чего-то! Но снова раздался этот смех. - Ты можешь его спасти. Одна ты можешь.