В лабиринтах памяти. Часть 2

Майклсоны вернулись в Маноск ранним утром следующего дня. Поездка в Новый Орлеан прошла удачно, и быстро заполучив все необходимое Давине для обряда, братья поспешили назад в маленькую коммуну, где оставили своих любимых. Ева еще спала, когда Элайджа оказался в их спальне, наблюдая за своей невестой, укутавшейся в тонкий плед. Она выглядела такой молодой, и совсем беззащитной, что Майклсон долго не решался протянуть руку, чтобы коснуться ее нежной щеки, боясь нарушить покой любимой. И он держался, пока желание ощутить ее тепло не стало непреодолимым, и тогда вампир сделал последний шаг к постели, на которой лежала спящая Ева. Улыбка не сходила с лица Первородного, когда он опустился рядом с ней, притягивая девушку к себе. Мужские ладони стиснули тонкие плечи, и Ева заворочалась в его объятьях, просыпаясь. — Привет, птичка, — ласково проговорил Элайджа, покрывая легкими поцелуями девичье лицо. Ева медленно приоткрыла глаза, сонно щурясь, и ее мутный взгляд скользнул по лицу вампира. — Я безумно соскучился по тебе. А ты? Не дав ей ответить, Майклсон потянул тонкий плед, накидывая его на себя и придвигаясь ближе к любимой. На Еве были надеты только шелковый топ с шортиками, и темные глаза вампира заскользили по изгибам ее стройной фигуры, лаская ее горячим взглядом. — Хочу тебя, — глухо выдохнул Элайджа в маленькое ушко, приникая губами к нежной шее, но в следующий миг он почувствовал, как тонкие ладони упираются в его грудь и Ева пытается отстраниться. — Что такое, моя птичка? — прищурился вампир, заглядывая в черные глаза, в которых застыло странное выражение, — что случилось? — Нам… нам нужно поговорить, — не сразу ответила ему Ева, усаживаясь на постели и укутываясь в плед, — кое-что произошло, пока тебя не было. Голос девушки был напряженным, и Майклсон почувствовал, как его накрывает недоброе предчувствие. Он сел рядом с любимой, разворачивая ее к себе лицом. Пухлые губки Евы дрожали, и Элайджа легонько коснулся их своими губами, пытаясь успокоить взволнованную девушку. — Расскажи мне. — Ко мне приходила Давина, — осторожно начала девушка, — наш малыш… — Что с ним? — тут же перебил Еву вампир, сжимая тонкие девичьи ладони. — С ним все хорошо, — поспешила успокоить его девушка, опуская глаза. — Тогда, — медленно проговорил Элайджа, — что-то с тобой? Ева тяжело вздохнула, пытаясь найти слова, чтобы ответить. Но язык будто одеревенел, не позволяя ей издать и звука. Как сказать о том, что любишь по принуждению? Как объяснить что все то, что было между ними лишь морок, наведенный их собственным ребенком, нуждающимся в силе? Вампир не сводил с нее пристального взгляда, и девушка, наконец, нашла в себе силы приглушенно произнести: — Она думает, что наш малыш внушил мне влюбиться в тебя. Все эти приступы резкой боли и то, что я вновь люблю тебя, совсем не зная… это все сделал он… или она. Лицо Элайджи окаменело, и он отвел взгляд от Евы, щуря глаза. На несколько минут в комнате воцарилась мертвая тишина, прежде чем прозвучал его безжизненный голос: — То есть все, что было между нами — не по-настоящему? — Я не знаю, Элайджа, — тут же отозвалась девушка, пытаясь взять его за руку, но Майклсон отвел ее ладонь, — я просто чувствую это. Я люблю тебя. — Ты никогда не умела врать, птичка. — Я не вру! — почти прокричала Ева, и в ее глазах застыли слезы, — я не помню тебя. Но мои чувства… Они просто есть. И Давина не уверена в том, что это именно морок. Она лишь сказала, что малыш мог это сделать… Ведь я любила тебя раньше, и люблю теперь, так какая разница… — Разница в том, птичка, — повернулся к ней Майклсон, и девушка вздрогнула от того, какая боль была в его глазах, — что я буду знать, что это только магия. Которая может в любой момент исчезнуть. И ты возненавидишь меня. — Элайджа, прошу, — очень тихо проговорила Ева, придвигаясь ближе к мужчине, — не делай этого с нами. Мы не сможем друг без друга. Девушка прикусила губу, не отрывая полного сожаления взгляда от Майклсона, лицо которого не выражало совсем ничего. Но Ева знала, что это была лишь защитная реакция, потому что увидела его глаза, когда он, наконец, ответил. — Это я не смогу без тебя, птичка, — покачал головой вампир, — а вот ты… Однажды чары спадут. Девушка вздохнула, пытаясь проглотить ком в горле, и несколько секунд хранила молчание, после чего подняла на Майклсона взор, полный решимости. — Есть выход. Все это закончится, если ко мне вернется память. Элайджа впился тяжелым взглядом в ее бледное лицо, и Ева увидела в темных глазах крохотную искорку надежды, которая тут же погасла. — Но этого не случится, если тот, кто сделал с тобой это, не отменит внушение. А мы и понятия не имеем… — Есть и другой вариант, — перебила его Ева, — при котором внушение исчезнет. Вампир недоуменно прищурился, но через мгновение черты его лица заледенели, потому что он понял, что девушка имеет в виду. — Я не позволю. И ребенок… — Давина сказала мне, что на нем это не отразится. И уже были прецеденты, когда… — Ева, ты понимаешь, о чем говоришь? — голос Майклсона стал глухим от ярости, которая сквозила в темных глазах, неотрывно следящих за любимой, — уверена, что готова к этому? — Не то, чтобы это мое заветное желание, — криво улыбнулась девушка, — но разве ты раньше не думал об этом? — Я никогда не желал тебе такой судьбы. — Вот только сейчас это наш единственный шанс, — твердо проговорила Ева, — я не желаю любить под внушением. И я хочу стать собой. И если ради этого мне придется стать вампиром, то так тому и быть.