В лабиринтах памяти. Часть 2

Элайджа совсем не в восторге от идеи Евы, которая решительно настроена расставить все точки над «и» в личном разговоре с Хэйли, но глядя на свою невесту, что не сводит с него нетерпеливо прищуренных глаз, вампир соглашается, и они направляются в дом Клауса. Майклсон придерживает любимую за талию, когда они появляются во внутреннем дворе особняка, где царит поистине мертвая тишина. Морок, наложенный Давиной почти спал, и Элайджа понимает, что у них осталось совсем немного времени, прежде чем все поймут новую природу Евы. Не то, чтобы они планировали скрывать это обстоятельство, но в свете последних событий, вампир не знает, как на эту новость отреагирует его семья. Ева оглядывает пустой балкон, когда они поднимаются по лестнице, и замирает, замечая легкую тень. Клаус появляется из ниоткуда, и на его лице будто намертво застыла широкая улыбка, хотя в серых глазах только боль. Интуитивно Элайджа заставляет Еву спрятаться за его спиной, и буравит лицо брата пристальным взглядом, не решаясь начать разговор. Они не сводя друг с друга глаз, и гибрид не выдерживает. — Я не смог. Хотел убить ее и не смог. — Хоуп… — начинает было Элайджа, но Клаус хрипло смеется, безумно кривя губы. — Не из-за нее, брат, — говорит он, щуря глаза, — ребенку совсем не нужна мать способная на предательство. Мы с тобой - отличный тому пример. Дело вовсе не в Хоуп… Гибрид замолкает, и его взгляд падает на выглядывающую из-за плеча брата Еву. — Зачем вы вернулись? Поверь, я найду на нее управу. Она больше не решится на подобное. — И я хочу убедиться в этом лично, — тихо, но твердо отзывается Ева, но что Клаус едва заметно улыбается. — Смелая птичка. Некоторое время они молчат, прежде чем тишину нарушает холодный голос Элайджи. — Где она? — Там же где и была, — закатывает глаза Клаус, — ей некуда бежать. Ева поднимает на любимого решительный взгляд, и отступает на шаг, сосредоточенно сжимая губы. — Я пойду. — Это может быть опасно, Ева, — хмурится Элайджа, удерживая девушку, — Хэйли — гибрид. Ей ничего не стоит убить тебя. — Если бы она хотела это сделать, то я была бы мертва еще в день нашей свадьбы, — тихо отвечает та, — все будет хорошо, поверь. Мне просто нужно кое-что прояснить. Клаус переводит взгляд с обеспокоенного лица брата, на его кажущуюся спокойной невесту, и делает шаг к бару. Пока Элайджа и Ева молча смотрят друг на друга, он наливает себе полный бокал бурбона и осушает половину одним глотком. Противостояние стоящей в нескольких шага пары почти забавляет его, пока гибрид не вспоминает о его причине. Той, что сидит на полу в библиотеке, освещенная лишь отблесками камина. Не сказавшая и слова в оправдание. Той, которую он не то, что убить, даже ударить не смог. И совсем-совсем не из-за дочери. Причина гораздо банальнее, вульгарнее и глупее. Совершенно не достойная Клауса Майклсона, который прежде не умел прощать. Гибрид качает головой, будто пытаясь избавится от этих назойливых мыслей, и наполняет еще один рокс, протягивая его брату. — Она ничего не сделает, — тихо говорит он, и все присутствующие даже без имен понимают, о ком идет речь, — просто не посмеет. Не в доме, где живет наша дочь. И не с той, что носит ребенка. — Она уже сделала то, чего никто не ожидал, — сводит брови Элайджа, принимая бокал. Он переводит взгляд на Еву, которая кусает губы в ожидании, и слегка щурится, качая головой. — Давай покончим с этим, птичка. И вернемся домой. На девичьем лице появляется слабая улыбка, и Ева слегка кивает жениху, после чего устремляется в библиотеку. Она замирает у массивной двери, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Девушка не боится той, что ждет ее за порогом. Хэйли не причинит ей вреда, и причина даже не в Элайдже, который нее позволит ей подобного. Еву тревожит совсем не это. Ее пугает сила чувств, которые могли толкнуть на совершенное Маршалл, и девушке почему-то не верится, что дело лишь в пресловутой ревности. Тонкая ладонь опускается на металлическую ручку, и Ева делает осторожный шаг, переступая через порог. Хэйли сидит прямо перед камином, подтянув к груди бедра, и ее лицо не выражает никаких чувств. На бледных щеках нет и следа слез, а в глазах только пустота. Ева прикусывает губу, подходя ближе, и когда она, наконец, решается заговорить, ее слова звучат совсем тихо. — Я… — Пришла полюбоваться поверженной соперницей, птичка? — перебивает ее насмешливый голос Хэйли, который становится неожиданно высоким, — я была о тебе лучшего мнения. Маршалл оказывается с ней рядом так быстро, что Ева не успевает даже вскрикнуть, когда ее пальцы стискивают шею, не позволяя сделать ей и вздоха. — Маленькая дурочка, — почти шипит Хэйли, и ее губы кривятся с безумной улыбке. Ева застывает, видя, как зеленые глаза медленно становятся черными, и молит бога, чтобы это оказалось галлюцинацией, вызванной недостатком кислорода. — Отпусти ее. Голос Элайджи, раздающийся с порога, холоден, как лед. На лице Евы почти помимо воли отражается облегчение, но Хэйли, даже не думает убирать ладонь с ее горла, лишь сильнее сжимая пальцы. — Ну же, волчонок, — мягко просит Клаус, на что Маршалл, стоящая к Майклсонам спиной лишь смеется. — Ты так ничего и не понял, — тянет она, и резким движением разворачивается к братьям, прикрываясь Евой, будто щитом. Клаус столбенеет, видя, как изменяется лицо его любимой. Нежные черты искажает ненависть, которая буквально сочится из ставших черными глаз. И с ужасом он узнает в Хэйли ту, что давно считал побежденной. — Пустая… — Ну, наконец-то, Майклсон, — отзывается та, довольно щурясь, — если бы ты знал, как мне надоело играть с тобой в любовь. Твоя чертова волчица боролась до последнего, не позволяя мне завладеть ее телом целиком. Но теперь все кончено. — Отпусти Еву, — цедит Элайджа, не отрывая взгляда от ухмыляющейся Пустой. — Как мило, — закатывает глаза та, усиливая давление пальцев на девичьей шеи, от чего Ева хрипит, расширяя глаза, — только у меня другие планы. А твоя девка умрет. Я бы сделала это и раньше, но это никчемное тело не дало мне расправиться с ней. Она хочет сказать что-то еще, но в этот миг за спинами Элайджи и Клауса появляются Фрея и Килин, лица которых отражают изумление и страх. — А вот и ты, чертова ведьма, — улыбается Пустая. — Как? — только и может выговорить белокурая колдунья, расширяя глаза, — заклинание подействовало, я уверена. — Ты изгнала меня из тел братьев и сестры, — кивает ее собеседница, — но не убила. Хотя и очень ослабила. Я едва смогла вселиться в это тело. — Я повторю это вновь! — цедит Фрея. — А тебе не жаль эту девочку? — хищно улыбается Пустая, — ее жизнь в моих… Она не успевает договорить, потому что тело Евы начинает светиться голубым светом, который заставляет ее с криком разжать пальцы, отбрасывая девушку от себя. Но странная магия не отпускает Пустую, и синеватый огонь расползается по ее рукам, шее, лицу, пока она вся не начинает пылать. Ева сжимается в комок, пытаясь прикрыться, но сила, сжигающая пытавшуюся причинить ей вред ведьму, сама по себе образует вокруг нее купол, будто защищая. Мощная магия идет из ее груди, и девушка понимает, кто вновь вступился за нее. Ее ладони ложатся живот, пока тело Хэйли корчится от боли, прежде чем библиотеку наполняет нечеловеческий крик, а дальше Еву накрывает спасительная пустота. Она приходит в себя на руках Элайджи, который не сводит с нее нежного взгляда, а его глаза полны гордости. — Что это было? — только и может выговорить Ева, щурясь. — Наша малышка поджарила Пустую, — отвечает вампир, и рядом с ними раздается смех Клауса. — Смотри не лопни от гордости, папаша, — насмешливо произносит он, закатывая глаза, — это лишь присущий Майклсонам инстинкт самосохранения. Ева слабо улыбается, качая головой, и Элайджа запечатлевает на ее губах легкий поцелуй. — А как Хэйли? Она не пострадала? — Не помнит события последних недель, — осторожно начинает вампир, не сводя взгляда с любимой, — но приходит в себя… — Значит, это не она лишила меня памяти? — прикусывает губу Ева. — Выходит, что так, птичка. — Это хорошо, — тихо выговаривает девушка, и смежает веки, — значит, мы можем вернуться домой. Элайджа только улыбается, прижимая ее к себе, и Ева, окруженная его силой, запасы которой их малыш активно пытается восполнить, погружается в глубокий целительный сон.