В лабиринтах памяти. Часть 2

Они оказываются в Новом Орлеане уже ночью, и Клаус долго спорит с кем-то по телефону, прежде чем вернуться к Еве, ждущей его в машине. Напряжение, исходящее от девушки едва ли не искрится в воздухе, и гибрид, несколько мгновений смотрит на нее, перед тем как начать говорить. — Они в старом доме ведьм, во Французском квартале. — Он с ней? — прикусив губу, шепчет девушка, судорожно вздыхая. — Элайджа дал ей слово, Ева. У него нет выбора. — Как и у меня, — выдыхает она, прикрывая глаза, — едем туда. И они едут. Ева невидящим взглядом смотрит в окно, где яркие огни города сливаются в одно сияющее пятно, которое плывет перед ее мутным взглядом, полным слез. Усилием воли, девушка выравнивает дыхание, пытаясь успокоиться. Ей нужно быть сильной. Иначе никак. У них с Элайжей лишь один шанс на счастливое будущее, и его реализация теперь зависит только от нее. Клаус за все время пути не говорит ни слова, лишь изредка бросая быстрые взгляды на свою невестку. Когда они останавливаются у маленького бара на узкой улочке, гибрид поворачивается к сидящей рядом Еве, и его ладонь накрывает дрожащие девичьи пальцы, мягко их сжимая. — Я буду поблизости, — очень тихо говорит он, — ты справишься. Он говорит что-то еще, а девушка только кивает, и на ее лице отражается решимость, когда она выходит из машины, тихо прикрывая за собой дверь. Ева медленно идет к мрачному дому, окна второго этажа которого тускло светятся. Именно там сейчас ее муж. Точнее тот, кем он стал без чувств, и девушка с силой толкает дверь, проходя в темный коридор. Не встречая на своем пути никаких преград, Ева вихрем поднимается по лестнице, замирая у высокой двери, из-за которой слышит звуки льющейся воды. Комната, в которой она оказывается, переступая через порог, совсем пустая. Лишь в темном углу, который едва освещают редкие свечи, стоит широкая кровать, подле которой разбросаны остатки одежды, среди которых Ева с ужасом узнает костюм своего мужа. Она прикрывает дрожащей ладонью рот, стараясь сдержать крик, и в этот момент чувствует позади себя быстрое движение, после которого ледяной голос Элайджи набатом звучит в ушах, заставляя девичье сердце пропустить удар. — Ты зря приехала, Ева. Она резко поворачивается, и замирает, глядя в холодные глаза мужа, в которых лишь недовольство. Это настолько непривычно, так неправильно, что Ева зажмуривается, качая головой, будто пытаясь отогнать видение. Но когда она открывается глаза, стоящий перед ней вампир, на котором из одежды лишь висящее на бедрах полотенце, только щурит глаза, безразлично наблюдая за тем, как она пытается взять себя в руки, чтобы вымолвить хоть слово. — Я люблю тебя, — наконец срывается с ее дрожащих губ. На миг Элайджа замирает, и Ева с надеждой отмечает на его лице легкую тень замешательства, но она тут же исчезает, уступая место ледяному безразличию. — Это очень мило, — с усмешкой отзывается он, вскидывая бровь, — но совершенно меня не интересует. Его слова словно удар в солнечное сплетение, лишают Еву дыхания, убивают своей твердостью и уверенным тоном, которым Майклсон продолжает разрывать ее душу, говоря: — Я не люблю тебя, дорогая. И я рад бы сказать, что мне жаль, но это вовсе не так. — Это не ты… — выдавливает из себя девушка, и делает шаг в сторону мужа, который не сводит с нее холодного взгляда, — прошу, верни эмоции… — О, нет, — щурит глаза Элайджа, — как раз сейчас это я. Тот, кем я всегда был и буду. Первородный вампир. Убийца. Монстр. Все еще любишь меня, Ева? Девушка на мгновение замирает, пораженная тем, насколько безразличен его тон, тем, что сейчас глаза, прежде смотрящие на нее лишь с любовью, абсолютно пусты. И она делает еще шаг, предпринимая последнюю попытку. — Ты — мой муж. И ты любишь меня. Прошу, вспомни об этом. — Ты становишься назойливой, — усмехается вампир, склоняя голову, — хотя, я не прочь, показать тебе как я могу теперь любить. Уверен, Хлоя не будет против, если мы с тобой немного позабавимся, ты ведь в конце концом моя жена, и я лишь исполняю супружеский долг… Ева не успевает сказать и слова, пораженная его словами, когда Майклсон грубо толкает ее на разобранную постель, наваливаясь сверху. — Ты ведь хочешь моей любви? — цедит он, больно сжимая запястья онемевшей от происходящего девушки, которая только смотрит на него, расширив глаза от ужаса, — ты ее получишь! Сильные пальцы с треском разрывают ее свитер, обнажая груди, едва скрывает тонким лифом, и это действует на Еву будто ушат холодной воды. — Отпусти! Нет! Она извивается, пытаясь высвободиться из стальных объятий, но вампиру абсолютно плевать на ее сопротивление. Он до боли стискивает ладонями нежные полушария груди, отчего на девичьих щеках появляются тонкие дорожки слез. И причиной им вовсе не физическая боль, которую Еве приносят его грубые ласки. Мужчина, что сейчас почти насилует ее, раздвигая коленом точеные бедра, и сильнее притягивая ее к себе, одновременно пытаясь сорвать оставшуюся одежду, совершенно точно не ее муж. И не отец Софи. Мысль о дочери добавляет ей сил, и девушка решается на последнюю попытку. Она расслабляется в мужских руках, пока вампир не высвобождает ее запястья, и тогда она обхватывает ладонями его лицо, ловя пустой взгляд. — Элайджа, прошу, — тихо шепчет Ева, глядя в до боли знакомые темно-карие глаза, — я люблю тебя. Давай вернемся домой. Ради нас. Ради Софи. И она целует его. Майклсон отвечает, обхватывая ладонями ее ягодицы, и пробираясь пальцами в девичьи трусики. Ева вскрикивает от того, как его пальцы грубо толкаются в ее лоно, и пытается оттолкнуть мужа, на что тот отстраняется, и, глядя ей в глаза, глухо говорит: — Это так ты меня любишь, жена? Раньше ты текла от одного только касания. И Ева понимает, что проиграла. Она собирает последние силы и бьет Элайджу прямо в грудь. Не ожидавший подобного, вампир широко раскрывает глаза, на миг ослабляя объятья, и девушке хватает этой доли секунды, для того, чтобы вырваться из его рук, вскакивая с кровати. — Ах, ты, непослушная сучка! Ева не успевает достичь двери, когда сильные руки сдавливают ее плечи, грубо толкая к стене. Она отчаянно сопротивляется, но древний вампир намного сильнее, и девушка уже смиряется с тем, что через мгновение будет изнасилована тем, кто был ее мужем, когда слышит низкий женский голос. — Оставь ее, Элайджа! Какого черта тебе далась эта дурочка? Через плечо вампира, Ева видит укутанную в простынь рыжеволосую женщину, которая медленно идет в их сторону, порочно улыбаясь. Нисколько не смущаясь, она отводит руки от груди, позволяя тонкой ткани соскользнуть на пол, и к ужасу Евы прижимается обнаженным телом к мужской спине. — Ты права, Хлоя. Элайджа отступает, отводя руки от Евы, которая медленно оседает на пол, видя как тот, кого на считала мужем, впивается в алые губы ведьмы, кусая их до крови. Время будто замирает, пока они на ее глазах, не сдерживая себя, предаются страсти, и девушка смотрит на них, пока все вокруг не становится размытым от застилающих глаза слез. Последнее, что она слышит — приторно-сладкий голос Керн. — Думаю тебе пора, милочка. Здесь сейчас начнутся взрослые игры. Ева, не помнит, как поднимается на ноги, цепляясь за стену, как пятится к порогу, и как бредет по темному коридору, лишь бы не видеть, как ее муж берет другую женщину, впиваясь клыками в ее шею, а та лишь стонет от наслаждения, направляя его. Она не видит, как эта вакханалия повторяется раз за разом, прежде чем вампир, не удосужившись омыть залитое кровью лицо, забывается сном прямо на багровых простынях, а пальцы Хлои скользят по его плечам, пока алые губы тихо шепчут: — Теперь ты только мой, Элайджа Майклсон. Твоя дурочка-жена не вернула тебе чувств. Да и куда ей против магии, которая никогда не даст это сделать. Мне пришлось обмануть тебя, проводя обряд, но это ради нашего счастья, любовь моя… Это будет моим маленьким секретом, о котором тебе знать совсем не обязательно, ведь нас с тобой впереди ждет столько веселья!