В лабиринтах памяти. Часть 2

Элайджа резко распахнул глаза, не сразу понимая, где находится. Быстрым движением он оторвался от подушки, усаживаясь на смятых простынях, и оглядел темную комнату. Память услужливо восстановила перед его глазами картину вчерашнего вечера, и Первородный почувствовал, как его пальцы почти помимо воли сжались в кулаки. Причиной его ярости, которая только усилилась после ночи, проведенной на куцем матрасе в комнате Себастьяна, было совершенно не подобающее поведение Евы, которая не только наотрез отказалась пустить его в свою спальню, но и назначила свидание другому мужчине. И это после того, как она таяла в его объятьях, позволяя ласкать свое тело. Майклсон стиснул зубы, когда воспоминание о нежных полушариях грудей жены, тяжесть которых он до сих пор ощущал в своих ладонях, накрыли его с головой, отдаваясь тягучим возбуждением в паху. И вампир был уверен, что его желание было взаимным. Маленькая птичка хотела его. Вот только это не помешало ей позвонить Зальцману и договорится с ним о встрече. После их короткой стычки в гостиной, которую прервала Софи, они больше не оставались наедине, а выяснять отношения при дочери Элайджа не решился. Ева же игнорировала его присутствие, разговаривая лишь с Софи, а вскоре и вовсе скрылась в комнате Себастьяна, где демонстративно застелила ему постель, не взирая на испорченный матрас. Желание остаться в доме жены и дочери пересилило опасения возможного дискомфорта, и Элайджа мужественно расположился на бугристом ложе. Утешением ему послужило общество Софи, которая буквально не отходила от отца, рассказывая ему истории из школьной жизни, пока Ева заперлась в своей спальне, не принимая участия в их беседе. А вампира никак не покидали мысли о том, что его жена занята явно не чтением или вышивкой, а готовится к завтрашнему свиданию с другим мужчиной. Мысли о том, каким именно образом Ева может наводить красоту, умащая свое тело, которое, по мнению Элайджи, вовсе не нуждалось ни в каких улучшениях, добавили масло в огонь его помешанного на ярости желания, и вампир понял, что ему срочно требуется холодный душ. Он натянул брюки, и, стараясь не шуметь, вышел за порог комнаты, направляясь в ванную. Однако, его усилия соблюсти тишину, были совершенно бесполезными, потому что вожделенная им душевая кабина уже была занята. И Майклсон замер на пороге крошечной ванной комнаты, не в силах оторвать глаз от тонкого силуэта, едва скрытого от него каплями воды. Ева прикрыла глаза, наслаждаясь процессом, и ее ладони скользили по точеному телу, покрывая его белоснежной пеной. А Элайджа все никак не мог найти в себе силы оторвать взгляда от стройной фигуры, которая совсем не изменилась за время их вынужденного расставания. У нее была все та же длинная шея, тонкие, выступающие ключицы, изящные плечи. Темные глаза опустились ниже, и Первородный судорожно сглотнул, когда его взгляд замер на холмиках налитых грудей, нежные вершинки которых, вызывающе торчали, затвердевшие от струи душа. Но не успел Элайджа перевести взор на округлые ягодицы, когда Ева неожиданно замерла, и резко повернулась в его сторону, почувствовав чужое присутствие. Лицо девушки пошло алыми пятнами, когда их взгляды встретились, и она попыталась прикрыться от жадных глаз вампира, который и не подумал отвести взгляд. Слишком желанным было стоящее перед ним тело, слишком сильно он хотел свою жену, которая уже дрожала от гнева, понимая, что Первородный даже не собирается выходить из комнаты. — Что ты здесь делаешь? Ее голос был похож на шипение, и Элайджа с усилием смог оторваться от изучения налитых грудей, которые Еве совсем не удалось прикрыть правой рукой, и поднять взгляд на девичье лицо. — То же что и ты, птичка, — выдавил из себя он, призывая на помощь весь свой культивируемый веками самоконтроль, — хочу принять душ. — Ты подглядывал за мной! — взвилась девушка. — Можно подумать, я чего-то из этого не видел, — прищурившись отозвался Майклсон, что взбесило Еву еще больше. Вихрем она выпорхнула из душевой кабины, громко хлопая стеклянной дверью, и мигом укуталась в полотенце. Но даже вампирская скорость не позволила ей полностью скрыть свои прелести от тяжелого взгляда Элайджи, на лице которого появилась тонкая улыбка. — Я не буду возражать, если и ты немного поподглядываешь за мной, птичка, — низким голосом проговорил он, и Ева окончательно покраснела, зло сузив глаза. — Ты явно себя переоцениваешь, Майклсон, — прошипела она, и скрылась за дверью ванной комнаты, оставляя вампира в одиночестве. Приняв ледяной душ, который очень слабо справился с последствиями утреннего столкновения с обнаженной женой, Элайджа вернулся в свою комнату. Неохотно, он надел вчерашнюю сорочку, и бросил короткий взгляд на смятую постель. Ему срочно нужно было придумать, как перебраться в спальню к Еве, кровать которой была значительно больше и удобнее. Не говоря уже о том, что в ней спала его обольстительная жена, одного взгляда на нежное тело которой ему хватило, чтобы завестись на все утро. Но для начала нужно было как-то избавиться от Зальцмана. Мрачные мысли вампира нарушил звонкий голосок Софи, которая упрямилась водным процедурам, на которых настаивала Ева. Малышке не хотелось чистить зубы детской пастой, и на лице Элайджи почти помимо воли появилась тонкая улыбка. Его дочь была упрямой, находчивой, не по-детски сообразительной и очень целеустремленной. Словом, настоящей Майклсон, и в этот момент вампир понял, кто будет его союзником в борьбе за сердце Евы. Однако, оказавшись в гостиной, Первородный осознал, что рано радовался. Не сводящая с него пристального взгляда жена была настроена более чем решительно. На ней было простое черное платье, подчеркивающее стройную фигуру, лодочки на каблуках в тон, а гладкие волосы струились по плечам, шелковистой волной. Легкий макияж, оттеняющий бездонные глаза и пухлые губы завершал картину, при взгляде на которую было совершенно ясно одно — его жена не отказалась от мысли идти на свидание с Алариком, и более того — она намерена сразить его наповал. И, исходя из того, как она выглядела, а также слов Зальцмана, по которым Элайджа в их последнюю встречу понял, что он без ума от его жены, у Евы на это были все шансы. Но это было еще не все. Мстительная улыбка коснулась пухлых губ, когда девушка заговорила нарочито мягким тоном. — Ты ведь не против провести день с Софи? После вчерашнего ей лучше побыть дома, а меня ждут в галерее, — и Ева перевела взгляд на дочь, которая после ее слов запрыгала от радости, широко улыбаясь. — Я останусь дома! С папой! Ура! Элайдже осталось только кивнуть, пока его пальцы сжались в кулаки от злости, смешанной с бессилием. Он успел забыть, какой коварной может быть его жена, если ее разозлить. Сейчас она мастерски загнала его в угол, не оставляя ни единого шанса для маневра. — Ты ведь не разучился готовить? — с наигранной улыбкой продолжила Ева, глядя на исходящего злостью вампира, — Софи любит овсяную кашу и яблочное пюре. На ужин можешь запечь цыпленка. Меня не ждите. Буду поздно. Я люблю тебя, детка, веди себя хорошо. И поцеловав дочь в смоляную макушку, она упорхнула, оставляя после себя лишь будоражащий, знакомый Элайдже буквально до боли, запах сирени.