В лабиринтах памяти. Часть 2

— Папа, наш кекс не сгорит? Голосок Софи звенел на всю кухню, пока Элайджа, застыл ледяной статуей, не отрывая взгляда от пейзажа за окном, погруженный в свои мрачные мысли. И, конечно же, он совсем забыл про сладкое тесто, которое они с дочерью поставили в духовку полчаса назад. Первородный повернулся к малышке, которая забавно морщила носик, пытаясь уловить запах подгоревшего десерта, но к счастью, ее опасения были преждевременными. — Думаю, все в порядке, любовь моя, — ласково проговорил вампир, касаясь кончиками пальцев взлохмаченных смоляных локонов, — тебе нужно умыться, ты немного испачкалась. Софи склонила голову, щурясь, а Элайджа аккуратно смахнул с ее маленького носика муку. — Потому что помогала тебе, — важно отозвалась она, улыбаясь, — я давно хотела научиться печь кексы, но мама никак не соглашалась. — О, у твоей мамы есть некоторые проблемы с… кулинарией, — тихо смеясь, проговорил Майклсон, но его лицо тут же помрачнело, когда он вспомнил о жене. Время близилось к вечеру, а от Евы не было ни слуха, ни духа. И Элайдже оставалось лишь догадываться, когда она вернется домой. И вернется ли. Мысль о том, что Ева может остаться у Зальцмана на ночь сводила с ума. Маленькая птичка, пережившая три года боли заслуживала счастья, но представить себе ее в объятьях другого было выше его сил. Потому что Ева была его. Не только женой. Не просто любовницей, от которой он терял голову, сгорая от вожделения. Больше чем другом. Она была смыслом. И сейчас, понимание того, что он теряет ее сжигало сердце. — Мама — хорошая! Ты ее любишь? Стоящая с ним рядом Софи, сжала своими маленькими пальчиками его ладонь, привлекая внимание Первородного. Их дочь, полная копия жены, не сводила с него внимательных черных глаз, ожидая ответа. Элайджа уже давно понял, что их малышка, не смотря на свой возраст, понимала все происходящее не хуже взрослых, и уж конечно, от нее не укрылось напряжение, царящее между родителями. — Ты любишь маму? — повторила вопрос Софи, нетерпеливо сводя тонкие бровки. — Очень люблю, детка. Ответ совался с мужских губ сам собой. Потому что это было правдой. Он безумно любил Еву. Вот только этого было мало. Впрочем, Софи считала иначе. Услышав его ответ, она довольно улыбнулась, и проговорила с заговорщицким видом: — Мама тоже тебя любит, но сердится. Вы должны помириться! — Боюсь, что все не так просто, любовь моя, — качая головой, отозвался Элайджа, — ты еще не знаешь, какой упрямой может быть твоя мама… — Но она добрая, — сузила глаза Софи, не сводя с отца пристального взгляда, — и простит тебя, если ты попросишь прощения. Я всегда так делаю. — Мне кажется, кекс уже готов, — нарочито весело проговорил Майклсон, переводя тему разговора, — проверишь? — Да! — радостно воскликнула Софи, и ее внимание переключилось на подрумянившийся десерт. Отдав дань угощению, малышка позвала отца играть в свои любимые шашки, и совсем скоро она начала зевать, прикрывая свой ротик маленькой ладошкой. Немного погодя Софи перебралась к Первородному на колени, и, прижавшись к его груди, незаметно уснула, увлеченная рассказами Элайджи об их семье. Поняв, что дочь спит, вампир взглянул в окно. На Мистик Фоллс опускались сумерки, и стрелка часов стремительно поднималась все выше, а Ева так и не вернулась. Стиснув зубы, Элайджа призвал на помощь весь свой самоконтроль. Ревность бурлила в нем, и только спящая на руках Софи, удерживала его от того, чтобы начать крушить все вокруг. Ему срочно нужно было выпить. Очень осторожно он поднялся на ноги, бережно удерживая дочь, которая тихо посапывала, уткнувшись ему в грудь. Преодолев расстояние до спальни, Майклсон аккуратно опустил Софи в ее маленькую кроватку, и прикрыл малышку пледом. Запечатлев нежный поцелуй на румяной щечке, вампир, последний раз взглянул на дочь, которая во сне выглядела как настоящий ангел, а после вихрем оказался в гостиной, надеясь, что у Евы имеется бар. Вскоре его поиски увенчались успехом, и Элайджа сделал большой глоток прямо из початой бутылки бренди, после которого терзающий его гнев немного стих, но Первородный понимал, что этого мало. Прихватив с собой золотистый напиток, вампир опустился на диван, прикрывая глаза. Бутылка наполовину опустела, когда он услышал тихий скрип, и через мгновение в гостиной появилась Ева. На секунду Майклсон замер, не в силах отвести взгляда от жены, черные глаза которой подозрительно блестели. Но это сияние не было следствием любовных игр. Ее шелковистые волосы лежали, как и утром, волосок к волоску. На платье не было ни единой складки. И все же она пришла ночью. Пришла со свидания с чертовым Зальцманом, едва уловимый запах которого Элайджа ощутил, напрягая свое обостренное обоняние. Волна ярости накрыла его, застилая глаза. Он сам не понял, как оказался рядом с Евой, грубо выкручивая тонкие запястья. — Довольна, птичка? — хрипло процедил вампир, сдавливая нежную кожу, — твой стареющий Охотник оказался хорошим любовником? — Это не твое дело, — сузила глаза Ева, пытаясь оттолкнуть Первородного от себя, — я ведь не спрашиваю о талантах рыжей шлюхи, обслуживающей тебя последние три года? Она тяжело дышала, едва сдерживая гнев, и Элайджа ощутил исходящий от жены легкий запах бурбона, который он прежде даже не заметил, увлеченный лишь поисками следов своего соперника. — Ты еще и напилась?! — Кто бы говорил! — окончательно разъярилась Ева, — добрался до моих запасов? От тебя за версту разит коньяком! — Я — мужчина! — Ты — кобель и изменщик, который не пропускает ни одной юбки! — А ты — маленькая потаскушка, которая только и ждет, чтобы раздвинуть свои ножки, — глухим от ярости голосом отозвался Майклсон, грубо притягивая жену к себе, — я спал с Хлоей, да. Но у меня не было чувств! А какое оправдание у тебя? — А у меня три года не было секса! Ева замерла, понимая, какие именно слова сорвались с ее губ в порыве гнева, и на несколько секунд в комнате воцарилась полная тишина, прежде чем Элайджа, на щеках которого от напряжения заиграли желваки, поднял на застывшую девушку почерневший взгляд, и произнес обманчиво мягким голосом: — В таком случае, самое время мне исполнить свой супружеский долг, птичка. И, совершенно не церемонясь, он подхватил все еще не пришедшую в себя Еву на руки, перекинул ее через плечо и направился в спальню.