В лабиринтах памяти. Часть 2

Ева не успевает сказать и слова, прежде чем они оказываются в маленькой спальне Себастьяна, где она вчера с замиранием сердца готовила ложе для мужа, который теперь резким движением бросает ее на смятые простыни, нависая сверху. — Хотела потрахаться, птичка? — глухо цедит Элайджа, и его пальцы подхватывают низ черного платья, задравшегося на бедрах, — нужно было просто сказать. — Отпусти! — шипит Ева, пытаясь приподняться на локтях, — я не хочу тебя! Не обращая внимания на ее слова, вампир с силой тянет в стороны подол платья, и тонкая ткань сдается под его напором, с треском разрываясь до самой талии. Ева застывает, видя, как Первородный жадным взглядом изучает ее ноги, пока его взор не останавливается на тонких трусиках, едва прикрывающих промежность. Темные глаза обжигают, и девушка физически ощущает каждое их движение, от которых низ живота заливается жаром, и в этот миг тело предает ее, разводя шире дрожащие бедра. Элайджа шумно выдыхает, следя за движениями девичьих ножек, которые едва заметно расходятся в стороны, позволяя ему видеть больше. Он не делает и попытки прикоснуться к тонкой ткани, не смотря на то, что хочет этого почти до боли, и продолжает просто смотреть, скользя взглядом по телу жены выше, достигая пылающего лица. Ева тяжело дышит, ее глаза совсем мутные, и когда их взгляды встречаются, ее маленький язычок проходится по пересохшим губам, окончательно сводя Элайджу с ума. Не отрывая взора от лица жены, он накрывает ладонью низ девичьего живота, сминая тонкие трусики, и срывая их с точеных бедер. Мужские пальцы едва касаются лепестков горячей плоти, совсем влажных от любовных соков, и Майклсон, на лице, которого расцветает дьявольская улыбка, тихо говорит: — Не хочешь, значит? Ева дрожит от желания, которое совершенно очевидно для них обоих и все же не желает сдаваться, отчаянно мотая головой. — Не хочешь? — повторяет вопрос Элайджа, заглядывая в мутные черные глаза, в то время как его пальцы скользят по пылающей промежности, достигая набухшего бугорка. Вампир слегка давит на него, откровенно дразня жену, которая сильнее стискивает зубы, едва сдерживая стоны наслаждения. — Не хочешь, птичка? Ева задыхается, ее лицо совсем алое, и все же она качает головой, не желая признавать поражение. И тогда, мужские пальцы наполняют тесное лоно, и Майклсон, склоняется ниже, так что их лица почти соприкасаются, пока он быстро двигает ладонью, входя вновь и вновь в дрожащее тело, которое давно предало свою хозяйку, сдаваясь на милость победителя. Точеные бедра начинают подаваться навстречу, и Элайджа шепчет прямо в пухлые девичьи губки: — Скажи, птичка. Скажи, или, черт возьми, я… — Просто заткнись, Майклсон, — перебивает его Ева, и на лице вампира появляется тонкая улыбка, — заткнись и сделай это. — Сама напросилась, — едва слышно отвечает вампир и подается вперед, накрывая властным поцелуем приоткрытый рот жены, которая пылко отзывается на его ласку, обвивая руками мужскую шею. Их поцелуй никак нельзя назвать нежным. Ева кусает губы Элайджи, стонет ему прямо в рот, потому что он и не думал прекращать ласкать пальцами влажные складки кожи между точеных бедер, нарочито медленно толкаясь в жаркое лоно. Девушка выгибает спинку, закидывая голову назад, и вампир, оторвавшись от ее губ, окончательно уничтожает ее платье, потянув в сторону края скромного декольте, обнажая часто вздымающиеся груди. Майклсон отводит в сторону чашечку лифа, и его губы накрывают нежный сосок, который твердеет от каждого движения мужского языка. Еву начинает трусить, и она едва находит в себе силы, чтобы оттолкнуть мужа, который замирает напротив нее с полными непонимания глазами и тихо прошептать: — Раздевайся. Быстро. Элайджу не нужно просить дважды. Он вихрем поднимается с кровати, и его черный костюм, сорочка в тон, а также нижнее белье в мановение ока оказываются на полу, и Ева скользит глазами, по телу Первородного, ослепительному в своей мужественной красе, пока девичий взгляд не останавливается на его напряженной плоти. Вампирская память безупречна, и Ева помнит тело Элайджи во всех мелочах, но сейчас она вновь замирает, пораженная тем, насколько ее муж потрясающе хорош. Она поднимает ладонь, прикасаясь к его груди, и Майклсон прикрывает глаза, наслаждаясь ее несмелой лаской. А потом, он обхватывает тонкое запястье, и тянет жену на себя, заставляя встать рядом. Очень быстро он освобождает ее от остатков одежды, и через мгновение их обнаженные тела соприкасаются, а губы находят друг друга, сливаясь в жадном поцелуе. Элайджа грубо стискивает округлые ягодицы, слегка приподнимая Еву, которая обхватывает ножками его торс, и муж вихрем оказывается у стены, прижимая к ней обвившую его шею тонкими руками жену. — Я люблю тебя, птичка, — шепчет он, на миг отрываясь от пухлых губок, — люблю больше всего на свете. Девушка не сводит с него мутных от желания глаз, подаваясь вперед, и с ее уст срывается единственное слово: — Докажи. Майклсон замирает всего на миг, позволяя себе тонко улыбнуться, после чего он обхватывает ладонями точеную попку жены, и слегка подается вперед, насаживая Еву на свою плоть. Слияние их тел, вызывает у девушки глухой стон. Элайджа чувствует насколько она тесная, и ему стоит больших усилий удерживать под контролем свое желание, позволяя жене привыкнуть к чувству наполненности. Но ей кажется этого совсем не нужно. Ева приподнимается, подтягиваясь на руках, стараясь как можно глубже опуститься на его член, ускоряя движения. И Первородного будто накрывает оглушающей волной, заставляющей забыть обо всем на свете, кроме нежного тела жены, в которое он начинает вбиваться резкими толчками, сильнее стискивая девичьи ягодицы. Стоны Евы, которыми она встречает каждое его проникновение, звучат в ушах Элайджи самой прекрасной музыкой. Первородный чувствует, что совсем близок к грани, и его ладонь скользит между их соединенными телами, замирая на влажных складках кожи, плотно обхватывающих его член. Вампир замедляет темп, и его пальцы проходятся по пылающей промежности, останавливаясь на чувствительном бугорке, который он начинает ласкать, в ритм движений внутри обжигающего лона. Он забывает о собственном удовольствии, видя перед собой лишь лицо Евы, которая задыхается от экстаза, наслаждаясь их близостью. По хрупкому телу проходит волна крупной дрожи, и она до крови прикусывает губу, сдерживая крик. Его жена кончает, сжимая тесным лоном напряженный член, и Первородный делает еще несколько мягких толчков, раскрывая для нее новые грани блаженства. Ева задыхается, выгибаясь в судороге сильнейшего оргазма, и тогда Элайджа отпускает себя, достигая пика, пока его плоть сжимает пульсирующее лоно жены. Несколько секунд они оба молчат, пытаясь перевести дыхание, прежде чем девушка поднимает на мужа затуманенный взгляд, и с пухлых губок срываются тихие слова: — Я ненавижу тебя, Элайджа Майклсон. Вампир застывает, пораженный фразой жены, но она не дает ему сказать и слова в ответ, продолжая: — Я ненавижу тебя, за то, что несмотря ни на что, так и не смогла разлюбить. За то, что желаю тебя. Только тебя. За то, что хочу быть с тобой. На пару минут в комнате воцаряется полная тишина, пока Первородный изучает жену, чье лицо постепенно проясняется, и через мгновение она хитро щурит глаза, кусая пухлые губки. — И у тебя есть одна возможность заслужить мое прощение. На лице Элайджи появляется широкая улыбка, когда он подается вперед, теснее прижимая любимую к стене. — Это будет сложно, моя ненасытная птичка, но я готов. Здесь? Или продолжим в постели? И Ева тихо смеется, прикрывая глаза. Больше в эту ночь слов им не требуется.