***
Юн купил муки, риса, пшена, овощей, ибо Ик-Су всё давно проел, и в доме у него было шаром покати. А ещё материи, чтобы сшить одежду, так как Йона и Зено до сих пор разгуливали в форме храмовых служек. Хорошо, что Зверь раздобыл денег, на которые можно было всё это купить. Когда с покупками более-менее разобрались, Юн живо распорядился: Зено он отправил за Ик-Су, который что-то, по его мнению, задерживался, Хака — на охоту, ибо неплохо было бы раздобыть мяса, а Йону… Йона пусть сидит и наблюдает. Девушка было возмутилась. Она хотела, вот прямо сейчас идти тренироваться так, как научил её Зверь, хотя всё тело, по её признанию, у неё болело. Хак её начал отговаривать, резонно заметив, что на голодный желудок ни одна тренировка не будет успешной. К тому же, он на данный момент отправляется на охоту, кто за ней приглядывать-то будет? Йона на это возразила, сказав, что за ней нет нужды присматривать. Она справится. — Нисколько в этом не сомневаюсь. Но я хотел показать тебе, кое-что ещё интересное, — со вздохом сожаления сказал Хак. Это сработало. И так пламенные очи девушки вспыхнули ещё ярче, разгоревшись неподдельным любопытством и азартом. На том и порешили. И Йона послушно уселась на нижнюю ступеньку крыльца домика Ик-Су, на которую Зено уже успел заботливо подложить мягкую сидушку. И вот, когда все разошлись по своим делам, Юн принялся за завтрак, готовя его на костре, снаружи хижины, — ибо он так обычно и делал в тёплое время года, и в ясную погоду, — попутно занимаясь готовкой лечебного отвара. Помимо всего прочего, он также прикупил кое-каких трав, таких как зверобой и тысячелистник. Йона какое-то время чинно сидела на месте, греясь на солнце и внимательно наблюдая за всеми действиями Юна. — Юн, я могу тебе чем-нибудь помочь? — вдруг спросила девушка, подойдя к мальчику, чуть пошатываясь, на негнущихся, натруженных ногах. Лицо её при этом было весьма напряженным, что говорило о том, что она мужественно терпела мышечную боль, и старалась её не выказывать. Юный лекарь приподнял одну бровь: — Зачем? Не нужна мне помощь. Лучше отдыхай, Йона. И ещё, я советую тебе, сегодня не заниматься своими стран… вернее, не тренироваться: в твоём состоянии тебе не следует переутомляться. — Нет, тренироваться я сегодня буду, — тихо, но словно отрезала, сказала девушка. — Но дело не в этом: я вдруг осознала, что в сущности, ничего не умею, Юн. Без вас я… пропаду. Я совершенно бесполезна. Поэтому, предлагая свою помощь, которую таковой даже назвать нельзя, я хотела бы чему-нибудь научиться у тебя, у человека, который умеет так много. Я тебе это ещё не говорила, но сейчас скажу: Юн, ты просто невероятен! Юн едва не выронил плошку, в которой размешивал и молол пучки трав, чувствуя, что его губы самопроизвольно расплываются в самодовольной улыбке. Но, справившись с собой и придав лицу типичное хмурое, чуть надменное выражение, мальчик решил сказать Йоне тоже что-нибудь приятное, а делал он это, вообще-то, нечасто: — Ты вовсе не бесполезная, хотя не умеешь ни стирать, ни шить, ни готовить. Одно твоё умение потрясающе сражаться много стоит. — Потрясающе сражаться… — эхом отозвалась она, и тут… До этого лицо девушки было виновато-просящим с толикой грусти, сейчас же лик её словно окаменел, а взгляд провалился внутрь, и в её чарующих глазах мелькнуло что-то такое, что сделало её не только выше и сильнее, но и гораздо старше. Сердце Юна на мгновение остановилось… — Что может быть «потрясающего» в умении убивать людей? — спросила Йона, глядя на юного лекаря невидящим взглядом, ибо создавалось такое впечатление, что задавала этот вопрос она не ему, а самой себе. — Хотя без этого, полагаю, никак, и с этим ничего не сделаешь. Ведь Он не смог… А я не смогу тем более. Тут уголки её бледно-розовых, скорбно поджатых губ, чуть приподнялись в горьковатой полуулыбке, а выражение лица смягчилось. Йона обхватила себя за плечи… Юн перевёл дух. Порой он совершенно забывал, кем являться эта девушка, воспринимая её, как очередную пациентку. — Йона, помоги-ка мне толочь эти травы, а я пока посмотрю, что там с нашей похлёбкой.***
Вскоре вернулся Зено и Ик-Су, а затем Хак с парой кроликов. Священник опять был, как и вчера, помятым и грязным, словно его долго и упорно валяли по земле. Юн, закатив глаза, отсчитал его, как ребёнка, и начал гнать его, прежде чем приняться за трапезу, привести себя в порядок. Став в очередной раз свидетелями этой весьма своеобразной сцены — казалось, что не священник приютил Юна, а наоборот — Громовой Зверь по доброму усмехнулся, Зено прыснул в ладонь, а Йона, как всегда прислонив голову к плечу Хака, что уселся рядом, широко улыбнулась. Отшельник, выслушав гневную тираду Юна с видом нашкодившего ученика, заметил это, и радостно воскликнул: — Рад видеть вас в бодром расположение духа, Принцесса Йона! Вы выглядите весьма воодушевлённой! — И это было правда: ведь Юн согласился, покуда они здесь, учить её всему тому, что сам знает. Пока готовился завтрак, он ей рассказал много чего интересного про лечебные травы, и даже научил различать некоторые из них. — И простите меня за вчера: это я должен бы вас утешать. Дело в том, что Ик-Су давеча, слушая печальную историю Йоны очень много плакал, и ей то и дело приходилось прерывать свой рассказ, ожидая, когда священник более-менее возьмёт себя в руки. — Всё нормально, Ик-Су! Это лишь значит, что у тебя очень доброе и нежное сердца. — Даже слишком нежное, — вполголоса пробормотал Хак, искренне недоумевающий, как подобный, совершенно неприспособленный к жизни, человек продолжает до сих пор коптить небо этого жестокого и несправедливого мира. — И Ик-Су, я же просила не называть меня принцессой, — сказала Йона, пропустив замечание Хака мимо ушей. — Ох, я запамятовал! Но… я всё-таки так не могу! — Ик-Су! — раздался грозный возглас Юна, чьё терпение в отношении своего приёмного отца было весьма ограниченным. — Если так и будешь, вместо умывания, стоять здесь и болтать, останешься без завтрака! — А-а, прости! Но… как же приятно слышать раздраженного Юна! — Священник расплылся в абсолютно счастливой улыбке, молитвенно сложив перед собой руки. — Издеваешься, что ли, глупый священник! — Всё. Хрупкое терпение юного лекаря лопнуло и разлетелось на тысячи осколков, да так, что Зено, вертевшийся рядом, предпочёл отойти от него подальше. Он начал тыкать пальцем в отшельника: — Я ещё не простил тебя за то, что ты разнёс весь дом, из-за того, что «просто» споткнулся. Ты без меня ничего не можешь сделать! Ты — ходячая проблема! Отправляйся на небеса! Ик-Су, в притворном испуге попятившись, торопливо помчался к бочке с водой. Юн, переведя дух, принялся за раздачу пищи. — Кстати, Зверь, — сказал мальчик, подавая тому его порцию, — ты не забыл, что я просил починить крышу, которую этот недотёпа умудрился как-то проломить? — Нет. Вот поем — займусь. Йона встрепенулась, и хотела было робко спросить о их тренировке и новых техниках, но прикусила язык. Всё-так, крыша — это очень важно, да и Юн, похоже, попросил об этом Хака, пока она спала. Новые техники могут подождать, а потренироваться она может и самостоятельно. — Ах, да! — вспомнил Хак. — Сначала с Йоной потренируемся — всё равно это много времени не займёт, а потом примусь за починку. Девушка вспыхнула: он не забыл! Но… что значит «всё равно это много времени не займёт»? Она опять решила это вслух не спрашивать, но Хак словно прочтя её мысли и скосив на неё взгляд, объяснил: — Мы вчера тоже немного времени на это потратили, а сегодня у тебя тем более мышцы тела натружены, и лучше ты бы отдохнула, но ты кое в чём права: железо нужно ковать пока горячо. Как же… он хорошо её понимает! Йона хотела тотчас же отыскать его руку и сжать её, но сейчас они оба были заняты трапезой, и поэтому ей ничего не оставалось, как теснее прижаться к его боку. Юн, глядя на них, состряпал на лице недавно им изобретённое, но очень выразительное выражение — «ох, уж эта сладкая парочка!», и вздохнул: — Да уж, пусть лучше Йона тренируется под твоим присмотром Зверь, чем одна. Только, смотри, не перенапрягайся! — возвысил голос мальчик, обращаясь к невольно вздрогнувшей девушке. — После тренировки живо ко мне на осмотр.***
Хак был прав: тренировка не задалась. Йона с большим трудом сделав пару упражнений, а затем обессиленно повисла на его руках, что вовремя её подхватили. Она дышала так, словно взбиралась в очень крутую гору; волосы потемнели от пота, что обильно струился с её висков. Одежда девушки пришла в беспорядок, и ворот распахнулся, обнажив белоснежную шею и чуточку ложбинку на груди, куда стекал бисеринки пота. Громовой Зверь чуть было не слизнул их, вовремя вспомнив о её утренних слезах. Тогда он, похоже, перегнул палку: просто Йона, обняв за шею, так посмотрела, что на него зашло затмение. — Хак… отпусти. Я могу… продолжать, — упираясь ладонями ему в грудь, пробормотала она. — А по-моему — не можешь. Юн велел тебе не перенапрягаться. Так что, давай, закругляемся. Вопреки его ожиданиям, Йона не стала возражать, не решившись ослушаться наказа её личного лекаря. Поудобнее пристроив девушку на руках, Хак направился к дому Ик-Су. — Действительно, что-то быстро, — сказал Юн, увидев как парочка возвращается, уже вовсю занимающийся пошивом новой одежды для Йоны. И чуть тише, добавил: — Опять её на руках тащит… У неё так ноги отнимутся. Но Хак всё прекрасно расслышал: — Завидуй молча, Юн. — Ч… Что?! Пока мальчик возмущался и боролся со своим смущением, Хак попросил бездельничающих Зено и Ик-Су разжечь костер, дабы согреть воды для Йоны, чтобы она могла искупаться. Девушка удивилась: — Зачем? Конечно, мне стоит помыться, но я могу и в ручье, что за домом. — Ты можешь простудиться. — Но… сейчас же так жарко. — Зверь прав. — Юн, наконец победив вспышку, что залила его щёки румянцем, принял деловитый вид и подошёл к девушке, что уже стояла на земле, но продолжала одной рукой цепляться за Хака. Мальчик пощупал ей лоб, проверил пульс, и зачем-то велел показать язык. — Из-за перепадов температуры, ты можешь простудиться. А простужаться в твоём состоянии сейчас крайне нежелательно. Сказано — сделано. Когда более-менее согрели воды и налили её в бочку, которую отгородили простынёй на верёвке для сушки белья, Йона, наконец, неловко устроившись в своей своеобразной ванне, опустилась в меру горячую воду. Юн ей вручил мыло и полотенце, а вот мочалки у него не было. И поэтому ей пришлось намыливать себя ладонями. Пока она мылась, Хак пошёл чинить разнесчастную крышу, а бездельничающего Зено Юн послал наловить рыбы на обед, пока он занимается пошивом платья для девушки. Единственный, кто оставался без дела, был Ик-Су. Он, присев рядом с ширмой, за которой была Йона, завёл с ней беседу. Вообще-то, они уже успели всласть поговорить ещё вчера, хотя ясности, что такое Великая Ночь, разговор со святым отшельником не добавил. Как и положено пророку, он говорил об этом весьма туманно и намёками. Зато о остальных воинах-драконов она почерпнула от него куда больше полезной информации. Йона прижала ладошки к груди, где болезненно сжалось сердце: так хотелось как можно быстрее их увидеть! — Сколько вы ещё намерены пробыть здесь, Принцесса Йона? — вдруг спросил Ик-Су. Опять он… Ладно, пусть обращается так, как нравиться. Девушка погрузилась в воду до подбородка: — Ещё дней пять, наверное. У Хака есть одно небольшое дело в какой-то деревне неподалёку. Возможно, ему придёт весточка из его клана… Да и я ещё не окрепла. — Я буду молить Небо, чтобы с кланом господина Хака всё было хорошо! Буду молить его о вашем скорейшем выздоровлении. Йона чуть приподняла уголки губ. Небо… Оно может и не услышать. Ведь оно такое далёкое. Но сказала она всё же следующее: — Я тоже молю Небо об этом. Уже на протяжении нескольких дней. Но… я не очень-то верю в действенность своих молитв. Может у тебя, Ик-Су, всё получится. — Принцесса Йона, вы ошибаетесь. Уж кого-кого, но вас Небо услышит. Ведь оно любит вас. Девушка с трудом подавила горький смешок. Этот святой, мудрый человек почти ничего не знал о Дитя Зари, «выкидыше Небес». Она упомянула о нём лишь вскользь, решив не вдаваться в подробности, — ибо не хотелось кое-кого опять тревожить, — ссылаясь, что память о нём её уже подводит, что было почти что правдой. Да, она не помнила уже ничего конкретного, зато Его чувства очень даже хорошо, ибо они до сих пор в ней остались, пусть и жалкие остатки. Горечь, гнев, скорбь и отчаяние… — И Дитя Зари Небо тоже любит. Пусть он думает и иначе. Йона подскочила, расплескав воду, но, взяв себя в руки, опустилась обратно. Должно быть, Юн решил восполнить пробелы в знаниях своего приёмного отца. — С вами всё в порядке? — обеспокоенно осведомился священник. — Всё хорошо. Небо любит Дитя Зари? Возможно… Иначе оно не стало бы посылать в помощь воинов-драконов, но это была… медвежья услуга. Воины- драконы — это не то, чего когда-либо Он желал. Вспомнив горькую участь Зено, Йона опять почувствовала непрошеные слёзы на глазах, хотя сейчас плакали они оба. Она прижала ладошки к глазам, прикусив губу… Ик-Су, почувствовав неладное, решил перевести тему в иное русло: — Я так счастлив, что вы пробудете у меня в гостях так долго, но у меня есть к вам одна просьба, Принцесса Йона. — К… Какая? — Я хотел бы, чтобы взяли с собой Юна.***
Этой ночью Юну приснился сон о прошлом. О печальном прошлом, где мир черен и полон смерти, где он совсем одинок. Но затем в этот чёрный и одинокий мир, восходом солнца, врывается Ик-Су… Юн проснувшись, как обычно, раньше всех, с досадой обнаружил мокрые дорожки на щеках, и… физиономию Ик-Су. Тот подложив ладонь под щёку, спал совсем рядом, и его одеяло почему-то было на Юне. Мальчик подскочил, с трудом подавив желание заехать ему по лицу, но… передумал. На чём свет кляня про себя глупого священника, он вернул ему одеяло, укрыв, и осторожно, дабы никого не разбудить убрал свою постель. Нужно уже идти готовить завтрак, и, наконец, дошить одежду для Йоны. Невольно задержался на «чёртовой сладкой парочке» — они лежали лицом к лицу, и даже во сне не разнимали рук… Мальчик быстро отвёл взгляд, чувствуя, что его щёки начинают пылать, и ощущая где-то глубоко в сердце укол неуместной зависти. В чём-в чём, в этом Зверь был прав… Они уже четвёртый день гостевали у Ик-Су, и вскоре должны были отправиться в путь, на поиски воинов-драконов, благо этому уже вроде ничего не препятствовало. Хак уже успел на сутки пропасть — он всё-таки получил весть из своего клана, и судя по всему никакой беды не случилось. По крайней мере, пока… В отсутствии Громового Зверя, Йона не находила себе места от тревоги, ибо Хак опять не взял с собой Зено, что было, в общем-то, понятно: кто кроме Жёлтого Дракона, если что, защитит её. Девушка так переживала, что даже забросила свои тренировки и потеряла аппетит, и Юну пришлось чуть ли не насильно её кормить. Но вот вроде всё обошлось, да и Йона уже, более-менее, окрепла… Юн, разжигающий костёр, поймал себя на грустном вздохе. Всё-таки, он успел привязаться к этой компашке: к бессмертному и крайне прожорливому Зено, к Зверюге, которого порой хотелось прибить за его шуточки, и, разумеется, к Йоне. К ней, возможно, даже больше всех… Юн едва не выронил котелок, и помотал головой, отгоняя смущающие мысли. — Юн, доброе утро! — Мальчик от неожиданности чуть было опять не вылил на себя содержимое котелка, и переведя дух, гневно зыкрнул на Ик-Су: — Не надо так подкрадываться! — Прости меня. Но, видя, что ты уже не спишь, я хочу, наконец, сказать тебе то, что до сей поры откладывал. Юн невольно подобрался. Этот недотёпа сейчас бы так серьёзен… Такое нечасто увидишь. — Я хочу, чтобы ты пошёл с Принцессой Йоной, и помог ей отыскать драконов. Юн, повесил котелок на жердь, и быстро подойдя к Ик-Су, схватил его за ворот: — Ты хочешь, чтобы я пошёл с ними?! Ик-Су остался спокоен: — Юн, ты должен уйти. Опять. Чтобы помочь Принцессе и её спутникам. Злость, что тенью закрыло лицо Юна, сошла так же быстро, как и появилась, и он отстранился, но не отпустил одежду священника: — Что за шутки?! — Не здесь твоё место. Ты должен увидеть мир. Этот человек… Его белобрысая чёлка, что всегда закрывала пол-лица, разошлась, и мальчик увидел его глаза: они были необычайного тёмно-малинового оттенка, но больше на данный момент приковывал к себя взгляд ни этот изумительный, редчайший оттенок, а их выражение — твёрдое, непреклонное. Это глаза человека, что настоит на своём во чтобы то ни стало… Юн знал эту черту в Ик-Су, хотя она и проявлялась в этом неизменно мягком, не от мира сего человеке, чрезвычайно редко. Пальцы Юна разжались, и он отпустил его. — Ик-Су… А как же… Как же ты? — Не волнуйся, Юн. Мне без тебя очень славно жилось! — Ах, ты!!! — вскипел мальчик, сжав кулаки и скрепя зубами. — И я вижу, Юн, что ты очень привязался к этим людям. Ты будешь тосковать по ним. Да и они по тебе. Принцесса Йона чрезвычайно обрадовалась, когда я это ей предложил. Это подействовало на Юна, как ушат воды. Он покраснел: — П-правда? — Да, — с улыбкой заметив это, кивнул Ик-Су. — Хотя она тоже начала беспокоиться обо мне, но больше о тебе: захочешь ли ты этого сам? Захочешь ли ты разделить вместе с ней тяжесть и опасность предстоящего пути? Спросить этого сама Принцесса Йона не решилась… Юн промолчав, отвернулся, и подошёл к костру и подбросил хвороста. — Так что же, Юн? — спросил священник, глядя на его согбенную спину. — Дай мне время подумать! А потом… посмотрим. И хотя Юн так сказал, в глубине сердце он для себя всё уже решил.