Школа варваров

От неожиданности - он не знал, что его друг начал изучать немецкий - Геллерт моргнул, разглядев сквозь ресницы нацеленную на него лукавую усмешку. Быстро собравшись, парировал ответной: - Das passt mir ausgezeichnet. [2] Потом посерьезнел, напирая многозначительной интонацией: - Полагаю, это очевидно, что мое расположение и дружба стоят дорого. Альбус серьезность отверг, заговорил как-то вовсе легкомысленно: - И какое же сокровище мне предложить взамен? Геллерт подумал, что он прав, и лучше впрямь немного подурачиться, впереди у них достаточно серьезных дел по перекройке мира. - Философский камень, - весело ответил он и вытянул руку. - На меньшее я не согласен, так что извольте вручить, сударь. Несмотря на договоренность, его язык пока не освоил новое обращение на «ты». Альбус рассмеялся беззвучно, искристое эхо в его глазах - громогласно. Внезапно произнес нараспев, точно заклинание: - «Им не понять, как детям малым, Что счастье не влетает в рот. Я б философский камень дал им, - Философа недостает». Геллерт изумленно на него воззрился: - Вы сочиняете стихи? Дамблдор покачал головой: - Даже не пробовал. Мне хорошо известна область моих талантов. Это произведение одного из самых выдающихся сынов вашей страны Иоганна Вольфганга Гете. - Неодобрительно цокнул языком. - Как не стыдно не знать? - Маггл, должно быть? - предположил Геллерт, не зная, стоит ли обижаться на то, что ему попеняли на невежество. - Совершенно верно, - сказал Альбус. Искристый взгляд приобрел особую остроту, даже цепкость: - Вы же, в отличие от некоторых волшебников, охваченных манией чистой крови, не станете отрицать… - Не стану, - поморщившись, оборвал Геллерт. - Во-первых, я не охвачен подобной манией, во-вторых, уверен, что высокие искусства не зависят ни от крови, ни от волшебства. - С последним позволю себе не согласиться, - загадочно промолвил Альбус и мягко улыбнулся. - Знаете, как и любовь… Поперхнувшись словом, смутился и вспыхнул до корней волос. Натужно закашлялся. - Впрочем, я вряд ли я могу рассуждать об этом предмете, - произнес он каким-то жестяным голосом, пряча заалевшее лицо под завесой волос. - Что я о нем знаю? «А что я о нем знаю?» - спросил себя Геллерт. Ничего. Ровным счетом ничего. Он бы послушал рассуждения Альбуса Дамблдора. Но тот заперся в молчании и возил взглядом по страницам книг с преувеличенной сосредоточенностью. Геллерт желал разговора. А он привык получать то, что хотел. - Черт с ней, с любовью, расскажите о Гете, - потребовал он. - Что за произведение вы цитировали? Там упоминается философский камень, значит, оно посвящено магии? Дамблдор с заметным облегчением поддержал смену темы. - Да, магии, но это далеко не все в поэме. В ней говорится о противостоянии светлого и темных начал в человеке. В основу истории легла старинная легенда о докторе Фаусте, чьим прообразом послужил один греческий колдун, который… - Легенда? - возмущенно перебил Геллерт. - Oh mein Gott! Фауст, безусловно, легендарен, но существовал на самом деле. Легендой, то бишь выдумкой невежд и магглов, следует считать книжку шестнадцатого столетия под названием «История о докторе Фаусте, знаменитом волшебнике и чернокнижнике», которую настрочил какой-то дурак, перепутавший половину опытов Фауста с деяниями Альберта Великого. А настоящий Фауст жил в Тюбингене, у нас это известно каждому ребенку. Как не стыдно не знать? - мстительно передразнил он и победно взглянул на Дамблдора. Но тот отчего-то совсем не выглядел побежденным и смотрел на него самым безмятежным взором, подперев щеку кулаком. - О, как интересно, - мечтательно протянул он. - Расскажите еще. Геллерт Гриндевальд испытал неодолимое желание расквасить ему нос. - Вы издеваетесь? - буркнул он. - Эта ваша манера… - Моя манера? - Альбус растерянно вскинулся. - Вы имеете в виду… О, простите, если я чем-то вас обидел, я вовсе не хотел… Я действительно ничего не знал, то есть я подозревал о существовании настоящего Фауста, вернее я читал однажды о нем в переводной летописи, но там не упоминался его родной город и вообще… Он окончательно смутился и неразборчиво пробормотал еще одно извинение. Щеки снова рдели, словно у девушки. Черты плавились в раскаянии. Снисходительная насмешливость - невольная или осознанная - слетела с него, как маска. Целесообразнее было бы его простить. Да и что там скрывать, приятнее - тоже. - Глупо ссориться из-за древней истории, - проговорил, наконец, Геллерт и протянул ему руку, намереваясь скрепить их договор. - Тем более мы с вами напишем собственную, новую. - Да, - твердо ответил Альбус, - историю будущего. Его лицо приветствовало зарю нового мира, и Геллерт опять ощутил триумф, но уже совершенно иной, связанный не с одной лишь его волей и знанием. Он уже мысленно принимал прикосновение длинных пальцев, впечатывающих обещание в его ладонь, как в доме что-то низко загудело и оглушительно рвануло. Из трубы, чертя кругами, повалил густой фиолетовый дым. - Ари! - раздался истошный вопль Аберфорта. - Господи, ты не обожглась? Альбус, скорее сюда! Тут что-то… Я не знаю, как это остановить! Слабоумная девчонка опять что-то учудила. До чего не вовремя! Геллерт почувствовал острый укол раздражения. Призрак рукопожатия растаял. - «Живейшие и лучшие мечты В нас гибнут средь житейской суеты», - стиснув зубы, процедил Альбус. Неохотно поднявшись, он поспешил к дому, на ходу доставая из кармана жилета свою волшебную палочку. Остановившись у порога, направил ее на крышу, произнес заклинание, и труба мигом перестала выкашливать дым. - Альбус! - выкатился из окна сердитый оклик. - Проклятье, ты собираешься мне помогать или нет? - Уже помог, - огрызнулся тот. - Я остановил дым. Ты что, слепой? - Чего? - И глухой к тому же? Перепачканная в саже и копоти Ариана выбежала из дверей, сотрясаясь в рыданиях, прямо к старшему брату в объятия. - Это я сделала, я… Но я не хотела, Альбус, не хотела! - Тише, тише, все хорошо, - скороговоркой забормотал он, неуклюже гладя ее по голове. - Ты ни в чем не виновата, все в порядке, не надо плакать… Сумасшедший дом, подумал Геллерт. Может, пусть все они катятся к черту? Дамблдор, вывернув шею, бросил ему краткую извиняющуюся улыбку. Мол, нужно перетерпеть. По всему выходило, что ему неудобно за эту сцену. Геллерт смягчился и кивнул в ответ, затем поднялся на ноги и вежливо откланялся. В любом случае ему пора было домой, распивать чаи, изображая заботливого племянника. Тетушка Тильда обладала главным достоинством старшего родственника - оставляла его в покое, и стоило иногда уделять пожилой даме внимание и время, чтобы эта чудная гармония царила между ними и дальше. Он даже полол однажды грядки в ее огороде без помощи магии, и это был по-своему занятный эксперимент, пока его не укусило за палец гадкого вида существо, отдаленно напоминавшее кобольда и оказавшееся, как он после выяснил, садовым гномом. Заинтересовавшись, он отловил его, пока существо поедало дождевых червей, и провел небольшой сеанс диссекции, чтобы проверить внутреннее устройство организма. Альбусу он на всякий случай об этом не рассказал, опасаясь, что тот не одобрит опыты на полуразумных созданиях. Сам он придерживался мнения, что без экспериментов в любом случае не обойтись, за что, его собственно, и попросили вон из Дурмстранга покрытые вековой пылью консерваторы и ханжи, не способные ни на малейшее дерзновение. Его гордость могла сколько угодно твердить ему о том, что он сам бросил школу и добровольно покинул отчий дом, потому что пришло его время, но это была сомнительная правда. Из Дурмстранга его выгнали, для всех так называемых друзей он живенько превратился в пустое место, и они просто попрятались по углам, когда он, задрав подбородок, бросил в бледные перепуганные физиономии свое сквернословие и финальное проклятье, эффектно отрекошетившее от стен и проделавшее в школьной крыше дыру. Вообще-то он собирался попасть не в крышу, а в кого-нибудь из этих трусливых предателей, но от гнева дрогнула рука. В тот же день отец вручил ему толстый кошель с золотом и, старательно разглядывая узоры на старинном ковре, а затем - потолочную лепнину, промямлил что-то вроде того, что лучше ему на время скрыться из страны, матушка очень огорчена, у старушки-бабушки обострился на почве проказ непоседливого внучка ревматизм, но когда развеется душок скандала - годика через два - возвращайся, сынок, в родные пенаты, мы все будем надеяться и ждать, когда ты прославишь семейное имя, портшлюз здесь, не споткнись на выходе. С непередаваемым, не поддающимся расшифровке холодящим ощущением Геллерт понял, что здесь его тоже боятся. Все, кого он знал, боялись его. Роль всеобщего пугала не прельщала, он не стремился вызывать ни в ком страх, но его обуревали идеи, переполняли мысли и звенящие медью тяжелые слова, кровь кипела ими, и он не собирался усмирять ее до комнатной температуры. - Вы просто ничтожество, отец, - заявил он на прощание. - Но я больше и не рассчитываю, что меня кто-то поймет. Он ни на что и не рассчитывал, когда встретил Альбуса Дамблдора, тоскующего по свершениям в сельской глуши и связанного по рукам и ногам своей безнадежной семейкой. Геллерт не считал себя героем, но почувствовал, что просто обязан его спасти. Как магический мир и его обитателей, загнанных, словно крысы в канализацию, расплодившимися повсюду магглами и слишком сильно охваченных застарелым, выпестованным веками трепетом, чтобы действовать. Овцы нуждаются в пастухе. Он будет добрым пастырем, особенно, если его не злить, Дамблдор будет еще добрее, и вместе они одолеют дракона. А если даже не одолеют, он, по крайней мере, не подохнет на мягком матрасе с фарфоровым ночным горшком под кроватью. Черт, пожалуй, он все-таки герой.