Пятьдесят оттенков ярости

В ту ночь у нас больше не было сил на разговоры. Мы просто заснули, переплетясь руками и ногами. А утром я проснулся от того, что тело возлюбленной шевельнулось в моих объятиях. Открыв глаза, я тут же встретился взглядами с Ниной. Она лежала и просто на меня смотрела, как будто желая запечатлеть в памяти каждую черточку лица. Я невольно занервничал: а что, если моя девушка сожалеет о том, что вчера между нами произошло? Боже, мне этого не вынести! Ведь вернуть уже ничего нельзя. Что случилось, то случилось. Да и, откровенно говоря, мне бы и не хотелось ни о чем забывать. Эта ночь — самое прекрасное из того, что было в моей жизни. Несмотря на все возможные последствия, лично я ни о чем не жалею. За исключением того факта, что случайно сделал больно своей возлюбленной, когда впервые попал внутрь нее. Но что, если теперь она не захочет иметь со мной ничего общего? Страх поселился глубоко в груди, выбил из легких воздух и мучительно сдавил горло. Я не мог произнести даже слова. Да и что тут можно сказать в принципе? Банальное «привет» выглядит глупо. Технически мы даже не прощались. «Как спалось?» — еще глупее. Можно подумать, это не она сладко сопела мне в шею. А что еще сказать, я не знаю — хоть убейте. Ну, ведь не спрашивать же у любимой открытым текстом, жалеет ли она о произошедшем! Это, в конце концов, просто бестактно! Поэтому я молчал, лишь взволнованно глядя на девушку. Она тоже не говорила ни слова, как будто слегка растерявшись. Тут до нас дошел весь комизм этой ситуации. Нет, ну, вы подумайте! Вчера полночи испытывали кровать на прочность, а теперь смущаемся, как двенадцатилетки после первого несмелого и неумелого поцелуя! Мгновение — и я увидел, как губы моей любимой растягиваются в улыбке. О, это было прекрасно! Облегчение огромной силы накрыло мою душу, и я просто не мог не улыбнуться в ответ. Так мы лежали минут пять, улыбаясь, как идиоты. Я понимал, что Нина вовсе не жалеет о вчерашней ночи. Понимал. И все равно не знал, что сказать. Однако возлюбленная избавила меня от такой необходимости, потому что сама нарушила молчание словами: — Мне понравилось засыпать и просыпаться рядом с тобой. — Мне тоже, — честно признался я. — И ночь была просто… небесной, — смущенно прибавила моя Фелисити. — Не вздумай только покраснеть, — поспешно заявил я, заметив алые пятна на ее щеках. — А то я подумаю, что ты лжешь. — Нет, все, действительно, было потрясающе, — заверила меня моя девушка. — Просто я не привыкла говорить о… таких вещах. — Вы с родителями никогда не… — Разумеется, нет. Папа умер бы от стыда, заведя подобный разговор, А мама… она просто считает, что я еще слишком мала. Тут только я осознал всю глупость своего незаконченного вопроса, который Нина поняла мгновенно. Рикардо в жизни бы не решился заговорить с дочерью о сексе. Я даже представить эту сцену затруднялся, честное слово! А что касается Аны… наверное, эта особа просто была слишком занята, принижая самооценку Нины еще и еще. — Об этом я говорила только с Луной, — продолжала моя возлюбленная. — После того, как они с Маттео… ну, ты понимаешь. Больше всего мне, в тот момент хотелось прикинуться дураком, чтобы услышать такого рода слова из уст самой девушки. Но не стоило пытаться изменить ее так быстро. Вчера ночь. Она несколько раз переступала через свою застенчивость, прекратив смущаться своей наготы и подарив мне девственность. Однако самым сложным для нее будет научиться произносить слово «секс», не заливаясь краской. Пока таких испытаний лучше избегать. Поэтому я просто улыбнулся и кивнул. — Но теперь мне понятно, — добавил Нина, — почему мою подругу так трудно вытащить погулять на выходных, в последнее время. Я расхохотался. — А давно это с ней? — Началось в конце октября, — ответила моя возлюбленная. — Тогда у них с Маттео и было… Я снова кивнул, позволяя ей благополучно проглотить неприличное слово. — После этого Луна стала почти все свободное время проводить в доме Бальсано, — заключила та. Меня не удивило, что такие эскапады происходили именно там. Заниматься любовью с девушкой прямо под носом у ее родителей — это все равно, что собственноручно рыть себе могилу. Другое дело — в доме Анхелло. Тот никогда не контролировал поведение сына. Была бы жива мать Маттео, — она еще могла вмешаться. Но нет. Альбертина умерла от рака, едва моему другу исполнился годик. Он и не помнит ее толком. — И теперь ты понимаешь, почему твоей подруге не хочется оттуда уходить? — со смехом спросило я у Нины. — Понимаю, — призналась та. — Особенно, если ей хотя бы наполовину так же хорошо, как мне было вчера. Я улыбнулся, как Чеширский Кот. Но тут вспомнился один момент. — Слушай, — нервно и уже без улыбки спросил я. — А что с тобой случилось, когда я впервые… ну, попал внутрь? Ты заплакала и закричала. — Не переживай, — успокоила меня девушка. — Это нормально. Луна говорит, в первый раз всегда больно. Не буду посвящать тебя в подробности. В общем, так девушки расстаются с невинностью. Больше этого со мной не будет. И спасибо тебе, что позволил привыкнуть. — Я так испугался! — вздохнул я. Нина захихикала. — Ты чего? — не понял я. — Я тебе скажу, — со смехом пояснила моя девушка, — ты еще нормально отреагировал! Луна рассказывала, Маттео вообще, сначала хотел бежать за врачами! Я тоже захохотал. Да уж, мой друг мог и «неотложку» вызвать, — с него станется. Когда дело касается Луны, он становится не в меру заботливым. Впрочем, этот парень сам по себе такой. Скорее, сам умрет, чем поставит под удар жизнь тех, кто ему дорог. А важнее мексиканки для него нет никого. Даже родной отец в списке приоритетов занимает лишь вторую позицию. А уж как далеко отошел я — вообще, промолчу. Но в моем списке эта противная итальянская физиономия давно и прочно стоит на одной позиции с мамой и папой. То есть — чуть ниже моей Фелисити. Я доверяю своему брату, как самому себе, и пойду за ним без колебаний даже в саму Преисподнюю. Разница лишь в том, что, если опасность будет угрожать и ему, и Нине, первой я все равно спасу возлюбленную. Она — весь мой мир и моя судьба. Без нее и я проживу недолго. Именно вчера я это очень остро осознал. И больше всего на свете хочу сейчас сказать ей об этом. Впрочем, есть ли смысл сдерживаться? Особенно, после всего, что между нами произошло? Нет. Поэтому, когда смех стих, я на выдохе произнес: — Ты — вся моя жизнь и моя Вселенная! — А ты — мой мир! — воскликнула моя девушка, ласково улыбнувшись. — Я люблю тебя больше всех на свете! — И я тебя! Через долю секунды мы слились в нежном поцелуе. Не в таком, как накануне. Нет. В более скромном, но и менее продолжительном. Сейчас нам не хотелось целоваться долго. Мы просто валялись, наслаждаясь не телесной, а уже духовной любовью. Она окутала нас пузырем, за которым ничего не было. Да и чему там быть? Наверняка все еще спят. Который час, я не знал. Настенных часов в этой комнате не было, а за сотовым телефоном нужно было лезть в карман брюк. Не говоря уж о том, чтобы эти самые брюки еще найти среди той одежды, которую мы вчера бесцеремонно швыряли на пол. А о чем речь, если я даже тельце Нины из своих рук боюсь выпустить? Боюсь, что наш пузырь счастья лопнет, не выдержав прерывания физического контакта. — Я хочу, чтобы это утро не заканчивалось, — призналась Нина, положив голову мне на плечо. — Да, — согласился я. — Что может быть прекраснее, чем лежать здесь, прижимая тебя к себе? Ничего. — Я никогда не чувствовала себя лучше! — выдохнула моя возлюбленная. Мы замолчали. Но слова нам были и не нужны. Все было ясно и без них. Однако вскоре наша идиллия оказалась самым наглым образом прервана. На лестнице послышался такой грохот, что мы подпрыгнули от неожиданности. А потом — оглушительный топот. Кто-то опрометью несся на первый этаж. Не понимая, что происходит, я вскочил в кровати и начал торопливо одеваться. Все вещи остались в моей комнате, поэтому я быстро влез в брюки, но с рубашкой решил не заморачиваться — не до того. Сверху доносился грохот, шум и крики. В том числе, испуганные девичьи визги. — Это Луна! — вскричала Нина, бросаясь к своей одежде. — Ее голос! — Может быть, — согласился я, обуваясь. — Но ты пока не поднимайся. Я сам тебя позову. Мало ли, что там у них происходит. — Ты думаешь… — Вот уж вряд ли, — поняв возлюбленную с полуслова, ответил я. — При всей моей неопытности, вряд ли Луна так кричит во время секса. Да и Маттео — не извращенец какой-нибудь. Нет, там что-то посерьезнее. Потому я и прошу тебя остаться пока здесь. Вдруг какая опасность. Не хватало еще тобой рисковать. — Гастон! — испуганно крикнула девушка мне вслед. Но я уже выскочил в коридор. На лестнице мне пришлось перепрыгнуть через брошенный металлический поднос, осколки посуды, куски омлета, лужи кофе и столовые приборы. Очевидно, кто-то пытался кому-то отнести завтрак в постель, но уронил поднос. Ага, вот на одной из ступенек валяется цветок. Значит, это дело рук Маттео. Кроме них с Луной на третьем этаже больше никого не было. И возгласы, которые доносились оттуда, только подтверждали мою догадку. Я отчетливо разобрал в этой какофонии голос лучшего друга и бросился наверх. — Я убью тебя! — орал он. — Убью! Ты, мексиканская сволочь! Через мгновение моему взору предстала такая картина: Симон в ужасе отползает от разъяренного Маттео, который явно порывается его задушить. Я оторопел. Честное слово, моей изначальной целью было вытащить из беды приятеля. А теперь даже непонятно, кого спасать. — Что здесь происходит? — спросил подошедший Нико. На нем тоже были только джинсы. Да и Маттео бегал с голым торсом. Очевидно, футболок не было под рукой ни у кого из нас. Полностью одетым оказался только Симон, который сейчас пытался укрыться за большой кадкой с цветком. Но не тут-то было. Ударом ноги разнеся кадку и усыпав землей половину коридора, итальянец схватил паренька за горло, прислонил к стене и поднял на уровень своих глаз. Когда Симон начал хрипеть, я сообразил, что пора вмешаться. Очевидно, Маттео все же придется спасать. От ареста, который ему светит за убийство этого ничтожества.