Пятьдесят оттенков ярости

Мы не стали ничего объяснять ребятам, решив объявить о наличии между нами кровных уз вечером, когда все соберутся за столом. — Понимаешь, — объясняла Хим, — мне важно посмотреть, как мой отец отреагирует, когда еще не будет знать, дочь я ему или нет. Ну, и еще, согласись, будет забавно посмотреть на обалдевшие лица наших друзей. Мы вместе рассмеялись и, действительно, не стали никому ничего говорить, просто с новыми силами взявшись за приготовления к празднику. Вот только сестренка теперь держалась рядом со мной, при любом удобном случае касаясь меня. То обнимет, то схватит за руку, то положит голову на плечо, то взъерошит волосы. Девочка словно желала убедиться, что я, действительно, рядом. И, честно говоря, мне это нравилось. Чуть позже я сам поймал себя на мысли, что стараюсь держаться к ней ближе. Мне нужно было постоянно чувствовать этого родного и близкого человека рядом. И я даже не мог толком объяснить, почему. Наконец, все приготовления завершились, и мы отправились по комнатам, одеваться. Моя аккуратно выглаженная рубашка висела на спинке стула. Поставив в уме галочку, чтобы поблагодарить Нину, я начал собираться. Просто удивительно, как судьба может измениться за пару дней. Еще вчера утром я видел в своей жизни только Нину, а сегодня добавилась еще и сестренка. Теперь у меня есть целых три главных женщины: возлюбленная, мама и Хим. Интересно, а согласится ли малышка переехать к нам? И как на это отреагирует моя девушка? Может, имело смысл поставить ее в известность заранее? Особенно, если я хочу для нас общего будущего. В то же время Химена — часть моей семьи и, если Нина любит меня, то обязана ее принять. Ладно, в любом случае, сейчас думать об этом уже поздно. Одевшись и приведя себя в порядок, я спустился в гостиную, где сидел Маттео. При виде меня, он поспешно спрятал что-то во внутренний карман пиджака. — Не понял! — возмутился я. — Что это у нас за секреты от лучшего друга?! — Прости, — отвечал итальянец. — Пока это — секрет для всех. Даже не секрет, а сюрприз. Только могу сказать: посоветуй родителям принять успокоительное прежде, чем мы сядем за стол, а то их удар хватит. «Ну, я думаю, после того, о чем объявим мы с Хим, маму и папу уже ничем нельзя будет шокировать», — хотелось сказать мне. Но я сдержался, чтобы соблюсти интригу, а вместо этого воскликнул: — Ты пугаешь меня, брат! — Тебе как раз бояться нечего, — отмахнулся Маттео. — Я уверен в своем решении и знаю, что поступаю правильно. — Ну, смотри, — отозвался я, усаживаясь рядом. — Самое главное для меня, — чтобы ты был счастлив. — Знаю, знаю, — спокойно кивнул мой лучший друг. — И ценю это, поверь. Но сейчас, повторюсь, я абсолютно уверен в своем решении. Это будет воплощением моей самой смелой мечты. Если все получится, я буду, пожалуй, одним из самых счастливых людей на Земле. — Надеюсь, ты поделишься со мной, если все пройдет, как надо? — Конечно! Более того, ты разделишь это счастье со мной. Если тебя не будет рядом, я очень сильно обижусь. Мы поделим на двоих сладость победы или горечь поражения, согласен? — А куда я де… Но слова мои прервал звонок входной двери. — Вот и наши гости, — констатировал Маттео, поднимаясь. Когда он распахнул дверь, на пороге, действительно, стояли мои родители и дядя Леон. Последнего не узнать было невозможно. Хоть живьем я его в глаза не видел, но сходство с мамой и Хим говорило само за себя. — Где она? — с места в карьер спросил мужчина. — Где Химена? Я хочу ее увидеть! — Притормози, братец, — осадила его мама. — Ты только приехал. Поздоровайся сначала. — Хоть бы на племянника посмотрел, отец года. — пробурчал папа. — Ты его живьем ни разу не видел. — Ты сам запретил приезжать к вам, так что не жалуйся, — парировал дядя Леон. — А ты мог хотя бы фотографию попросить, — не унимался его родственник. — Из вежливости. — Зачем, если Лидия мне их и так целыми альбомами присылала? — изогнул бровь тот. — Я видел все — и новорожденного Гастона при первом кормлении, и то, как ты забирал их из роддома, и то, как мой племянник научился держать головку, и его первую улыбку, и первый зубик, и первый шаг, и… — Да будет Вам, дядя, — отмахнулся я, направляясь к своей семье. — Не позорьте меня при друзьях. — Можно подумать, ты стесняешься Маттео. — Вы же с ним чуть ли не в одной колыбели спали. — Мило, — пробурчал я. — тебе непременно следует упомянуть об этом в присутствии наших девушек. — Да ладно, я не сумасшедшая, — рассмеялась маме. — Нине о таких вещах говорить не стану. Успокойся. — Надеюсь, — заметил я, но позволил ей чмокнуть себя в щеку, а затем, пожал руки отцу и дяде Леону. Маттео мои родители тоже приветствовали, как родного сына, к чему я уже давно привык. А вот наш родственник моего лучшего друга раньше не знал, поэтому деловито протянул ему руку и представился. — Леон Кастро, к Вашим услугам, молодой человек. Вы — друг Гастона. — Очень приятно, — благовоспитанно ответил рукопожатием тот. — Меня зовут Маттео. Маттео Бальсано. Мой отец — хозяин этого дома. Дядя Леон с удивлением посмотрел на свояка и пробормотал: — А я думал владелец — твой друг. — Так и есть, — пояснил папа. — Анхелло Бальсано — мой давний и верный друг. Потому наши сыновья и подружились. К тому же, они — ровесники. Как говорится, дружить надо так, чтобы потом дружили еще и ваши дети. — Не знаю, у меня так не получается. — пожал плечами дядя Леон. — Все друзья, которых я знал в молодости, давно спились, и мне, честное слово, уже противно с ними общаться. А у тех, с которыми дружу сейчас, семьи, дети. Мы почти не видимся. — Потому что ты изменился, братик, — улыбнулась мама. — И это не может не радовать. Тебя ведь больше не прельщает тот образ жизни, который ты вел раньше? — Тот, в котором я не помнил себя трезвым? Ну уж нет. Скажем так: момент, когда я узнал, что Хулия беременна и, возможно, я буду отцом, разделил мою жизнь на «до» и «после». Я понял, что хочу быть для своего ребенка примером, а не позором. — Разве вы не испытали облегчения, когда она сказала, что Хим — не Ваша дочь? — удивился я. — Как ни странно, нет. Конечно, когда я только узнал о беременности Хулии, был шокирован и очень напуган. Думал, все, прощай, молодость. А потом вдруг вспомнил нашего с Лидией отца — твоего дедушку. Вспомнил, как мы вместе смотрели мультфильмы, играли в прятки, гоняли во дворе мяч. — Да, папа у нас был замечательным, — понимающе улыбнулась мама. — Помнишь, как он говорил: «отцом может стать, кто угодно, а вот папой — далеко не каждый»? — Конечно, помню, — кивнул дядя. — Собственно, эта фраза и стала для меня Откровением. Я понял, что не могу бросить своего ребенка. Не хочу быть просто отцом — биологическим родителем, который сделал дело — и был таков. Нет. Хочу быть папой. Тем, кто будет просыпаться по ночам, чтобы менять подгузники, держать руку во время первых шагов, катать на плечах, водить в цирк, посещать родительские собрания в школе… — И наказывать за проделки, — добавил мой отец. — Бить что ли?! — опешил дядя Леон. — Зачем бить? — удивился папа. — Я своего сына и пальцем не тронул. Иногда ругал за беспорядок в комнате, оставлял без сладкого за плохие оценки, ставил в угол за непослушание, сажал под домашний арест за поздние возвращения с прогулок. Но чтобы хоть раз поднять на него руку или повысить голос… — Не знаю, — отмахнулся дядя Леон. — Наш с Лидией папа не делал ничего такого. — Вот, потому-то ты и пропил свою молодость, — пробурчала мама. — Тебя все баловали и все прощали. Ты получал все, чего хотел, и это тебя сгубило, братец. — Может, ты и права, Ли, — согласился тот.- Но все же у нас были хорошие родители, правда? — Не могу не согласиться. Помнишь, как папа нарисовал себе кошачьи усы, и весь вечер мяукал? — О, да! Еще помню, как мы с ним носились по всему дому, а мама пыталась сердиться, но сама смеялась. Вот такую семью я хотел. Поэтому был очень разочарован, когда Хулия сказала, что отец Химены — не я. И все же решил за ней приглядывать. Так покажите мне ее. Пожалуйста. — Всему свое время, дядя, — ответил я. — Пока проходите в столовую Сейчас все спустятся. Проводив взрослых за стол, мы с Маттео вернулись в гостиную. — Слушай, — поинтересовался я, — а ты рассказал Луне о жизни Хим все в подробностях? — Пришлось, — развел руками мой приятель. — Говорю же, она меня пытала. — Как именно, можно узнать? — захихикал я. — О, брат! — фыркнул Маттео. — Это было равносильно тому, чтобы помахать перед ребенком конфетой и спрятать ее обратно, в карман. — То есть? — не понял я. — Она, прости за подробности, ласкала мой член ртом, но не давала кончить, пока я все не рассказал. — Да уж, — поморщился я. — Можно было обойтись и без таких подробностей. Ладно, неважно. Идем, поторопим остальных.