Пятьдесят оттенков ярости

Начиная с этого вечера, виртуальный секс стал для нас с Ниной вполне нормальным явлением. Мы все меньше стеснялись, говоря друг другу разные пошлости, пыхтя и испуская стоны прямо в трубку. Но всего этого мне было мало. Я понимал, что ничто не заменит мне хрупкого тельца любимой рядом, Ничто не заменит ее глаз, смотрящих прямо в душу. Ничто не заменит запаха волос, от которых я не в силах оторваться. Впрочем, и моя девочка тоже по мне скучала. С каждым днем в ее прекрасном голосе звучало все больше грусти. Я уже не спрашивал, в чем дело, потому что понимал: она тоскует не меньше меня. В остальном все было по-старому. Мы с Джеймсом оставались невидимками, что нас вполне устраивало. Я каждый вечер связывался по скайпу с родителями и Хим. Им вроде бы удалось решить проблему с Хулианой. Во всяком случае, тогда мне так казалось. И теперь моя сестренка чувствовала себя любимой. Мама, пап и дядя Леон, по ее словам, буквально пылинки с нее сдували, за что я был очень им благодарен. Хим заслуживает семьи, где ее будут любить, холить и лелеять. Еще я раз в несколько дней общался с Маттео и Луной, которые погрузились в ремонт своего нового дома с головой. Насколько я мог судить, протекал он согласно графика, да и нанятые рабочие не подвели. Когда друг прислал мне фотографии, я обалдел. Это был не дом, а просто замок какой-то. Серьезно! Там даже были две башенки с окнами по всем сторонам. Само строение располагалось почти на берегу океана, что делало вид из окон волшебным. Именно поэтому мои друзья сделали на третьем этаже панорамное окно. Персонал уже был нанят (здесь Луттео тоже все делали вместе) и готовился приступить к своим обязанностям с шестнадцатого февраля — именно тогда подрядчики обещали все закончить. Кроме того, один из лучших модельеров Аргентины уже снял мерки с Луны, и они вместе разрабатывали дизайн свадебного платья. Парочке уже не терпелось произнести брачные клятвы и надеть друг на друга обручальные кольца. А что касается Пасхальных каникул, Джеймс посоветовался с Габриэллой, и они согласились. Но только при условии, что как-нибудь на выходных я приеду в Ливерпуль, познакомиться с семьей, где рос мой новый друг. Однако в университете профессора не желали облегчать нам жизнь. Почти постоянно они занимали выходные семинарами, экскурсиями и прочим. За всей этой суматохой я не заметил, как прошел почти месяц. Месяц вдали от Нины. Месяц без ее тела рядом, месяц без ее запаха, месяц без поцелуев, месяц без прикосновений. Господи, как же я хочу к ней! В начале февраля, наконец, выдались свободные выходные, но мы с Джеймсом до такой степени устали, что сил куда-то ехать просто не было. Так что этот уик-энд мы решили провести в Оксфорде, отсыпаясь. Но не тут-то было. В пятницу вечером я, как обычно, связался с родителями, дядей Леоном и Хим. Те ответили довольно быстро, как всегда. Однако от моего внимания не укрылось то, что все четверо были чем-то озабочены, а моя сестренка, и вовсе, явно старалась спрятать что-то за волосами, постоянно поправляя их так, чтобы падали на лицо. — В чем дело? — спросил я после традиционного приветствия. — Ничего страшного, мы сами все уладим, — поспешно заявил папа. — Учись и не думай об этом. Мой отец никогда не умел врать, поэтому я отчетливо распознал попытку ввести меня в заблуждение. Голос моего родителя едва заметно дрожал, с лица еще не схлынула краска гнева, а глаза сверкали. Я пропустил мимо ушей откровенную ложь Мартино Перида и обратился к Хим: — Малышка, убери волосы с лица, пожалуйста. Сестренка, молча, покачала головой и набросила на личико еще больше рыжих прядей. — Родная, прошу! — воскликнул я. — Мне очень важно знать, что с тобой случилось! — Отчим подкараулил ее возле «Блейк» — вот, что случилось, — мрачно вмешался дядя Леон. — Вот, попадись мне этот мерзавец… Я не слушал. Перед глазами стала красная пелена, а в ушах зашумело. Мою сестричку тронул какой-то ублюдок, а эта компания сидит и рассуждает, что БЫ сделала с ним при встрече! «Бы» у них, видите ли! Значит, Эннио Ферассо до сих пор не щеголяет разбитым лицом, не ползает по полу в крови, не просит пощады?! Нет уж, я такого не допущу! Но сначала нужно увидеть, что конкретно сделал этот гад. — Химена, — прорычал я, не узнав собственный голос. — Убери. С лица. Волосы. Немедленно. — Лучше подчинись, Хим, — предупредил ее мой отец. — Когда Гастон говорит с такой интонацией, это означает: «если-не-послушаешь-я-все-здесь-разнесу-к-чертям». Как бы нам не пришлось платить за разрушенное общежитие. Моя сестра тут же отбросила волосы назад и, рыдая, посмотрела в монитор компьютера. Я ахнул. Все личико Хим было разукрашено свежими синяками и ссадинами, нос заткнули ватными тампонами, но кровь из ее рассеченной губы все еще сочилась. Кроме того, голову даю на отсечение, что на шее малышки виднелись пятна от пальцев. Ее душили! Ну, все! Пусть этот Эннио молится! Не произнеся больше ни слова, я разорвал связь, захлопнул ноутбук, схватил телефон и заметался по комнате, бросая в рюкзак кое-какие вещи. Попутно я набрал номер того пилота, которого оставил здесь папа. Тот ответил уже после второго гудка. — Алло? — Через час самолет должен быть на взлетной полосе! — прорычал я. — Или я собственноручно засуну Вашу голову в двигатель! И даже не думайте звонить отцу! А если он позвонит сам, скажете ему, что тогда я забронирую билет на первый же самолет до Буэнос-Айреса, и тогда точно не успею вернуться к понедельнику! Пусть думает, что хуже! Я абсолютно серьезно! — Будет сделано, сеньор! — воскликнул перепуганный летчик. — Я немедленно звоню в диспетчерскую и заправляю самолет. — Жду Вас в аэропорту на входе. — Хорошо, — кивнул я и отключился. Отец тут же позвонил, но я отклонил вызов, схватил рюкзак, вызвал такси сразу в сам город, а не к кампусу, и бегом помчался к дому нового друга. Джеймс прямо-таки остолбенел, когда через десять минут я, пыхтя и отдуваясь, очутился на пороге. — Ты чего? — удивленно спросил он. — Пожар что ли? — Хуже! — выдохнул я, опершись руками в колени. — Долго объяснять! Я пришел… сказать, что… что завтра мы… не сможем по-пойти гулять. — Это я, как ни странно, и сам уже понял, — заявил Джеймс. — Давай-ка, проходи и… — Некогда! — выдохнул я. — Сейчас приедет такси, и я… поеду в Бу… — О, Господи! — охнул Джеймс. — Дома что случилось? — Можно… и так сказать, — кивнул я. — Еду, чтобы… набить морду одному психу, ко-который избил Хим! — Так! — воскликнул мой новый друг. — Ну-ка, пройди, сядь, подожди меня. Две минуты ничего не изменят — такси-то еще не приехало. А я тем временем соберусь. — Куда? — опешил я. — Ну, ты же не думал, что я позволю тебе лезть в драку одному, — развел руками Джеймс. — В конце концов, два кулака — хорошо, а четыре — лучше. Подержу хотя бы этого урода, чтобы не трепыхался. На том и порешили. Нам потребовалась минута, чтобы обо всем сообщить матери Джеймса. Увидев панику на наших лицах, она не стала возражать, взяв только обещание с сына держать ее в курсе. Через пять минут же мой друг был готов. Телефон вибрировал беспрерывно. Плевать. Сяду в такси — отключу. Наконец, в перерывах между звонками отца, мамы и дяди Леона, на экране высветился незнакомый номер. Я схватил трубку: — Алло? — Сеньор, Вы заказывали такси, — отчеканил мужской голос. — Оно подъехало. — Выходим, спасибо, — кивнул я и отключился. — Все, поехали, — торопливо кивнул Джеймс, схватив свой рюкзак. — Джим, ты точно хочешь со мной? — на всякий случай спросил я. — Точно, — отмахнулся тот. — Пойдем. Возле дома, как и договаривались, стояло такси. Мы с Джеймсом вместе сели назад, и я обратился к таксисту: — Сколько времени займет дорога до аэропорта? — Часа два, поскольку пробок немного, — отвечал тот, выруливая на дорогу. — А по деньгам? — спросил я. — Пятьдесят фунтов, сэр — Плачу сто, если мы будем там через час. — Будет сделано, сэр! Домчу вовремя! И, наверное, Вам следует пристегнуться. Мы с Джеймсом поспешно щелкнули ремнями, а таксист вдавил педаль газа. Я отключил телефон, а по дороге вкратце обрисовал другу произошедшее. Тот предсказуемо возмутился и пообещал оказать мне максимальное содействие в этом благородном деле. — Джим, может, тебе не стоит ехать со мной? — поинтересовался я. — Это… — Заткнись, — посоветовал мой друг. Я не смог сдержать улыбки. Ведь именно это, на месте Джеймса, сказал бы Маттео. Что ж, значит, мне повезло с друзьями. Но тут я вспомнил про Хим, и глаза мои снова налились кровью. Все, пусть этот Эннио читает все молитвы, какие знает! К нему едут мстители, жаждущие крови. Я так поколочу это ничтожество, что он потом месяц подняться не сможет, а уж на людях показаться — тем паче. Я навсегда отучу его поднимать руку на девочек! Я выбью из него эту мерзкую привычку и сделаю так, чтобы впредь он десять раз думал прежде, чем распускать кулаки! Никто не смеет трогать мою малышку! Она и так в жизни много натерпелась и заслуживает теперь находиться в семье, где ее любят! Моя сестренка будет окружена заботой и больше никогда не почувствует себя одиноко! — Так, — подытожил Джеймс, прервав мои размышления. — Сейчас восемь вечера. Если верить таксисту, мы должны быть в аэропорту в девять. Правда, во сколько рейс… — Во столько, во сколько я приказал, — пробурчал я. — Отец специально оставил честный самолет и пилота, чтобы я мог мотаться в Аргентину без вреда для учебы. Я уже позвонил этому пилоту. Через час он будет ждать нас у входа в аэропорт. — Ну, хорошо. Здорово, наверное, быть сыном дипломата! — Не жалуюсь. — Итак, если в девять мы взлетим, то в Буэнос-Айресе будем около одиннадцати утра. — Ты забыл о часовых поясах. Сейчас в Аргентине четыре часа дня, поэтому прилетим мы туда около семи утра, а не одиннадцати. — Устроим отчиму твоей сестренки незабываемый выходной? Разбудим субботним утром, да еще и поколотим? — О, да! Научим этого урода манерам! Водитель такси не подвел. Мы прибыли в аэропорт даже на десять минут раньше назначенного времени. Несмотря на то, что оно еще не наступило, летчик уже стоял на крыльце аэропорта. Это был высокий молодой мужчина лет тридцати пяти, прекрасно сложенный, розовощекий, с открытым лицом. Он был одет в черную форму пилота, но без фуражки, что позволяло увидеть его коротко стриженные темные волосы. Узнав меня, он махнул и подвел нас с Джеймсом к стойке регистрации. — Ваш отец звонил, сеньор, — с опаской сказал он мне. — Боюсь, как бы после этого рейса мне не пришлось искать новую работу. — Не бойтесь, — отмахнулся я, протягивая свой паспорт регистратору. — Он злится на меня, а не на Вас. В крайнем случае, я с ним поговорю. Объясню, что это я виноват во всем. — Кстати, так оно и есть, — пробурчал Джеймс, проходя контроль вместе мо мной. — Я тебя сюда не тащил, — напомнил я. — Я-то сам пошел, — согласился мой друг. — А вот бедного летчика ты, наверное, с постели поднял. — Все в порядке, — поспешно заверил тот. — Я отдыхал много месяцев, и сеньор Гастон имеет право требовать от меня присутствия в любое время. — Как Вас зовут? — поинтересовался я. — Энрико, — представился пилот. — Энрико Девильо. — Очень приятно, — кивнул я. — Меня Вы знаете, а это — мой друг, Джеймс. Он полетит с нами. — Как угодно, сеньор, — кивнул летчик. — Ваш отец, конечно, хотел запретить мне выводить самолет на полосу. Но я озвучил угрозу, которую Вы просили озвучить, и он быстро отступил. Сказал, мол, слушать Ваших указаний, а он потом разберется. — Вот и пусть разбирается, — отмахнулся я. — А мне важнее защитить сестру. Идемте в самолет. Через металлоискатель все прошли нормально, в самолет загрузились спокойно и взлетели без приключений. Начался долгий перелет. Сидя отдельно от кабины пилота, мы с Джеймсом решили использовать это время, чтобы отдохнуть. Уже засыпая, я вспомнил, что так и не позвонил Нине. А здесь связь не работала. Хотя, ведь я обязательно заскочу к ней после того, как разберусь с Эннио. Надеюсь, моя девочка все поймет. А может, ей позвонит папа или Хим. Но в тот момент я был слишком зол для того, чтобы думать о своей любимой, и даже тринадцатичасовой сон не помог. Мне все время снилось, как я убиваю незнакомого мужчину в костюме (ведь Эннио я в глаза не видел) разными способами. То изобью до смерти, то зарежу, то застрелю, то задушу, то отравлю, то брошу в Атлантический океан на съедение акулам. В общем, во сне я был самым настоящим садистом. Да и наяву я выходил из самолета, желая разорвать этого никчемного адвокатишку на кусочки. Когда из динамика в салоне раздался голос Энрико, оповещающего о том, что мы скоро приземляемся, я по-прежнему был исполнен решимости навсегда выбить дурь из отчима Хим. А потом — прямым ходом к Нине. Она мне сейчас нужнее, чем кто бы то ни было. Только с ней я смогу забыться, успокоиться и утонуть в океане наших чувств. Хочу потеряться в ней, отвлечься, заменить ненависть любовью… — Слушай, Гастон, — прервал Джеймс мои похотливые мысли, — ты не думаешь, что твои родители могут тебя в аэропорту перехватить? Наверняка, Энрико отчитывается хозяину о каждом шаге. — Пусть попробуют, — заявил я. — Бегаем мы быстро. Главное, чтобы у них не хватило мозгов притащить Нину — тогда я точно никуда не смогу бежать. — Надеюсь, до этого не дойдет, — вздохнул Джеймс. Впрочем, как выяснилось, Энрико был очень понимающим человеком. Он не сообщил моему отцу ни того, во сколько мы вылетели, ни того, во сколько приземлились. А в самолете у него, конечно, тоже не работала связь. Так что в эропорту нас никто не ждал. Мы сразу поймали такси и поехали прямо к дому, где раньше жила Хим. Адрес я знал, потому что приятель-детектив присылал мне фото досье на сестру. Таким образом, уже через полчаса после приземления мы с Джеймсом со всей дури стучались в дверь лома, где когда-то издевались над Хим. Все, сейчас полетят клочки по закоулочкам! Непонятно только, почему папа и дядя Леон не помчались сюда сразу, как увидели побои на лице девушки. Я бы колебаться не сал. Ладно, потом спрошу. Короче, пусть Эннио Ферассо готовит себе гроб, потому что оставлять его в живых я не настроен!