Пятьдесят оттенков ярости

Как следовало ожидать, и Хулиана, и ее супруг, были, мягко говоря, удивлены, когда у них на пороге, в столь ранний час, появилось двое разъяренных молодых людей с рюкзаками за спинами. Дверь открыл сам Эннио, за спиной которого маячила жена. Оба еще были в халатах, накинутых поверх пижам. Хулия держала в руках маленькую кофемолку. Она, может, и не имела с дочерью особых внешних сходств, но что-то в ее лице невольно напоминало Хим. Или всему виной то, что я знаю об их кровном родстве. Хотя, наверное, если поставить мою сестру рядом с этой женщиной, в жизни нельзя будет догадаться, что они — мать и дочь. Темно-каштановые волосы Хулии еще совеем не были тронуты сединой, но строгое лицо уже украсили первые морщинки — на лбу и переносице. Это говорило о том, что она чаще хмурилась, чем улыбалась. Серые глаза смотрели ясно и пронзительно, словно пытаясь прожечь нас насквозь. Тонкие губы плотно сжаты, а овальное лицо казалось еще длиннее из-за распущенных волос, которые ниспадали ей почти до пояса. Женщина была очень худой и держалась с поистине царским достоинством. Именно это, наверное, придавало ей некоторого очарования. Конечно, годы оставили на внешности Хулии свой след, но даже сейчас я понял, почему в молодости она не страдала от недостатка мужского внимания. Эннио Ферассо же представлял собой классический пример блюстителя закона и порядка. Его темные волосы аккуратно лежали на круглой голове, а густые брови были сведены на переносице. Карие глаза строго взирали на мир из-за прямоугольных очков, а усы щеточкой делали его похожим на Адольфа Гитлера. Он был чуть крупнее жены, но явно тоже не страдал от избыточного веса. -Чем могу быть полезен, молодые люди? — спросил он довольно грубым голосом, окинув нас с Джеймсом недоумевающим взглядом. Я не стал тянуть кота за хвост и прямо с порога ударил его в челюсть. От неожиданности мужчина не устоял на ногах и упал, случайно задев и потянув за собой жену. Хулия закричала, но Джеймс проворно зажал ей рот ладонью со словами: — Все хорошо, сеньора. Если будете вести себя тихо, Вас не тронут. Это позволило мне пнуть Эннио по ребрам, а потом наклониться, схватить его за грудки и прорычать в лицо: — Вам понятно, за что я Вас ударил, сеньор?! — Кто вы такие?! — бормотал тот, морщась от боли. — Если грабители, то мы не храним в доме наличных! — Нет, я не грабитель, — отрезал я. — И не убийца, опережая Ваш следующий вопрос. Хотя, если Вы, сеньор, не оставите в покое мою сестру, я могу и стать убийцей. Вам ясно? — Какую сестру?! — охнул Эннио. — Вы что, брат Стеллы?! Да это же был просто невинный флирт! — О своих похождениях будете рассказывать супруге, — отмахнулся я. — А сейчас речь пойдет о Вашей падчерице, Хим. — Что?! — вскричал адвокат. — Да откуда у нее еще брат взялся?! Сначала папаша объявился, потом дядька с теткой! Что дальше?! Прабабушка верхом на динозавре приедет?! — Может, и приедет, — парировал я. — Только Вы этого уже не увидите, потому что сейчас умрете! Размахнувшись, я нанес мужчине еще один тяжелый удар в лицо. Тот взвыл. Очки давно слетели с его носа, что позволило мне поставить ему синяк под глазом. — Я подам на Вас в суд! — орал Эннио Ферассо. — Да ну? — изогнул бровь я. — Подавайте сколько угодно. Вот только Хим тоже легко может это сделать. Достаточно просто снять побои, которые Вы нанесли ей вчера. — Снимайте, — воскликнул адвокат. — Нужно еще доказать, что это я! — А здесь и доказывать ничего не требуется, — отрезал я. — Показания Ваших друзей и соседей по-прежнему на руках у детектива. Те показания, в которых говорится об избиениях и угрозах, которым вы подвергали мою сестру. И я не поленюсь их обнародовать. А теперь представьте жирность того креста, который эти показания поставят на Вашей адвокатской карьере. Судя по всему, потерять работу Эннио Ферассо боялся всерьез, поэтому быстро успокоился и спросил: — Сколько Вы хотите? — Сколько — чего? — не понял я. — Денег, чего же еще! — огрызнулся мужчина. — Я спрашиваю, сколько стоит Ваше молчание и уничтожение всех показаний? Я снова рассердился. Ах, он думает, что я сюда пришел его шантажировать! Ну, знаете ли! — Вы мне омерзительны! — крикнул я, снова ударив его. — Думаете, что все в жизни меряется деньгами?! Так вот, деньги Ваши мне не нужны! Я просто хочу, чтобы Вы оставили Хим в покое! Ее у Вас уже забрали, так что дайте девочке жить спокойно! Жить там, где ее окружат любовью и заботой, чего она, за восемнадцать лет жизни, не видела ни от матери, ни, тем более, от Вас! Итак, давайте еще раз. Вы помните, кто такая Химена Медина? При этом я недвусмысленно занес кулак, молчаливо давая понять, какого ответа жду. И Эннио Ферассо меня понял, потому что поспешно заюлил: — Химена Медина? Никогда о такой не слышал. А ты, дорогая? Джеймс убрал руку со рта Хулии, но прежде, чем она успела что-то сказать, я, отступив от ее мужа, заявил: — С Вами, сеньора, у меня будет отдельный разговор. Точнее, даже не разговор. Мне просто нужно посмотреть Вам в глаза и спросить: чем заслужила Ваша дочь подобное обращение? Вы бросили ее, когда она только родилась, за все детство ни разу не навестили, а уж как относились к ней, когда она жила с Вами — вообще, отдельная история. — Между прочим, моя дочь никогда ни в чем не нуждалась, молодой человек, — высокомерно заявила женщина. — Так что не нужно говорить о плохом отношении. — И Вы туда же! — фыркнул я. — Знаете, вы, двое, наверное, и впрямь, два сапога — пара. Все у вас всегда в деньги упирается. А ведь счастье совсем не в них. Особенно, если речь идет о детском счастье. Для ребенка счастье — это не коробка игрушек и не ящик сладостей. Счастье — это мама рядом. Это мамины объятия, поцелуи, слова «я тебя люблю»… Сеньора, а Вы любите Химену? Хоть немного? Женщина молчала. — Ах, да! — изогнул бровь я. — Совсем забыл, что Вы ее воспринимали, как ошибку молодости, не более. Так вот, если эта самая «ошибка» для Вас хоть что-нибудь значит, отпустите ее и дайте спокойно жить с теми, кто, действительно, относится к ней со всей любовью. Если же Химена для Вас — пустое место, то я сам больше ее к Вам на пушечный выстрел не подпущу. — Вы не посмеете, — холодно заметила эта неприятная особа. — Я — ее мать. — Не смейте называть себя матерью! — рявкнул я. — Вы — демон в женском обличии! Даже крысы заботятся о своем потомстве, а не бросают его на произвол судьбы! — Но я вовсе не бросала ее на произвол судьбы, — возразила Хулия. — Я отдала Химену матери, потому что, на тот момент, так было лучше для самой девочки. — Ах, Вы еще имеете наглость прикрываться интересами ребенка?! — возмутился я. — Ну, знаете ли! Я думал, что Вы — просто эгоистка. Но нет. Вы намного хуже. Химена росла у своей бабушки, потому что так было удобно Вам, а не кому-то другому. Говорите, что поступили так для блага дочери?! И поэтому ни разу за шесть лет ее не навестили?! Поэтому допустили, чтобы она двое суток провела наедине с мертвой бабушкой?! Поэтому забрали с такой неохотой?! И, может быть, ради ее блага вы вдвоем избивали мою сестру все то время, что она жила с Вами?! В общем, так. Ни Вы, ни Ваш супруг не должны более подходить к Химене ближе, чем на три километра. Иначе, будет совсем другой разговор. А я сегодня же куплю ей новую сим-карту, с другим номером телефона. Забудьте, что у вас была дочь и падчерица, иначе, я вам организую принудительную амнезию. Усекли? Оба энергично закивали. Тогда только мы с Джеймсом вышли из дома. После этой разборки злость моя улеглась, но теперь мне требовалась доза любви и ласки, которую я мог получить только от Нины. Мне дико хотелось забыться в ней. Но что делать с другом? Вести его домой прямо сейчас — значит, остаться там и увидеть любимую куда позже. Нет, это исключено. Я взорвусь, если не окажусь рядом с ней через десять минут. — Слушай, — обратился я к Джеймсу. — Давай сейчас пойдем в то место, где я катался на роликах. Ты пока побудешь там. Мне нужно зайти за Ниной. Мой приятель понимающе улыбнулся и заявил: — Не теряй времени. Я прогуляюсь пока по городу. А вы, когда закончите «заходить друг за другом», позвоните мне. — Спасибо, друг! — воскликнул я и рванулся, было, в сторону дома любимой, но Джеймс поймал меня за шкирку. — Слушай, а как вы ребенка назовете? — Какого ребенка? — опешил я. — Ну, не знаю там, мальчик или девочка у вас родится. Или близнецы. — Так нам как бы рано пока об этом думать… — А если не забежишь по дороге в аптеку и не купишь презервативы, будет самое время задуматься. Лишь тогда до меня дошло, что я, и впрямь, был без «резинок». Тут же воображение нарисовало десятки картинок с тем, что было бы, не напомни мне Джеймс про защиту. Вот, после моего отъезда Нина звонит и сообщает, что беременна. Вот, я бросаю «Оксфорд» и возвращаюсь, чтобы работать и содержать семью. Вот, мы с Рикардо не позволяем Ане отвести дочь на аборт. Вот, эта самая Ана порывается меня кастрировать. Вот, Рикардо орет на меня за непредусмотрительность. А вот, я получаю нагоняй от родителей. И что дальше? Без образования я не смогу устроиться на нормальную работу, да и сама Нина загубит свое будущее. С ее талантом, по ней плачет Академия Наук, а я перечеркну жизнь девушки собственными руками (или не совсем руками). Да уж, умеет мой новый друг организовывать встряски! Теперь контрацепция станет для меня одним из первых пунктов в жизни! — Ох, да! — спохватился я. — Обязательно! Спасибо тебе еще раз! С этими словами, я все же рванул к дому Нины, высматривая по пути аптеку. На полдороге удача мне улыбнулась. Аптека была и даже уже открылась. Не переводя дух, я влетел туда и, остановившись возле кассы, выпалил: — Две пачки презервативов, пожалуйста! Фармацевт тут же положил передо мной нужные коробочки. Расплатившись, я схватил их и был таков. Конечно, в обычный день, мне вряд ли удалось бы купить подобные вещи из-за банального стеснения. Но сегодня просто было не до этого. Я так соскучился по своей девочке, что ни одно стеснение не могло остановить меня на пути к ней. Вот и дом Симонетти. Впрочем, мне тут же пришлось нырнуть за ближайший угол, потому что оттуда вышла Ана во всеоружии своей красоты. Я выглянул из-за дома, за который спрятался, и увидел, как женщина садится в свою машину и уезжает. Интересно, куда это она в субботу, с утра пораньше? А, неважно, ее отъезд нам с Ниной сейчас на руку. Можно будет не сдерживать стонов. Да и лезть в окно вместо того, чтобы, как нормальный жених, войти через дверь, мне тоже совсем не улыбалось. Едва автомобиль Аны скрылся из вида, я подбежал ко входу в дом и нажал кнопку звонка. Надеюсь, моя девушка уже проснулась. Но вот, дверь открылась, и я наконец-то встретился взглядом со своей возлюбленной. Моя душа тотчас стала на место. Я рядом с ней! Я дома, черт возьми! Но что это? Почему Нина плачет? Почему по ее бледному лицу проходят мокрые дорожки слез? Я снова разозлился. Кто расстроил мою девочку?! Кому жить надоело?! Вот, сейчас я выясню имя этого урода, — и полетят клочки по закоулочкам! — Что с тобой, любовь моя? — немедленно спросил я. Нина вместо ответа бросилась мне на шею с криком: — Гастон! Ты здесь! — Ну, конечно, здесь, любимая! — воскликнул я, обняв ее в ответ. — Как же иначе? Приехал в Буэнос-Айрес, поговорил с одним человеком и, прямо не заходя домой, сразу побежал к тебе! Ну, скажи, солнце мое, кто тебя так расстроил? Почему ты плачешь? И снова девушка не ответила на мой вопрос. Она вдруг сама как-то взволнованно спросила: — Гастон, ты ведь по-прежнему любишь меня, правда? — Господи! Ну, конечно, люблю! Больше всего на свете! Малышка, что же с тобой произошло, если ты начала сомневаться в моей любви?! — Ты… ты не позвонил мне вчера. И я подумала, что надоела тебе. — Что?! Я был так возмущен, что забыл обо всем. После того, что мы творили на каникулах и в течение всего последнего месяца, после всех моих клятв, слов любви и обещаний — она до сих пор не верит мне! Проклятье, что я должен сделать, чтобы доказать свою искренность, верность и бесконечную любовь?! Но тут гнев сменило чувство вины. А ведь я, действительно, не подумал о Нине, когда не позвонил ей вчера. Идиот! Бедняжка, наверное, всю ночь с ума сходила — вон, какая бледная! И что еще она должна была подумать?! Господи, никогда себе этого не прощу! — О боже, любовь моя, извини! — взмолился я. — Ну, конечно ты — весь мой мир! Я просто не подумал о твоих чувствах! Знаю, это было ужасно с моей стороны. Сразу после разговора с родителями и Хим я помчался сюда, и возможности поговорить с тобой у меня просто не было! Прости, малышка! Я вел себя эгоистично и глупо! Мне нет оправдания! Конечно, я люблю тебя больше собственной жизни и клянусь, что больше никогда не пропущу разговор с тобой! Даже если буду в пустыне Сахара! Ничто не помешает мне сказать, как сильно я тебя люблю! Никогда больше ты не будешь сомневаться во мне! А почему, кстати, ты не позвонила моим родителям? Они бы объяснили тебе, что я мчусь в Буэнос-Айрес. — Не знаю, — вздохнула Нина. — Просто… боялась. — Чего боялась, любовь моя? — Боялась того, что они могут сказать. Понимаешь, у меня было две версии того, почему ты не позвонил. Первую я уже озвучила. Но еще страшнее. — Еще страшнее? Что же это за версия такая? — Я… я боялась, что с тобой что-то случилось! Боялась потерять тебя навсегда! Она снова расплакалась и уткнулась мне в плечо. О, моя девочка! Она так любит меня, так волнуется! А я заставил ее еще больше переживать! Идиот! — Ну, что ты, любимая! — воскликнул я. — Со мной все в порядке! Я здесь, рядом! Ты можешь прикоснуться ко мне, если захочешь! — Я вроде уже прикасаюсь, — хмыкнула моя девушка. — Нет, не так, — покачал головой я. — Мне хочется почувствовать твои губы. Можно? Нина не ответила — лишь отстранила голову и подставила мне лицо для поцелуя. Вот оно — мое маленькое счастье!