Пятьдесят оттенков ярости

Такого цирка дом Симонетти не видел, наверное, со времен своей постройки. Пока мы с Ниной, в ужасе замерев, смотрели на женщину, а та страшно вопила, прошло, наверное, около минуты. Этого времени нам с девушкой хватило для того, чтобы прийти в себя и начать что-то делать. Девушка слезла с моего члена и начала метаться в поисках нашей одежды. Мне же пришлось помедлить, снимая презерватив и завязывая его узлом. Ана тем временем перестала кричать и просто в ужасе отшатнулась к стене. Казалось, женщина навсегда утратила дар речи. Мы с возлюбленной тоже молчали, да и что тут скажешь? Мы и так знали, что влипли по-крупному. Наконец, кое-как одевшись, нам удалось выпрямиться, но смотреть на потрясенную Ану сил не хватало. Наши взгляды были опущены к полу, а пальцы — крепко сплетены. — Как, — выдавила, наконец, мать Нины, — как это… как… Девушка хотела, было, что-то сказать, но я сжал ее руку, останавливая. Нет уж, раз попали мы в эту ситуацию вместе, то говорить первым — моя обязанность. В конце концов, мужчина я, или нет?! — Простите, Ана, — смущенно произнес я. — Вы не должны были это увидеть. Я… — Ты — проклятый извращенец! — завопила вдруг женщина, побагровев от злости. — Совратил девочку — и рад, да?! А я, значит, не должна была увидеть, как ты суешь свой… орган в мою дочь! Да я тебя сейчас… Она кинулась, было, на меня с понятными намерениями, но тут передо мной стала Нина, заявив: — Успокойся, мама! Никто никого не совращал! И вообще, что ты делаешь дома? Разве твой самолет не улетел четыре часа назад? — Нет, не улетел, — отрезала Ана, скрестив руки на груди. — Нелетная погода в Рио. Мы весь день просидели в аэропорту, а, в итоге, рейс перенесли на завтра. Но, сдается мне, я никуда не полечу. Тебя на минуту одну нельзя оставить. — Она здесь ни при чем, — вмешался я, снова становясь рядом с девушкой. — А кто при чем?! — рявкнула женщина. — Ты?! Ну, конечно, что может быть проще, чем соблазнить маленькую девочку! — Мама! — закричала Нина. — Никто никого не соблазнял, все было по обоюдному согласию! И я уже не маленькая! Мне восемнадцать! — Всего восемнадцать! — отрезала Ана. — А ты уже скачешь на парнях, как последняя… — Кто?! — возмутился я. — Ну, говорите, кто?! Меня даже затрясло от гнева. Вот, значит, как?! Эта дама хочет оскорбить мою девушку! Уже неважно, что она — ее мать. Главное — никто не смеет обзывать мое сокровище! Будь Ана хоть двадцать раз связана с ней кровными узами, я не позволю обижать свою любимую! — Да уже неважно, — пробурчала женщина, выдохнув. — Господи, куда катится этот мир?! В восемнадцать лет моя девочка уже раздвинула ноги! Рано. Слишком рано. — Неужели? — изогнула бровь Нина. — А позволь тебе напомнить, мам, что ты делала в восемнадцать лет! — Что я делала? — не поняла Ана. — Я училась! Получала образование! Да, мы с твоим отцом познакомились в этот же год, но решили хранить себя до свадьбы. Целомудрие — очень важная часть жизни. — Сказки про целомудрие и прочую белиберду расскажи коллегам по работе, — отрезала Нина. — Мне лапшу на уши вешать не нужно. Я прекрасно знаю, что до папы ты спала с кем попало, да и с ним раздвинула ноги на третий день знакомства! Ана остолбенела. Несколько секунд дама не могла произнести ни слова, после чего, спросила: — Мора? — Холодно, — отмахнулась моя девушка. — Папа. Хочешь сказать, он врет? Тут ее мать, кажется, растеряла все козыри. Она понимала, что обвинить бывшего мужа во лжи не может, потому что Рикардо элементарно незачем врать. Но признаться ей тоже было тяжело. — Хорошо, — сдалась она, наконец. — Да, я рано потеряла девственность. Да, я тебе лгала. Но лишь потому, что не хотела для тебя такой судьбы. Мужчины так непостоянны, дочка! Они клянутся в любви, обещают жениться, и все такое прочее. А на деле, как только залезут тебе в трусики, бегут, как крысы с тонущего корабля. — Но ведь папа на тебе женился, — возразила Нина. — Твой папа — исключение, дорогая, — мягко заметила ее мать. — Все, кто был у меня до него, убегали сразу после первого секса. И я уверена, что сейчас и твой Гастон сбежит. Женщина зыркнула на меня злобным взглядом и сурово поинтересовалась: — Ну, что, получил то, чего хотел?! Обесчестил мою девочку?! Да я тебя засужу! — За что, интересно? — изогнул бровь я. — Напоминаю Вам, сеньора, что Ваша дочь — совершеннолетняя, да и вместе мы с ней уже почти два года. Что же Вы поставите мне в вину? — Изнасилование! — отрезала Ана. — Я докажу, что Нина не сама раздвинула перед тобой ноги! Ты заставил мою девочку, угрожал ей! Я найду способ это доказать! — Знаешь, хотела бы я на это посмотреть, мам, — изогнула бровь моя девушка. — Твоя теория не выдержит ни одной проверки. И я сама, и все, кто нас знает, под присягой подтвердят, что у нас все было по согласию. Да даже наши соседи, наверняка, видели, как чуть больше часа назад мы, целуясь, буквально ввалились сюда. Кроме того, позволь напомнить тебе еще кое о чем: когда ты вошла, сверху была я. Ты не могла этого не заметить. А значит, тебя саму привлекут за дачу ложных показаний. — Хм, — изогнула брось Ана, окинув дочь удивленным взглядом. — Знаешь, я тебя недооценила. Ты бы могла стать превосходным адвокатом, Нина. Может… — Ну, уж нет, — покачала головой. — Я не собираюсь зарабатывать, сажая в тюрьму невиновных людей! Ана задохнулась от возмущения, но быстро взяла себя в руки и заявила: — Хорошо. Это пока опустим. Но факт остается фактом: ты так рано раздвинула ножки, а ведь я учила тебя совершенно другому! — Да, да, ты учила меня целомудрию, которое сама не соблюдала, — возразила ее дочь. — Более того, ты лгала мне всю мою жизнь. — Именно потому и лгала! — воскликнула дама. — Я хотела уберечь тебя! Хотела, чтобы ты не повторяла моих ошибок! Тут она снова зыркнула на меня и продолжила: — Но вот, он все испортил! Нина, я с самого начала говорила, что общение с такими, как твой Гастон, до добра не доведет. Вот, он сейчас залез тебе в трусики, а теперь сбежит. Все они сбегают. А если ты потом окажешься беременной?! И, ради всего святого, почему на полу?! Вы что, до постели не смогли добраться?! Потерять невинность на полу — гениально! — А кто здесь говорил о невинности? — откровенно расхохоталась Нина. — Чтобы ты знала, Гастон уже не раз и не два побывал, как ты выразилась, «у меня в трусиках». И что-то я не заметила, чтобы он куда-то собирался. В очередной раз Ана потеряла дар речи. Но, затем, вдруг бросилась на Нину с воплем: — Ах ты, маленькая шлюха! Я среагировал молниеносно. Прежде, чем женщина успела добежать до Нины, мои руки поймали ее в охапку и усадили в ближайшее кресло. — Так, спокойно! — заявил я, пресекая попытки взбесившейся дамы подняться. — Не делайте того, о чем потом пожалеете, сеньора! — Не лезь в это дело! — орала Ана. — Это — моя дочь! — И моя девушка! — отрезал я. — Поэтому предупреждаю, если с ее головы упадет хоть один волос, я лично отведу Нину к врачу, чтобы зафиксировать нанесение телесных повреждений, а затем, мы обратимся в суд. Посадить Вас, конечно, — не посадят, а вот работы Вы лишитесь в два счета. Кто захочет пользоваться услугами адвоката, у которого, у самого проблемы с законом? Потерять работу и клиентов Ана, похоже, опасалась всерьез, поэтому быстро притихла, переводя яростные взгляды с меня на Нину и обратно. А моя возлюбленная в ужасе отступила к стене, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на сушу. — Любимая, — обратился я к девушке, — собирайся. Этой ночь тебе нельзя оставаться дома. Ты же видишь, твоя мама в таком состоянии, что может элементарно задушить тебя во сне подушкой. Я не могу так рисковать. Иди, собери необходимые вещи, а я побуду с Аной. Без возражений, Нина послушно удалилась, но ее матушка явно просто так сдаваться не собиралась, поэтому воскликнула: — Ничего подобного! Никуда я свою дочь не отпущу! Тем более, с тобой! — Вы не в том положении, чтобы диктовать условия, — отрезал я. — И не волнуйтесь, я всего лишь отведу Нину к отцу. Думаю, Рикардо в состоянии ее защитить. Вы даже сможете забрать дочь. Правда, только в том случае, если сумеете доказать бывшему мужу, что не опасны для нее. И, если, конечно, она сама захочет к Вам вернуться. Попробуете заставить — пожалеете. — И что же ты сделаешь?! — изогнула бровь Ана. — Убьешь или поколотишь меня?! Прекрасно, давай. Вряд ли моя дочь пожелает общаться с парнем, который посмел поднять руку на женщину! Я расхохотался. — Как это низко — прикрываться половым признаком, словно щитом! Вы мне омерзительны. И нет, я не собираюсь ни применять физическое насилие, ни, тем более, убивать Вас. Нет. Я просто попрошу отца позвонить в адвокатскую фирму, где Вы работаете, и потребовать Вашего увольнения. А мой родитель — очень влиятельный человек. Ему пойдут навстречу. — Знаешь, почему я тебя не люблю, Гастон? — зло огрызнулась Ана. — Такие, как ты, ничего не могут без папочек. Мажор! — Не вижу ничего плохого в том, чтобы попросить помощи отца в стремлении защитить человека, которого любишь. Кроме того, мой отец и без просьб рванется в бой, потому что сам привязался к Нине. С этими словами, я отошел и стал просто мерить шагами гостиную, в ожидании Нины. — Ваш первый раз ведь был тогда, на Рождество, да? — хмуро спросила ее мать. — На совершеннолетие Нины, — отмахнулся я. — Значит, я правильно делала, когда собиралась отвести ее к врачу, — добавила Ана. — Если бы вас не покрывал мой бывший… — Отец просто понимал дочь гораздо лучше, чем Вы, Ана, — отрезал я. — И он в этом не виноват. — А кто виноват? Я? — Откровенно говоря, да. Вам следовало быть более внимательной к чувствам, а не к образованию Нины. Сеньора Симонетти помолчала с минуту, а затем указала на диван и заявила: — Хотя бы уберите за собой. Мне совсем не улыбается, стирать ваши… биологические следы. Понимающе кивнув, я собрал весь мусор, привел диван в прежнее состояние и проверил, не осталось ли нигде капель спермы. — И на том спасибо, — поблагодарила Ана. — Скажи, а почему все-таки здесь? До спальни не дошли? — Это тоже, — согласился я. — Мы месяц не виделись, вот нас и накрыло. А еще, Вашей дочери захотелось нового. Вы не поверите, какой она иногда может быть. Пожав плечами, женщина сердито отвернулась к окну. Нина с сумкой появилась минут через десять, и я быстро ее увел. Мы еще толком не знали, на что подписывались, но понимали, что в этом доме девушке оставаться нельзя. Ох, надеюсь, Рикардо воспримет это дело лучше…