***
Я ждала Мишу у выхода из его школы и нервно покусывала губы. Если бы я курила, тогда под моими ногами уже непременно выросла бы горка из окурков. Я старательно игнорировала взгляды старых знакомых и хотела провалиться под землю. Настроения бросаться обниматься и рассказывать про мою новую жизнь не было. Да что это со мной? Раньше я была бы рада этим людям, но теперь почему-то внутри странно кипело, когда я незаметно рассматривала школьную форму, какую прежде носила сама, брендовые сумки и прически у девушек. С содроганием я вдруг вспомнила, сколько времени уходило по утрам на то, чтобы привести волосы в порядок. За время, проведенное в пути, я окончательно убедила себя, что поступаю правильно. Лучше самой явиться с повинной, чем ждать, что может быть (может быть!) всё обойдется и Миша ничего не узнает. И явиться надо лично, а не сообщить по телефону. Звонков и сообщений от него пока не было, но я не слишком спешила успокаиваться. Может быть, он еще ничего не знает. Но может быть, знает, но так разочарован, что и говорить со мной не хочет. Миша вышел вместе с Викой, весело смеясь над чем-то и толкаясь локтями. Я испытала неожиданное раздражение, увидев их вдвоем. Мой парень и моя лучшая подруга проводят вместе кучу времени: ходят в одну школу, танцуют, учатся на уроках и после занятий, пока я… Пока я набираюсь смелости вымаливать прощение после собственного идиотизма. Я никогда не была девушкой, которая стремится контролировать каждый шаг своего молодого человека. Но теперь, видя их рядом, я вдруг невольно поняла, почему некоторые делают такие вещи, как допросы и чтение чужих переписок. Червячок ревности проявил себя совсем некстати. С одной стороны, мне стало легче. С другой, я понимала, что собираюсь добиваться прощения. И пока буду делать это, буду знать, что всё равно не во всем честна. Я обещаю, что это последняя ложь. — Малыш! Я всё еще не была морально готова, но Миша уже заметил меня и спешил навстречу. Схватил меня в охапку и прижал к себе, а затем прижался губами к моим. Моё тело невольно расслабилась. Надо же, я и не замечала, что была настолько напряжена! Но теперь, стоя в кольце родных рук, я чувствовала, что вернулась домой. Вика практически оттянула меня в сторону, разорвав наш с Мишей поцелуй, чтобы броситься мне на шею. Я скривила недовольную рожицу, и любимый беззвучно рассмеялся, довольный моей реакцией. — Зайка, это такой сюрприз! Я так рада тебя видеть! Прямо как в старые времена, когда мы все вместе уходили из школы! Ты совсем пропала в последнее время! Что-то случилось или ты просто решила нас порадовать? — бесперебойно щебетала Викулик. Я вырвалась из её захвата и нырнула обратно в объятья любимого человека. Стоя рядом с ним, таким близким и идеальным, я просто не понимала, как могла быть такой дурой, чтобы изменить ему. Кому понадобится кто-то другой, если рядом такой красивый, умный, веселый и сексуальный парень? Я чувствовала, что ледяная стена обид и недомолвок, незаметно выросшая между нами в моей душе, тает. — Я тоже рада вас видеть. Я соскучилась, — я крутанулась в мужских руках и обернулась к Мише, чтобы произнести эти слова ему в губы. Ему мои действия определенно нравились — я была вознаграждена еще одним поцелуем. Как же мне хотелось оказаться в то мгновение с ним вдвоем где-нибудь в безлюдном месте… — И я хотела поговорить, — обреченно и тихо, чтобы не слышали лишние уши, добавила я. Миша нахмурился, вглядываясь в мои глаза. Он действительно очень умный и, уверена, уже понял, что я явилась к нему в школу не только потому, что соскучилась. Знал бы ты всю правду, не обнимал бы меня так нежно и, одновременно, крепко… — Хочешь поговорить наедине? — он явно недовольно глянул на Вику, старательно делающую вид, что не слышит нашего разговора, а затем его взгляд вернулся к моему лицу и заметно потеплел. Даже в ожидании неприятных известий он всё равно был рад видеть меня. Я кивнула, и этого было достаточно, чтобы Миша коротко попрощался за нас двоих с Викой и, игнорируя её обиду, что мы уходим и провели все вместе так мало времени, за руку повел меня к машине с личным водителем, ожидавшую перед воротами школы. Он уже давно привык ходить рядом со мной, так что мне не приходилось ускоряться или семенить следом. Он вообще делал всё от него зависящее, чтобы мне было рядом с ним комфортно. По дороге к нему домой мы оба молчали, каждый погруженный в собственные мысли. Миша казался напряженным, но кто не был бы таким после фразы «нам надо поговорить». Я так и вовсе сидела как на иголках и титаническими усилиями заставляла себя не дергаться и вести себя спокойно. После уроков у Миши должно было быть занятие с репетитором, но он отменил его, пока мы ползли в веренице машин. Какая-то часть меня почти умоляла оседлать его и страстно целовать до того момента, когда мы останемся вдвоем. Гормоны, длительное воздержание и постоянный соблазн решительно сносили мне крышу. А разговор… Сказала бы, что придумала отличный план, как отвлечь его от бесконечного списка дел. Но другая часть меня, более честная и скованная обязательствами, удерживала меня на месте. Я то и дело косилась на Мишу, но он молчал, явно дожидаясь момента, когда мы останемся вдвоем. Его родителей дома не было, и я выдохнула от облегчения, когда снимала верхнюю одежду в так хорошо знакомом холле. Мы молча поднялись в его комнату. Каждый шаг давался мне с таким трудом, словно к каждой ноге были примотаны десятикилограммовые гири. Мне хотелось сбежать в туалет или попросить кофе, или ещё как-либо оттянуть неприятный разговор, но я стоически гнала себя на закланье. В комнате Миша привычно бросил рюкзак у стола, а я замерла у входа, сдерживая порыв развернуться и сбежать. Да чего я так боюсь? Я знала, чего. Я боялась, что если раскрыть одну правду, то начнет всплывать и вторая. — Да чего ты замерла как не родная? Ты меня пугаешь. Садись. Я послушно проследовала к кровати, на которую мне указали, и присела на краешек. И продолжила всё так же молчать. Миша дал мне еще с минуту, прежде чем опустился на корточки передо мной и взял мои ладони в свои. — Ева, ты же знаешь, что можешь поделиться со мной всем. Я постараюсь понять и поддержать тебя в любой ситуации. Но когда ты так молчишь, как сейчас, я начинаю представлять самое ужасное. Интересно, поцелуи с другим входят в разряд ужасного или «понять и простить»? — Я… налажала, — в итоге, призналась я. — Что, прости? — на лице Миши было полное непонимание. — Я сделала кое-что очень глупое, — исправилась поспешно. Нахваталась! Любимый всё так же сидел передо мной и смотрел на меня так внимательно и ждуще, что пришлось продолжить: — Мои одноклассники закатили вечеринку, и я тоже там была. Миша всё ещё ничего не говорил и даже не изменился в лице. Я не знала, как на это реагировать. Ожидала, что уже после этих слов будет хоть что-то, что подсказало бы дальнейшую стратегию поведения. — Понимаешь, я хотела наладить контакт. Мне учиться с ними еще несколько месяцев, и ты себе не представляешь, каково это быть в их обществе белой вороной, — затараторила. И сразу же почувствовала, что оправдываюсь. Если мне приходится искать объяснения собственным действиям уже на этой фазе, как дальше? — Я понимаю, — Миша кивнул и, чуть помедлив, встал. Он сделал несколько шагов, явно усиленно думая, прежде чем уточнил: — И что это была за вечеринка? Почему мне не сказала? Я поежилась на своем месте. Почему не сказала тебе? Потому что шла туда с другим парнем. Неправильный ответ. — Это произошло спонтанно. Мне просто предложили, и я согласилась. До последнего не знала, пойду ли вообще… — Так что это была за вечеринка? Не пронесло. Думала, не заметит, что ответила только на один вопрос. — Вечеринка у бассейна, — как можно более скучающе ответила я. Словно алкоголь, вода и полуголые люди для меня норма вещей, один из пунктиков в ежедневнике где-то между маникюром и чисткой зубов. Но реакция Миши меня выбила из колеи. Он усмехнулся. — У бассейна? Без обид, не знал, что у твоих новых одноклассников такие возможности. Сняли или были у кого-то дома? — Понимаешь, вечеринка была не совсем законна, — выдавила я сквозь сжатые зубы и уставилась в пол. Гробовое молчание в ответ подсказало, что мои слова нуждаются в детализации. — Если честно, мы проникли на территорию спортивного клуба. Из-под полуопущенных ресниц я следила за секундной стрелкой, которая успела сделать два полных оборота, прежде чем Миша, наконец, заговорил. Голос его был пугающе тих и спокоен. — Ева, я всё правильно понял? Я лучше уточню ещё раз: ты вместе со своими будущими уголовниками и ПТУшниками влезла на частную территорию, чтобы напиться в бассейне? — Едва заметный кивок. — Что ещё? Рассказывай уже до конца. Лучше бы он кричал. Я просто не понимала, что значит эта странная реакция. — Нас поймали. И я взяла вину на себя. Миша молчал. Он с полминуты ходил по комнате, абсолютно спокойно и словно равнодушно, после чего неожиданно снес с полки несколько книг и вазу. Я пискнула, когда та встретилась с полом и разлетелась на тысячи осколков. Мой (мой ли всё ещё?) парень подошел ближе и остановился прямо передо мной. — Посмотри на меня, — почти приказал он. Голос его чуть сорвался, будто держать себя в руках было невыносимо трудно. Я сглотнула и послушалась. — Кого ты выгораживала? Вот он, момент истины. И сейчас я либо окончательно испорчу отношения с прекрасным человеком, который делал меня счастливой столько лет и с которым я планировала связать своё будущее, либо всё исправлю. Проблема заключалась в том, что врать я никогда не любила и не умела. А чтобы спасти нас, именно это и нужно делать. Врать. Я скривилась от жалости и презрения к себе. Даже сейчас, когда я должна была чувствовать себя виноватой и вымаливать прощение, я могла думать лишь о том, что не хочу терять Мишу. Но не из-за наших чувств. Я люблю его, несомненно, но прямо сейчас меня волновало другое. До этого момента отношения с моим парнем были единственным, что удерживало меня на расстоянии от Роса. Я боялась, что, если этой преграды не станет, я не смогу и дальше сдерживать себя. И если я сдамся, это будет началом моего конца. Потому что Воронов не из тех, кто способен на серьезные отношения. Я вообще сомневалась, что он способен на любовь. Мне страшно захлебнуться в нем, если подпущу ближе. Молчание затягивалось. Я выдохнула и решилась. — Роса. — Роса, — повторил Миша, очень похоже скопировав мой голос. — Да, это он выкрал ключи. Но он сделал это ради всех нас. У него были бы большие неприятности, если бы я не вмешалась. Я знала, что мне ничего не будет, — вновь затараторила я, словно боялась, что если остановлюсь и не договорю, то больше не смогу издать ни звука вообще никогда. Я кривила душой, конечно. В те минуты, когда я искала заветную связку в чужом рюкзаке, а потом неслась по школе так быстро, что кололо в боку, я не знала, чем какие будут последствия моего поступка. Впервые за много лет я не могла прочитать по лицу Миши, что у него в душе и о чем он думает. Он закрылся от меня, и я буквально видела эту стену между нами, растущую ввысь прямо на глазах, вместе с каждым словом, вылетающим из моего рта. — Черт, Ева, я тебя просто не узнаю! — наконец, взорвался он. Я вздрогнула и прижала ладонь к губам, напуганная такой реакцией. Хотя она была вполне предсказуема и объяснима. — Да что с тобой происходит?! Ты ввязываешься в драки, напиваешься, шляешься непонятно где, нарушаешь закон и оправдываешь это! Меня это, блять, достало! Я ахнула. Миша никогда прежде не матерился, и я не могла представить, что даже в теории могу услышать подобные слова в нашем разговоре. Благодаря новым одноклассникам мой словарный запас матов и жаргонов вырос до небес, и теперь меня сложно было бы впечатлить таким выражением. Но то, что любимый снизошел до их употребления говорило лишь о том, что он действительно достиг точки кипения. И во всем этом только моя вина. — Ответь мне честно, это ведь с ним ты тогда ездила на гонки?! Миша неожиданно оказался прямо передо мной, упершись кулаками в постель по бокам от моих бедер. За его мягкостью и сдержанностью я и забыла, что он достаточно сильный и крупный парень. Я нервно сглотнула, и это был тот самый ответ, которого он ждал и боялся. — Ты должна прекратить общение с ним, — крики прекратились, но я всё ещё угадывала их в мрачном и холодном тоне. Это был не вопрос и не просьба, что Миша подтвердил, добавив: — Тебе придется выбирать: или я, или он. Может, ты и веришь в вашу дружбу, но что-то мне подсказывает, что он — нет. Слёзы хлынули из глаз прежде, чем я осознала, что комок в горле застрял неспроста. Он прощал меня, вновь прощал. Но если бы мой парень только знал, что и я уже давно не верю в дружбу со своим одноклассником, он был бы куда более суров. Не уверена, что у нас вообще было бы будущее, если бы он мог хотя бы заподозрить, что даже сейчас я недостаточно откровенна. Взрыв эмоций спас меня от необходимости отвечать. Взгляд Миши потеплел, и крепкие теплые руки притянули моё тело ближе. Я позволила себе окунуться в такие родные объятья и разревелась пуще прежнего, вжимаясь щекой в его грудь и пачкая тушью рубашку.***
Я застыла перед зеркалом, критично рассматривая своё отражение. Впервые в жизни я собиралась на бал самостоятельно, без помощи парикмахера и визажиста. Получилось не так плохо, как думала будет, но я всё равно была не в восторге от результата. Черт бы побрал Мишу. Когда мои слёзы закончились, а его гнев поутих, постепенно, но верно мы перешли к более интересной части примирения. Я так давно не чувствовала его тепло и ласки, что таяла в руках и терялась в поцелуях. И ненавидела своё тело за то, что кровь не вскипала от одних лишь прикосновений, а ноги и живот не сводило до неприятной, но сладкой боли. Я старательно гнала из головы лишние образы и старалась сосредоточиться на собственных ощущениях и удовольствии Миши. Раз за разом повторяла, как скучала и люблю его в попытках заглушить мысли. А потом сдалась, представила и взорвалась. Мы ещё долго разговаривали, пока я лежала, прижавшись к Мише спиной, чтобы он не видел слёзы в глазах и мой ужас от того, что только что произошло. Подчинившись чувству вины, я согласилась прийти на бал и посмотреть, как он будет танцевать. Всё то же гадское чувство вины загнало меня в тёмно-бордовое платье в пол и водрузило на каблуки. Я неуверенно переступила с ноги на ногу, привыкая к ощущениям. В прежней школе часто проводились мероприятия, которые предполагали дресс-код. Да и нас с родителями нередко приглашали на званые вечера, ради которых приходилось обувать шпильки и порой влезать в такие узкие платья, что в них и вздохнуть было страшно, не то что съесть хоть кусочек. Но со смертью родителей прекратились и светские рауты, а потолок в организации праздников в моей новой школе ограничивался дискотеками в спортзале. А учитывая, что личный водитель тоже остался в прошлом и теперь его роль исполняли водители маршруток и мои собственные ноги, каблуки пришлось заменить на обувь на низком ходу. Я промокнула лишнюю помаду салфеткой и ещё раз осмотрела свой внешний вид. Мне нравилось носить платья и каблуки, доводить макияж до идеала и то, как крупные локоны скрывают острые ключицы. Я любила ощущение, когда тяжелые серьги оттягивают мочки ушей, а кулон холодит кожу первую минуту после того, как его наденешь. Я наслаждалась сладким цветочным ароматом духов, которые слишком яркие для ежедневной жизни. Я казалась старше, но особенно меня выдавали глаза. Это не ради тебя, Ева. Это ради Миши и ваших отношений. Не идеально. Я находила недочеты в собственном отражении, но времени исправлять их уже не было. Сказывался недостаток опыта. С другой стороны, не я сегодня буду в центре внимания. Любимый, конечно, предлагал оплатить мне все нужные процедуры, но я отказалась. Слишком много неловкости было между нами в последнее время, а брать у него деньги на макияж и прическу было бы как-то… по-семейному. Словно мы стабильная пара, в которой для мужчины нормально содержать свою женщину. Женщину, которая и сама не знает, чего хочет.***
Бал, конечно же, был шикарен. Я с переменным восторгом и тоской разглядывала зал, стены которого словно состояли только лишь из золота и зеркал, хрустальные люстры и натертый до болезненного блеска в глазах паркет. Но куда больший интерес вызывали наряды девушек и женщин. Оторванная от возможности покупать всё, что захочу, я всё же могла любоваться чужими красивыми вещами. Глядя на изящные платья, безупречные прически, пальцы с маникюром, который исключал хоть какую-либо работу по дому, шикарные туфли самых известных мировых брендов, я пыталась представить в этой толпе своих одноклассников. Такой, наверное, я казалась им, когда только пришла: лощеная, красивая, самоуверенная, лицемерно-улыбчивая холодная сука. Я глубоко вздохнула и растянула губы, приветствуя очередную знакомую. Я изменилась, я знаю. Но к этому нельзя привыкать. Я просто стала сильнее и научилась бороться. Но не стала одной из них. Вот оно, передо мной, моё общество. Сверкающие, непременно галантные и вежливые, успешные в будущем люди. Пройдет совсем немного времени, когда я вернусь к ним уже на равных. С Мишей нам не удалось провести много времени вместе. Его окликали одноклассники, звали фотографироваться в выпускной альбом, дергала Вика, нервничающая так, словно не несколько танцев собралась станцевать, а как минимум свадебный вальс. Некоторые из моих старых друзей, конечно, пришли в восторг, когда я вошла в зал под руку с любимым, но и их интерес ко мне быстро иссяк, учитывая, что я не стремилась сильно распространяться про свою новую жизнь. Остальные же ограничивались взглядами и кивками в знак приветствия. У меня уже болели щеки. Едва заиграли первые ноты вальса, которым старшеклассники открывали бал, я сбежала на балкон, откуда открывался лучший вид на танцующих. Как же это было красиво! Я следила за отточенными движениями парней в смокингах и за тем, как волшебно смотрятся дорогие ткани юбок, придерживаемых девичьими пальчиками. Я представляла себя среди них. Но почему-то это давалось с трудом. В какой-то миг я поймала себя на мысли, что мне становится скучно. Представила, как всё происходящее переменилось бы, будь здесь Ната с Росом. Эта парочка точно высмеивала бы и напыщенные выражения лиц, и незаметные попытки девчонок не рухнуть с высоченных каблуков прямо посреди зала. Мне, конечно же, было бы за них стыдно, и я непременно шикала бы, призывая к тишине и достойному поведению, но… Зато не поглядывала на часы стоящего справа мужчины, отсчитывая оставшиеся до конца мероприятия минуты. Они тянулись просто бесконечно. А от стояния на каблуках стопы горели просто огнем. Однако так или иначе, но праздник, превратившийся в мою личную пытку, закончился. Гости разбрелись по залу, чтобы сфотографироваться, выразить друг другу восхищение и просто поговорить. Подобно им я спустилась на первый этаж и очутилась в шуршащем цветастом море, где редкими мрачными брызгами мелькали чёрные пятна-смокинги. Обнаружить Мишу оказалось нетрудно — он стоял среди большой компании моих бывших одноклассников. Я замерла чуть в стороне, чувствуя себя не в своей тарелке. Будто я чужая. — Так что, переодеваемся и едем на афтерпати! — услышала я радостный голос Вики и замерла. Миша ничего не говорил мне, что после бала планируется ещё что-то. Я думала, мы поедем в ресторан и поужинаем, и я расскажу ему, как красиво он танцевал и что я не могла оторвать от него глаз. Где-то в горле образовался комок, и я сглотнула. Более неудачного времени и места, чтобы разрыдаться, нельзя и придумать! Миша, конечно, сейчас откажется. Так ведь? Но он обернулся и, заметив меня, практически подлетел. Я выдавила улыбку, стиснутая в объятиях, и постаралась расслабиться. В самом деле, я накручиваю себя там, где не надо. — Ты готова? Я отстранилась и осторожно уточнила, стараясь не выдать эмоции: — К чему? — Мы же едем отмечать! Это была официальная часть, а теперь пора оторваться, как мы умеем! — Миша был так взволновал, что, видимо, и не заметил, как изменилось моё лицо. Я глянула вниз на своё платье и неудобные туфли. И только теперь задумалась о том, что многие девушки приехали с пакетами и оставили их в гардеробе. Тусоваться в платье до пола, в котором и вздохнуть сложно, да ещё и на каблуках, не предназначенных для танцев? Я откашлялась, собирая волю в кулак и запрещая себе реветь от обиды. — Знаешь, я, пожалуй, поеду домой. У меня голова разболелась… — Миша заметно поник, и я использовала последнюю каплю самоконтроля, чтобы взять себя в руки, улыбнуться и притянуть его к себе: — Но я надеюсь, что ты хорошо отдохнешь. Завтра расскажешь, — я в последний раз неискренне сверкнула зубами, быстро чмокнула его в губы и, не дожидаясь ответа, скрылась в толпе. У выхода я замерла и поежилась на ветру. Если бы я знала, что буду передвигаться без машины, точно надела бы что-то менее продуваемое, чем коротенький меховой полушубок. Настроение окончательно ухнуло куда-то вниз. Я не хотела домой, я не могла поехать на афтерпати. — Привет, можно приехать?***
*** Глаза Наты буквально превратились в блюдца, когда она распахнула передо мной старенькую дверь своей квартиры. — Ну ты и красотка! Я невольно улыбнулась такому бесхитростному и прямолинейному комплименту. И пока она совершенно нескромно разглядывала меня с головы до ног, протиснулась мимо неё в квартиру. Ната жила одна, причем уже несколько лет. Отец умер, когда ей было десять. А мама была достаточно ветреной и влюбчивой особой. Раз в полгода-год она являлась к дочери в слезах и с жалобами на очередную несчастную любовь, а спустя несколько недель вновь упархивала навстречу новым чувствам. В остальное же время их общение сводилось к необходимому минимуму и перекидыванием денег на карточку. Так что я ожидала, что у подруги дома будет такой себе девичий вариант холостяцкой берлоги. Ремонт, конечно, требовал обновления, но там оказалось неожиданно чистенько. Я без излишней скромности сбросила осточертевшие туфли и прошлась сначала в спальню, а затем и в кухню. Интересно, как ей живется в одиночестве? Временами у неё жил Рос, когда в очередной раз ругался с матерью и уходил из дома, но я не слышала, чтобы Ната постоянно устраивала тусовки. Видимо, это был её собственный закрытый мирок, в который она мало кого пускала. Куда я так нагло влезла одним своим звонком. С другой стороны, я уже достаточно знала Нату. Если бы она была против моего вторжения, то прямо сказала бы об этом. — Будет на что сменить эти тряпки? — кивнула я на собственное платье. За сегодняшний вечер оно успело мне осточертеть. Запал, который я чувствовала во время сборов, и приступ самолюбования прошли, оставив лишь неудобство оттого, что надо было думать о том, как идешь, садишься и боишься испачкать или помять. Вместо адекватного ответа Ната меня ошарашила: — Не раздевайся и на выход.