Спутники

      Минут через 10, когда из кабинета еле-еле вышла старая женщина, вместе с ней вылетело:       — Антон Шастун, заходите, — сглотнув, этот самый Антон Шастун зашел в кабинет, а следом, хоть его и не звали, но против явно не были, проскользнул, как ласка, Арсений.       — Садитесь сюда, отдавайте карту медсестре, — распоряжалась врач, потом повернулась к Антону. — Ну, что у вас?       — Головные боли.       — Давно?       — Лет так… — вопрос был с подвохом, ибо Антон смутно помнил школьные года… В студенчестве у всех всё плохо, стоит ли это брать в расчет? Вообще она болит у него… ну сколько он себя помнит, ей-богу, несколько лет…       «Вот у Земли есть Луна. Луна — спутник земли. У Юпитера не один спутник. Я похож на него. У меня несколько спутников. Например, головная боль, низкое давление, усталость, вечный недосып…»       — Какое давление? — уточнила врач.       — Обычно? — Антон метнул взгляд на Арса, но тот очень эпично подпирал стену, почти не реагируя, но внимательно слушая, так что Антон лишь вздохнул, откидывая мысли о лукавстве. — Девяносто на шестьдесят…       — Низкое, — констатировала врач и потянулась за барометром. — Давайте посмотрим… Сейчас как чувствуете себя?       — Голова болит…       — Так, а сейчас не разговаривайте, — «не двигайся, сиди спокойно», — голосом медсестры с медпункта то ли школы, то ли учебной части продолжил мысленно Шаст. — О, восемьдесят пять на пятьдесят пять.       Антон устало прикрыл глаза.       — Так, ну-ка встань, — весело, излишне наигранно, сказала врач. Антон повиновался. — Закрой глаза, руки вперед. Хорошо, коснись носа указательным пальцем… Другой рукой…       «Давай, Шаст, давай», — пронеслось в голове у Попова, пока Антон дважды ткнул себе в… Ну в нос… В нос, но не в кончик, а чуть левее… И выше.       — Присядь, — «блин, да что она с ним делает-то? Как будто мужа выбирает, пусть уже скажет, что с ним», — раздраженно подумал Арсений, поменял позу и тут же заметил в руках врача молоточек.       — Расслабься, — сказала она, и обоим парням показалось, будто они в клишированном ужастике.       Тут-то шастунишские нервы проявили себя во всей красе, а именно как в том старом анекдоте, во время удара молоточком чуть ниже колена Антон чуть не зарядил своей длинной ногой по врачу, а руки его при проверке сотряслись так, будто их окутали в высокие перчатки-шокеры и дали нехилый разряд тока.       — Ты че такой нервный-то, рефлексы у тебя обостренные до жути… — она отложила молоток и начала быстро щелкать мышкой, а потом и клавиатурой, забивая какие-то сведения в единую базу, поспрашивала то же, что и в начале, а потом с интересом начала листать карточку, ожидая ответа от всеобщего сайта.       — У вас тут направление пятилетней давности на МРТ… И к нейрохирургу… — она задумалась, полистала карточку, потыкала на клавиши клавиатуры, а Антон окончательно перестал втыкать в происходящее и тупо пялился на криво повешенный натюрморт на стене, размышляя о том, что если бы ему сейчас дали грушу, то он бы приложил ее ко лбу, ибо она холодная.       — Так, я вам выписала, — начала она, взяв в руки рецепт, который писала не она, а медсестра, — Некоторые таблетки, ну глицин, это понятно, три таблетки под язык, остальное… Посмотрите, короче. И… — она уткнулась еще в один листик, который ей передали вместе с рецептом, — Направление к нейрохирургу в центральную больницу… А там уж если он скажет, что надо сделать МРТ, то сделаете…       — Заебись, — одними губами произнес Шаст, выныривая из кабинета, в то время как Попов, внимательно слушавший все вещания врача, благодарил его и, захватив все вещи Антона, рванул следом.       Поездка на автобусе в этот мокрый и серый, как и прочие декабрьские будни, день в этот раз отличалась особым уютом. В наушниках, что были одни на двоих, тихо играло что-то из фолк-музыки, а до дома Арса оставалось еще несколько остановок. За окном кружили огромные снежинки. Антон обвел взглядом улицу. Вечерний город, фонари, огромные хлопья падают с неба… А вот если бы снежинки были мелкие, колючие и с сильным холодным ветром, что бывает на набережных Невы, то… Он бы еще плотнее закутался в куртку и ускорял шаг, перебирая все известные маты и проклятия. Всё-таки он не любил зиму. Ну, вернее, он любил, даже обожал такую погоду как сейчас, но если он был бы дома в тепле. Из окна да из-под одеяла всё кажется лучше.       Арсений теребил в руках синюю папку с документами Шаста. Они ехали молча, но Попов хотел, казалось, слиться с Антоном в одно целое… Не зря же он то пододвигался ближе, то клал свою голову на плечо Шаста, то касался рук.       Вернее, рук-то он как раз и не касался. Он трогал браслеты, кольца, но, будто дразня, не прикасался к коже.       Антон, показывая плохое настроение и усталость, смотрел в окно, но из-за темной улицы (хотя на улице всего около двух дня. Север — это любовь) в стекле отражалось всё, что происходило в салоне автобуса. А именно эти дразнящие прикосновения (вернее, их отсутствие) Попова.       Иногда казалось, что Арсений какой-то колдун, ибо уже через несколько минут Антон наблюдал за тонкими пальцами этого актера не через автобусное стекло, а напрямую, и спустя мгновенье не выдержал и дернул рукой так, что пальцы соприкоснулись, и по телу обоих прошли стада мурашек. Робко, как ребенок с незнакомцем, Арсений ввел свои пальцы в раскрытую ладонь Антона. Шаст сжал их в благодарность.       Приятный женский голос в наушниках и текст песни, что дополняли эту обстановку, были настолько трогательными, что в глазах Антона собрались слезы.       Он боялся того, что будет. Что скажут врачи, что они найдут, как отреагирует на это Арсений, что будет с родителями, когда они узнают…       Попов, всегда столь чуткий и внимательный, уловил это, наконец, раскрывшееся, как бутон, беспокойство и страх Антона. Он не мог оставить это, как есть…

«Спрячь меня навеки, темная вода… Ты хочешь отдать все, Но этого мало… Тебе так хочется слез, А их не осталось…»

      В конце автобуса сидели двое и целовались. Кондуктор и пара пассажиров впереди не замечали их, а за окном продолжал падать снег