Черная мантия для Капитана Джека Воробья

Они спустились в помещение, залитое лунным светом, что было странно. В подземельях нет дня или ночи, единственное освещение — факел или волшебная палочка, горевшая белым огнем без дыма. Джек давно перестал удивляться. — Эта школа, — Реддл замолчал, уселся прямо на голый пол и взглядом предложил капитану последовать его примеру, — никогда не причинит тебе вреда, пока ты не захочешь её разрушить. И это я исключительно про стены. Маги всё портят… Пауза. Взгляд глаза в глаза. Воробей сел напротив Тома, немного сгорбился, чувствуя одновременно всю серьёзность происходящего и желание закончить всё как можно быстрее. Ситуация не выглядела весёлой. Какой угодно: опасной, интригующей, захватывающей, смертоносной, разрушающей, нестабильной. Но веселья нет и, скорее всего, не будет. Это удручающе действовало на славного пирата. — Давай лучше поговорим о доверии! — ребёнок взмахнул руками с максимальной грациозностью, на которое было способно его тело. — Я не могу быть уверен в тебе, а ты дурак, если так просто готов посвятить меня в свои тёмные делишки. — Как ты выразился, «тёмными делишками» я занимался до амнезии. Это самая чудесная и ужасная часть моей биографии, бесспорно, — он чуть прикрыл глаза, будто вспоминая всё происходившее последние годы. Умиротворяющим голосом он рассказал о том, как калечил, пытал и убивал. О планах всемирного господства и вечной жизни. Использовании запрещенных заклятий. Расколе души на семь частей. — По законам жанра, я должен либо хотеть повторить попытку осуществить свои планы — опыт, по крайней мере, имеется — либо раскаиваться и сожалеть. Но мне не нравятся оба варианта. Поощряю ли я свои методы и цели? Нет. Но осуждать себя тоже не могу. В отличие от остальных, мне известна вся история, а не её обрывки, по которым можно судить человека: плохой или хороший. Это реальная жизнь. Здесь нет положительных или отрицательных персонажей. Все мы являемся трусами и храбрецами одновременно. В нас живут воин, не желающий драться, и леди, обречённая всю жизнь вышивать гладью, но мечтающая о неустанных приключениях. Кому ты дашь большую свободу действий? — И ты ради удовольствия убиваешь детей? — Это был особенный ребёнок. Он был равен по способностям. В будущем мог стать равным по силе. Мы оба не смогли бы жить спокойно, если бы один из нас не умер. Так гласило пророчество, а в нашем мире принято доверять предсказателям. Гарри умер, но я тоже успел побывать на том свете. — Как по ощущениям кипящие котлы? — с долей ехидства поинтересовался Воробей, лишь бы не слышать давящей тишины. — Я всего лишь увидел свою истерзанную душу. Поверь, это гораздо страшнее ночных кошмаров и твоих шуток про котлы, — Том поднялся на ноги, принявшись расхаживать из стороны в сторону. — А потом с бухты-барахты ты воскрес, как и я, верно? — Джек уже даже не спрашивал, просто вбрасывал свои догадки, откровенно посмеиваясь над собеседником. — Одному из нас следовало выжить, иначе равновесие бы пошатнулось. И было абсолютно всё равно — кто именно. Однако, как ни парадоксально, именно истинная любовь собрала мою душу, вернула все её частички обратно в моё тело, опустошила крестражи, — Реддл изобразил кривоватую ухмылку. — Теперь человечность из меня бьёт ключом. Даже никакого воскрешающего камня не требуется. — Истинная любовь? Звучит как оправдание для неудавшегося брака. «Мы создали этот союз потому, что искренне любили и не представляли свою жизнь друг без друга, мы считали, что это была истинная любовь» и так далее и тому подобное. Даже не хочу разбираться в фишке воскрешающего камня, достаточно того, что я смутно представляю, для чего он нужен. — Мать мальчика, чьё тело ты пытаешься разрушить алкоголизмом, отсутствием чувства самосохранения и незнанием меры, — снисходительно посмотрел Том на ребёнка, — бросилась защищать своё чадо собой. И, о чудо, сработало. Она трагически погибла, а ты получил шрам и несколько очаровательных подарков от меня. — Например? — Умение говорить на парселтанге. — Воробей даже не попытался скрыть непонимание, побуждая юношу продолжать. — Ты теперь при желании можешь говорить со змеями и понимать их. Да и за сам факт того, что ты внятно говоришь, имея тело ребёнка, только вышедшего из младенчества, благодарить нужно меня. Было бы весело быть в этом теле и не мочь говорить… Реддл не любил, когда в нем сомневались, но именно этим сейчас занимался ребёнок. Малолетний дебошир сомневался в его словах, силе, знаниях, статусе. Это было так же отчётливо видно, как и то, что малец не так прост. Том уже слишком долго присматривался к Поттеру, чтобы не заметить явных несоответствий. Но пока у него не было времени как следует поразмышлять на эту тему. — Что-то не так? Ты чего-то не понял? — отчаянно пытался скрыть раздражение в голосе маг, глядя на Воробья сверху вниз. — Это всё, конечно, жуть как интересно! Смекаешь? Но почему тебя не заперли? — Как ты можешь догадаться, смерть и воскрешение выматывает земное тело. У всего есть свои последствия. В моем случае — амнезия. Первые сутки я не помнил ничего, кроме того, что являюсь магом и что-то произошло. Было не совсем понятно, что делать со мной. Достаточно спорный вопрос — судить ли ничего не помнящего о своих деяниях человека. Поэтому меня заперли, но не в тюрьме, а в школе. Том тяжело вздохнул. Гнев утих, а непривычное чувство от разговора о чем-то личном приятной волной прокатилось в груди. — Мне всё ещё не понятно твоё доверие ко мне, — Джек все никак не мог убедить себя в правдивости слов Великого-И-Ужасного, точнее Того-Кого-Нельзя-Называть. Нужно было тщательно выбирать, чему верить, а что ещё сто раз проверить, дабы не встрять в неприятную передрягу. — Ты же понимаешь, что знание языка и некоторые другие способности перешли вместе с частичкой моей души? Мне казалось это элементарным, чтобы заострять… — Стоп. Остановись, — Джек вскинул руку, прерывая поток слов. — Пять минут назад ты затирал про истинную любовь, которая… — На этот раз пришло время Реддла немного показать характер. — Если упростить максимально, то моя многострадальная душа в первый раз раскололась с моей помощью, потом срослась обратно, и снова её кусочек отделился во второй. Воробей, наконец-то, всё понял или талантливо сделал вид. Но маг больше не вынес бы разжевывания простейших вещей. Собеседники позволили себе посидеть в темноте, обдумывая новую информацию, определяя ощущения. — Именно поэтому я никогда не хотел быть учителем. — Значит, меня теперь можно поставить на одну полку с дневником, диадемой и остальной частью набора «Маленькая леди учится разводить змей». Неожиданный поворот. И похоже на мотивацию, но где выгода для моей стороны? — Никто не отменял вероятности того, что я также мог стать твоим крестражем в ту злополучную ночь, — Том пустил в ход свою самую очаровательную улыбку. Джек задумался. Всё сложнее и интереснее. И в этом определённо стоило разобраться, закопавшись с головой!