Мари значит бездна

— Кот? Адриан замер, услышав голос. Чезаре дернулся, но Агрест напряг руку, сдавливая изгибом его шею. Взгляд Дефо в панике метнулся в сторону, в надежде на скорую помощь. — Это я. Нам нужно поговорить. Что здесь делает ЛедиБаг? — Ни звука, — предупредил он Чезаре. — Выйди к ней и скажи, что здесь никого нет, кроме тебя. Ясно? Дефо судорожно кивнул. Адриан усилил хватку. — И чтобы я не видел тебя больше у дома Маринетт. Ты уяснил, Дефо? Это в последний раз, когда ты ошивался поблизости. — Я хотел поговорить с ней… Нуар отстранился, и Дефо облегченно выдохнул. — Мне плевать, чего ты хотел. Не подходи к ней. Не дойдёт с этого раза, буду ломать тебе ноги, чтобы дошло. Чезаре побледнел, со страхом взглянув на Кота. Конечно, Адриан блефовал, но грамотный блеф всегда полезен. Адриан дождался, пока ЛедиБаг отошла достаточно далеко, выскользнул из окна, услышав напоследок нервное «Привет», брошенное Дефо. Адриан увидел его у дверей Маринетт, когда уходил от девушки. Он не мог прикинуть, как Дефо хватило наглости и смелости прийти, но в ту же секунду он приземлился за его спиной и велел ждать в заднем помещении ближайшего ресторанчика, где и провёл воспитательную беседу. Адриан очень надеялся, что больше их пути не пересекутся. Нуар забрался на свой любимый балкон, увитый виноградом, и устроился в тени. Может, Натали и считает, что он сошёл с ума и действует импульсивно, но Адриан как никогда был уверен в своём решении. Не может он жить в душном Париже, разрываясь собственными демонами. Не может он двигаться дальше, пока не убьёт их всех, не разберётся с каждым призраком из прошлого, не решит все свои текущие проблемы. Только так, со свободной душой, не отягощенной ничем, он сможет начать новую жизнь. Родители его бросили. У Адриана не осталось никаких иллюзий насчёт них: Габриэль и Одет могли выбрать семью, но оба, пусть и в разное время, решили, что семьи слишком мало для них. Возможно, это то, кто они есть. Возможно, им действительно было тесно, душно и тяжело, может, ребёнок был их якорем, тянущим на дно и заставившим осесть в Париже. Может именно Адриан положил начало концу, именно он был главным предлогом для всех родительских ссор. Но если и так, они, черт возьми, ему задолжали. Он их найдёт. Поедет по следам отца, а где Габриэль, там и Одет. Адриан отыщет их, чтобы посмотреть в глаза. Чтобы увидеть, ради чего все это было? Ради чего они бросили своего сына с грузом на плечах и камнем на сердце, с комплексами в голове и проблемами в жизни. Что стояло на той стороне весов? С чем он конкурировал с самого своего рождения? Адриан просто хотел показать им, кем он стал. Кот Нуар — сильный, независимый, взрослый, не нуждающийся в них, в их гордости, благословении. Хотя он до сих пор зависел от семейных денег, но и с этим Адриан планировал медленно закончить. Он найдёт себе настоящую работу, поступит в университет и станет абсолютно независимым от Агрестов. Таким был его новый план. И в первую очередь ему необходимо найти родителей. Когда Адриан вернулся в дом, первое, что удивило его — большой чемодан, стоящий в коридоре. — Натали? — неуверенно позвал он, заходя в круглый зал. — У нас гости? Натали поднялась, встречая его. Чёрный брючный костюм сделал ее ещё тоньше и выше, а медно-рыжие волосы, заколотые в простую прическу, оттеняли бледность кожи. Адриану она показалась слишком белой и хрупкой, как статуя в музее, слишком легкой и невесомой, как тень перед приближающейся ночью. — Я уезжаю. Арест нахмурился. Натали не двигалась, ее руки сомкнулись на маленькой сумке, выдавая напряжение. Взгляд, прикованный к Адриану, был одновременно виноватым и уверенным. — Самолёт сегодня в восемь вечера. Мне нужно вернуться в Лондон, Адриан. Я пробыла в Париже слишком долго. К Адриану вернулась способность говорить. — Ты действительно хочешь уехать сейчас? Когда так нужна мне. — Не похоже, что ты во мне нуждаешься. — Конечно, нуждаюсь! Ты не можешь сейчас уехать, Натали. А как же Фитиль? Совет? А как же я? Она покачала головой. — Ты доказал, что достаточно взрослый, чтобы решать свои проблемы. Адриан усмехнулся, запуская пятерню в волосы. Натали даже не шелохнулась, ни один мускул не дрогнул на бледном красивом лице. — Прекрасно. И ты даже не посоветовалась со мной. Просто поставила перед фактом. — Как и ты, — незамедлительно отозвалась она. — Ты отказался от всего состояния Агрестов, от их имени, от всех трудов, не соблаговолив обсудить со мной столь важное решение. Так кто я для тебя, Адриан? Пустое место? Впервые ее голос изменился, и в нем Адриан услышал горькую боль в объятиях обиды. Она была для него матерью. Самым близким человеком, единственным, кто никогда не предавал и всегда оставался на его стороне с самого детства. Но он не сказал ей этого. — Я поговорила с адвокатами, — успокоившись, сказала Натали. — Они сделали все безупречно, не к чему придраться. С завтрашнего дня дом открыт для потенциальных покупателей. Совет директоров также осведомлён в официальном письме о твоём решении. Через несколько дней я созову совещание в лондонском офисе. Адриан отошёл от двери, освобождая ей дорогу. Он услышал звук гравия, переливающегося под колёсами подъехавшего к дому автомобиля. Натали бросила взгляд на наручные часы. — Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Адриан, — сказала она. — Потому что я понятия не имею, по какому склону ты пускаешь свою жизнь. У тебя есть возможности, о которых другие только мечтают. Весь мир может принадлежать тебе, но ты слишком боишься его. Ты боишься взять ответственность за своё имя. Ты боишься быть недостойным его, и поэтому отказываешься, — Адриан следил, как она медленно сняла кольцо с пальца. Серебро блеснуло в пламени камина, и маленький обруч упал на столик. — Но тебе придётся, рано или поздно. Я возвращаю камень законному владельцу, можешь делать с ним, что хочешь: выбросить, сжечь, отдать Совету… Теперь меня это не касается, Адриан. Все слова остались внутри него. Все действия и просьбы превратились в булыжники, придавившие к полу. Адриану казалось, что он тонет, пока Натали шла к выходу. Стук ее каблуков неотвратимо приближал конец его выдержки. Колесики чемодана скользнули по мрамору, открылась и закрылась дубовая дверь, зашумел двигатель автомобиля, жёлтый свет фар на секунду влез в зал, лёг на лицо Адриана, а потом все стихло. Он остался один.

***

В первый раз Кот пришёл к Маринетт, когда боялся, что мир ее дрогнул и кто-то должен удержать за края, склеивая все мелкие трещинки. Сейчас Кот влез в люк, потому что его собственный мир трещал по всем швам. Ему нужна была гавань, просто необходимо что-то твёрдое и прочное, чтобы удержать в шторме. Чтобы удержать на поверхности, ведь Адриану казалось, что он угодил в зыбучие пески, и сколько бы он не рвался вверх, его лишь сильнее затягивало. Одет, Габриэль, Хлоя, Леди Баг, Натали… Он терял всех один за другим, они отдалялись, а затем и вовсе исчезали, оставляя его в пустой огромной комнате. Что с ним не так? Сначала он думал, проблема в матери, раз она бросила его. Потом винил и злился на отца, держал обиду на Хлою за то, что не рассказала ему о своей любви, о своём плане, о своём отъезде. Он почти ненавидел ЛедиБаг, когда она отвергла его. Когда она отвергала его раз за разом, разбивая сердце вдребезги. Но сейчас у него не было сил злиться на Натали, и впервые Адриан злился на себя. Кот Нуар. Вот, кто он в действительности. Не свободный, не смелый, не независимый. Неудачник. Уничтожитель. Вот, кто он и кем являлся всегда. Нет никаких масок или скрытых личностей, он просто очередной земной неудачник, но даже у неудачников есть ангелы. Его жил в розовом облаке Парижа, пил литрами кофе и смотрел старые фильмы. Его ангел прятался в мешковатых свитерах дома, а на улице открывал узкие плечи и спину, его ангел создавал истории и стиль из ткани и цветов, шил правду, рисовал нежность, серьезность или красоту в своих эскизах. Его ангел принадлежал другому миру: миру улыбок, легкости, счастья и успеха. Его ангел принадлежал миру удачи. Мари, Мари, Маринетт… Как мантра, как молитва, как правда и искренность на вкус. Как чистота, как шёлк, как лазурные волны в отблесках персикового солнца. Мари, Мари, Маринетт… Уют, терпкий кофе, мурашки на бархатной коже. Соленые волосы, время за полночь и золотой сок из звёзд. Маринетт. Она ждала его. Адриан понял это не по глазам, не по сверкающему виду, будто бриллианты Тиффани, нет. Адриан понял это по ее губам. Она обняла его за плечи, очерчивая контуры мышц, доверчиво прижалась к нему всем телом и мягко прикоснулась к губам. Нуару потребовалось меньше секунды, чтобы выключить все мысли, кроме тех, что тянулись к ней. Ее губы были горькими, на них ещё чувствовался вкус кофе, и Адриан готов был пить его вечно, слизывая каплю за каплей. Его руки легли на изгибы талии, пальцы сжали бока, сквозь ткань платья чувствуя дуги ребер. Он подхватил ее и посадил на стол, Маринетт обвила его ногами, и руки Адриана переместились на стройные бёдра. Запах цветов кружил ему голову, вся кровь, пульсирующая в сосудах, прилила в пах, и возбуждение приносило ему почти физическую боль. Боль, на грани наслаждения. Его язык проник в неё, выбивая откуда-то изнутри Маринетт, из темного влажного инстинкта, сосредоточенного внизу живота, желание стать ещё ближе. Она откинула голову, и Адриан, чувствуя ее желание и тело, понимая каждую горячую мысль ещё до того, как она проскользнула в голове Маринетт, переместился к тонкой шее, целуя пульс, чувствуя настоящую жизнь на поверхности нежной кожи. Париж подглядывал за ними в окна. Серый голубь взлетел с подоконника, облетел дом и приземлился на другом, с лучшим ракурсом. Его маленькие любопытные глаза с интересом следили за вечным, но каждый раз новым танцем людей. И свет фонарей стал тусклым, и дождь, который никто не ждал и не предсказывал, вдруг полился с небес, стуча по окнам, подпевая женским стонам, в которых не было ничего от девочки. В стройных бёдрах, раздвигающихся, словно крылья бабочки, была вечность и горячность, но не детство. В руках, скользящих вверх, в пальцах, до сладкой боли сжимающих налитую грудь, были сила и нетерпение, но никакой неуверенности. Не было мальчика и девочки, были мужчина и женщина, стремящиеся узнать друг друга, почувствовать на вкус, целовать и кусать. И Париж возликовал: победа чувств над разумом, страсти над равнодушием! Победа для всего города любви. И дождь, срывающейся с небес, призван был остудить встрепенувшийся город, но в комнате, розовом воздушном облаке, становилось только жарче. Жар тот поднимался с каждым рваным вдохом, с каждым отвоёванным у платья кусочком бархатной кожи, с каждым движением, призванным приблизить две души к друг другу, две души, вырывающиеся из тел с нежностью прикосновений, с обещанием поцелуев, со стонами, рвущимися из глубины сердца. Ветер согнал голубя с подоконника, больно ущипнув его за перья, ругая за подглядывание. Птица взмахнула крыльями, взлетая в потоки дождя. В то же мгновение руки Адриана нашли молнию на платье Маринетт и потянули ее вниз. Пальцы Мари задели маску Адриана. — Нет… — прошептал Нуар, останавливая ее. — Не нужно. Его пальцы скользнули вверх по линии позвоночника, задев полоску бюстгальтера. Маринетт провела дорожку поцелуев по острой линии челюсти, спускаясь к шее с пульсирующей артерией. — Пожалуйста… — взмолилась она между поцелуями. — Я хочу видеть тебя… Я знаю, кто ты. Мысли в голове Адриана встрепенулись, вспышкой отогнав тьму страсти. — Что? — глухо спросил он. Все в нем замерло, мышцы окаменели, налившись свинцом. Она знает и все равно целует его? — Я догадалась сегодня, — раздался ее нервный смешок. — Не знаю, почему не сделала это раньше, Чезаре, — пальцы снова метнулись к его маске. Адриан быстро перехватил тонкое запястье, заглядывая в потемневшие блестящие глаза. — Повтори. — Чезаре, — на ее языке и губах остался привкус сомнений. Мысли, словно племя чёрных пауков, плодились в голове Адриана, наполняли его, готовые выползти изо рта. Нуар отошёл, увеличив расстояние между ними в три шага. На Маринетт он видел свои отпечатки: на лице, на раздвинутых бёдрах, на смятом задранном платье, но больше всего на коже и губах. — Ты пришёл в тот день, когда все случилось в школе… И в каждом твоём слове я слышала чувство вины, хотя не могла понять, откуда. Ты пытался извиниться, ты пожалел о том, что сделал со зла. — Нет. Маринетт вдруг почувствовала себя обнаженной под прицелом его колючих глаз. Она слезла со стола и неловко застегнула молнию на спине. Париж затаил дыхание в страхе. Он чувствовал, что его победа выскальзывает через щели и растворяется в холодном дожде, оставляя после себя лишь горькое разочарование. — «Вместе во сне», — менее уверенно добавила она. — Мы не досмотрели тогда фильм в кинотеатре, а только ты и Алья знали, что я жду его с момента выхода первого трейлера. Ты принёс его, чтобы сделать мне приятное. Адриан не мог поверить своим ушам. Его взгляд все больше темнел, и Маринетт почти воочию видела, как поднимается стена между ними, как маленькие кирпичики нависают, постепенно скрывая от неё Нуара. В ней росла паника. — Ты не любишь кофе! И ты сказал об этом ещё на первом нашем свидании в парке. Твои родители художники, у тебя есть брат и сестра… Ты поцеловал меня вчера! — отчаянно крикнула она, натыкаясь на злую тишину. — Пытался поцеловать, но не хотел спешить, не хотел напугать! Ее выстроенный в голове пазл отчаянно не желал складываться, хотя до этого в мыслях Маринетт он звучал и выглядел здраво, почти идеально. В идеальный пазл не вписывался тяжелый взгляд Нуара. — Нет, — произнёс он, окидывая ее взглядом. — Я не Чезаре. Ты разочарована? — Но… Как же… — Совпадение, — в голосе Адриана не было никаких эмоций, все они скрывались в глазах, в которых сверкали молнии. — Ты правда решила, что я — этот ублюдок Дефо? Он трахнул тебя и унизил. Рассказал всей школе. У Маринетт пересохло во рту. — Нет, — прошептала она, плохо себя контролируя. — У нас ничего не было. Ты… То есть Чезаре разозлился, когда я отказала ему и все придумал. Он просто… Просто хотел меня наказать. Адриан засмеялся, и его холодный злой смех вызвал мурашки на руках Маринетт. До неё дошло, как сильно она все испортила. — Понятно, — сказал он, отсмеявшись. — Теперь я все понял, — он махнул на неё рукой, имея в виду произошедшее между ними. — Ты так сильно обрадовалась, что я Дефо, что решила компенсировать все пропущенное. — Нуар… — Серьезно, Маринетт? Чезаре? Я думал, что ты разбита, расстроена, что ты нуждаешься в поддержке, но ты не особо переживала, не так ли? Ведь все в порядке, раз вы не спали, раз он просто разозлился, раз он всего лишь допустил ошибку. Маринетт стремительно приблизилась к нему, но Нуар остановил ее жестом руки. — Не нужно. Она покачала головой. — Но тогда откуда ты знал о произошедшем? Только не говори про ЛедиБаг, я знаю, что это не правда. — Не важно. — А твоя семья? Очередное совпадение? — Я солгал, — усмехнулся он. — Мои родители не художники, я единственный ребёнок в семье. У меня ничего нет, Маринетт. Все внутри неё билось в панике и разбивалось о льды его глаз. — Зачем ты солгал? — Не знаю, — равнодушно пожал он плечами. — Как… Как ты могла решить, что я — это он? Думаешь я бы поступил так с тобой когда-нибудь? Причинил бы тебе сознательно боль? — Не знаю. Я не знаю! — руки Маринетт метнулись к волосам. — На меня давит все! Давит твоя маска, давит все, что происходит! Я просто запуталась! — Ты хочешь обвинить меня в случившемся? — пораженно повторил он. — Я, блять, считал, что ты страдаешь! — Нет! — Маринетт приблизилась к нему и ткнула пальцем в грудь. — Не строй из себя героя. Ты лишь думал, что я слабая и нуждаюсь в чьей-то помощи! Тебе нравилось думать, что ты мне помогаешь, не так ли? Потому что ты скучаешь по этому чувству. Скучаешь по временам, когда был нужен, когда существовал Бражник и ты был героем для всех. — Ты не знаешь, о чем говоришь, — прошептал Адриан. Лицо Маринетт было почти вплотную к нему. Сквозь небо на него смотрело ее тайное понимание, будто она читает его и знает больше. — Он был здесь сегодня, — уже спокойным голосом сказал Адриан. — Дефо приходил, я увидел его у твоего дома. Потом объяснил ему, чтобы он держался от тебя подальше и не смел тревожить, но как видно зря. Ты бы ведь простила его, правда? — он смотрел на неё почти с отвращением, и этот взгляд резал Маринетт на части. — Вы стоите друг друга. — Нет, — слабо возразила она. Ей хотелось кричать и бить по его груди до тех пор, пока не исчезнет равнодушие с его лица, презрение из его глаз, и сердце снова не забьётся в тон с ее сердцем. Ей хотелось вернуть его пятью минутами раньше, ей хотелось захлебнуться собственными словами, чтобы не говорить всего уже сказанного и продолжать чувствовать его руки на своей коже. — Я простила его лишь в ту секунду, когда подумала, что это ты. Только из-за тебя, Нуар, — она с опаской подняла руку и коснулась его лица ладонью. — Прости меня. Прости. Нуар на мгновение замер, но потом отстранился, и рука Маринетт безжизненно повисла вдоль тела. — Ты однажды спросила у меня, душа или оболочка? Что именно я люблю? И я думал, что душу. Думал, кем бы ни была ЛедиБаг, я найду причину любить ее,  — он грустно усмехнулся. — Но говорил лишь об оболочке. А потом появилась ты, и я поверил, что мы сможем… Поверил, что у нас есть шанс, но я ошибся. Душа или оболочка, Маринетт? Что нужно тебе? Потому что это, — он указал на маску, — всего лишь маска и не более. А за ней человек, Маринетт. Прямо здесь. Я все это время был здесь, и ты могла понять, кто я, но не захотела. Ты предпочла мне Чезаре даже в этой неравной битве. Ты сумела найти другой вариант даже тогда, когда казалось бы других вариантов нет. — Нуар… — Нет. Перестань. Потому что я ошибался все это время. Нет никакого шанса. Ни с тобой, ни с ЛедиБаг. Я потерпел фиаско в обоих случаях, — он выдержал паузу, заглядывая вглубь неё. — Ведь в обоих случаях была ты. У Маринетт перехватило дыхание, в то время как в голове Адриана все прояснилось. Магия квами рассеялась, как только он догадался, и всё вылезло на поверхность. Все ее отлучки на протяжении лет, отговорки, совпадения, «дружба» с ЛедиБаг. Фитиль в ее доме, и ее мысли о Чезаре, ведь именно сегодня она чуть не застала Нуара за воспитательной беседой, и все неправильно поняла. Маринетт не знала, что сказать. — Даже забавно, — усмехнулся он. — Я влюбился в тебя. Влюбился как в ЛедиБаг и влюбился как в Маринетт, но ты отвергла меня в обоих случаях. Обе стороны меня. — Стой, Нуар, пожалуйста… — тихо взмолилась она, но Адриан не услышал, исчезая в люке. Париж горестно вздохнул. Голубь скорбно опустил глаза, и дождь теперь уныло стучал по крышам, заливая мостовые. Париж ушёл в себя, желая окунуться в прошлое, когда в его сердце жила настоящая любовь. Ведь какие истории рождались в нем! Какие пары создавал Париж, тогда ещё молодой и романтичный. Абеляр и Элоиза, король Генрих и Диана де Пуатье, Наполеон и Жозефина! Их были сотни, их были тысячи, любовь рождалась и крепла, побеждала все: людей, обстоятельства, войны и даже смерть. Но надежда жила в Париже. Он надеялся, что все возможно, и что может в современном мире любви стало меньше, но пусть она будет менее трагична, чем помнит история. И если так, то город готов ждать.