Last Stardust

"Dancin' out on 7th street, Dancin' through the underground, Dancin' little marionette — Are you happy now?" В жизни бывают моменты, когда хочется лечь и проспать ближайшие пару лет, пока не наступит что-то лучшее и более подходящее. Почему-то именно в эти самые дни время на сон едва находится, чтобы не рухнуть и не захрапеть прямо посреди улицы. Какая уж там пара лет... А случается и наоборот — когда жить хочется всей душой, всем сердцем, когда буквально любая мелочь приносит вдохновение. И каждый такой раз у Юры случался исключительно на льду. Как же давно этого не было... В Химэдзи шел дождь. Из-за жары, которая при этом никуда не делась, было ощущение, что воздух сам превратился в воду и расплывался перед глазами, как мир через мокрое лобовое стекло автомобиля. Капли дождя не были ни слишком теплыми, ни холодными, но Юра все равно морщился, когда они попадали на лицо. Не было ветра, как в Питере, не было ощущения, что вода льется на тебя со всех сторон, как ни подставь зонт или ни повернись. Да и зонта, в общем-то, тоже не было. — Класс, никогда бы не подумал, что после вчерашнего пекла будет вот так, — улыбнулся Крис, не задумываясь выходя из крытого перехода прямо под морось. На нем были лишь джинсы и каким-то чудом успевшая быстро намокнуть и прилипнуть к телу белая футболка. — Крис, ну ты просто как всегда, — совершенно по-детски хихикнул Виктор, глянув на него. — Джакометти, остынь, от тебя сейчас пар повалит, — проворчал Гоша, пытаясь прикрыть голову пустым пакетом из Seven-Eleven. — С каких пор вы все стали такими нежными? — спросила Мила. Она спокойно стояла под дождем и копалась в телефоне. — Это Япония. Тут зонты на каждом углу, — сказал Отабек, оглядывая широкую улицу. — Вон комбини, пошли. — Зонтики в супермаркете, какая прелесть, — натягивая пакет поперек почти до ушей, прокомментировал Гоша и поплелся в указанную сторону. — Эм, ребята, а вон замок, — сказал Юри. Не заметить его было практически нереально — замок Белой Цапли возвышался на горе прямо по курсу от станции, от которой улица прямой стрелой шла в его сторону. Он был похож на воздушное кремовое пирожное — весь белый и будто выстроенный аккуратными слоями. Юра ничего не сказал, но мысленно удивился, как они умудрились столько времени проговорить про дождь и при этом не сказать ни слова про это фигурное облако на горизонте. — У-у-у, какая красивая штука. Сразу думаешь про самураев и великие сражения! — сказала Мила, все же оторвавшись от телефона. — Кстати о них, именно там снимали частично "Последнего самурая" с Томом Крузом, — подметил Виктор. — О, зонты прибыли! Отабек с Гошей вышли из комбини. У первого в обеих руках были прозрачные и белые зонты, а у второго — пакет с выпечкой и странного вида маленький шашлычок на деревянной палочке. — Опять ты жрать! — Мила ткнула подошедшего ближе Гошу пальцем в живот. — Надоел мне ваш рис уже! — буркнул Попович и снял с палочки кусок шашлыка. — Мы здесь второй день! Отабек тем временем подошел к Юре и вопросительно глянул на него, вытянув вперед руки с зонтами. — Тебе какой? — Эй, а почему ты с Юрца опрос начинаешь? — запротестовал Гоша с набитым ртом. — Попович, помолчи, — шикнула на него Мила. Юра пожал плечами. — Давай прозрачный, прикольно. Я давно еще в Питере такой хотел купить, но они стоят, как чугунные мосты, — сказал он. — Этот стоит 250 рублей, если перевести, — спокойно ответил Отабек, отгибая два пальца, чтобы Юра мог взять понравившийся зонт. В месте, где его касалась его рука, он был теплым. Юра раскрыл зонтик и посмотрел через его прозрачный купол на серое небо. Цвет был красивый: ровный, чистый, почти матовый. Он глубоко вдохнул. Густой воздух пах влагой и мокрым асфальтом. Было в Японии что-то особенное, что можно было объяснить лишь этим запахом — тем, что ощущалось, если втянуть носом воздух и прикрыть глаза на пару мгновений. Юри и Виктора можно было понять хотя бы немного в их желании донести это до остальных. Дорога до подножья замка заняла не более двадцати минут. По пути попадались забавные скульптуры: шар с отверстием в центре, лежащий в ладони высоко поднятой руки, будто росшей из-под земли, две изогнувшие хвосты рыбы друг напротив друга, сидящая в задумчивой позе девушка, рядом с которой тут же примостилась Мила, так же подкладывая руку под щеку. Пхичит то и дело останавливал всех, предлагая сфотографироваться едва ли не с каждым кустом. Территория Храма была окружена рвом, поросшим, словно махровым ковром, плотным слоем зеленой ряски. Дождь прекратился, стало душно. К достопримечательности со всех сторон стекались толпы туристов. Глядя снизу на замок Химэдзи с маленькими бойницами, заостренными и будто закрученными кверху углами крыш, неприступными стенами, за которыми прятались извилистые лабиринты, Юра не мог не вспоминать легенды и красивые сказания о самураях и давних эпохах, когда достоинство и честь ценились превыше всего. Пока они поднимались по спирали, обходя замок раз за разом, начало казаться, что каждый круг будто отнимал у мира прошедшие столетия, все больше погружая его в прошлое. — Теперь меня нисколько не удивляет, что здесь снимали "Последнего самурая". Тут и "Властелина колец" вполне можно развернуть, — сказала Мила, беспрестанно обмахиваясь веером — в плену высоких стен не было даже легкого ветерка. Дождь закончился, и небо будто потянуло к земле — оно нависло сверху, как застывшая океанская волна. — А нас и внутрь пустят? — спросил Пхичит. Его темные глаза загорелись азартом и любопытством. Юра уже несколько лет гадал, почему он не пошел в журналисты — из него получился бы первоклассный корреспондент. Юри, шедший рядом, остановился и сдул со лба челку, бросив взгляд наверх. — Конечно, пустят. — Что, вспоминаешь славные деньки в Хасецу, когда я гонял тебя по лестнице вверх и вниз? — хмыкнул Виктор. — Да уж, святые воспоминания. — Зато тебе это пошло на пользу. — Виктор, это тебе скорее пошло на пользу — только глянь, каким у нас стал мистер Кацуки, — ехидно заметил Крис. Юри обернулся и гневно сверкнул глазами на Криса. Очков на нем сегодня Юра не видел с самого утра — Виктору периодически удавалось уговорить его нацепить линзы. — Крис, ты... — начал Виктор, когда его вдруг прервал тоненький вскрик сзади. — Виктор Никифоров! Витя сначала долго смотрел на Криса, которому хотел было что-то сказать, потом на мгновение прикрыл глаза, выдохнул, растянул губы в елейной улыбке и повернулся. К ним неслась толпа девушек азиатской наружности. Юра не стал сразу давать им статус японок, так как даже эта пара дней в Японии научила, что не все темноволосые, кареглазые и... и вот такие вот люди являются японцами. Более того, в Химэдзи им пока встречалось больше китайцев и корейцев, чем коренных жителей. И вообще, Отабек вон тоже азиат, но его Юра бы никогда не перепутал ни с кем другим. — Кацуки Юри! — Плисецкий! Задумавшись про расовые принадлежности, Юра совершенно забыл свое главное правило — если на улице узнали Никифорова, нужно тут же мимикрировать под окружающую действительность, потому что за этим всегда неминуемо следует "Ой, Юрочка". Точно японки, решил Юра, услышав классический "токийский" вариант своей фамилии — "Пурисецки". Виктора вот они как-то получше произнесли. В проходе между стеной замка и самой крепостью было довольно просторно, но не когда вдруг оказываешься в кольце людей, которое все ширится и ширится, а еще выкрикивает что-то на разных языках. Разумеется, признали и Криса, и Пхичита, и Милу с Гошей, и Отабека, к руке которого тут же приклеилась какая-то совсем низенькая девушка с короткими высветленными волосами. Бабичеву назвали Людмилой, из-за чего ее улыбка на мгновение стала напоминать оскал. Юра, на автомате кивая какому-то молодому человеку на заверения в вечной признательности и "я ваш большой поклонник", позлорадствовал про себя — Мила ненавидела свое полное имя. — Можно с вами со всеми сфотографироваться? — услышал Юра тот же голос, что сдал их до этого с потрохами. Все Виктор виноват со своими волосами, по которым его только слепой не узнает. Покрасить его, что ли? Или хотя бы парик нацепить. Удивительно, что подобной сцены не произошло еще вчера. — Ну что, хорошая попытка на время забыть, что мы все спортсмены, — по-русски прокомментировал Юра, поймав на мгновение взгляд Вити и вставая со всеми в плотную кучку, чтобы уместиться в кадр. — Простите, — кто-то коснулся его предплечья, и Юру продрало по позвоночнику сверху вниз — тяжело жить на свете тем, кто не переносит случайных физических контактов. Юра повернул голову и встретил умоляющий взгляд совсем юной девушки, которая была намного ниже него и сжимала в руках свой телефон так сильно, что, казалось, он сейчас просто треснет и сложится пополам. — Да? — Юра нацепил на лицо улыбку. Он же всегда любил своих Ангелов, пусть они порой и сводили его с ума, просто сегодня он только-только начал забываться и отвлекаться от этого всего. — А можно... — девушка судорожно подбирала английские слова, — можно фото с вами и Алтыном-саном? Юра не знал, какая реакция была первой: желание разразиться смехом из-за этого "Алтын-сан" или потребность провалиться под землю. Об их с Отабеком дружбе преданные фанаты, конечно же, знали, но вот об остальном... Ты перестал быть человеку кем-то большим, чем друг, но для всех вне близкого круга вы же по-прежнему не разлей вода. Кто снимал с Юры перчатку зубами на гала? Кто обнимал его у всех на глазах, грозя раздавить ребра, когда он выиграл два года спустя чемпионат мира? С кем он выкладывал целую серию селфи с питерских крыш? Даже если очень постараться это забыть, вытащить из себя, отбросить в сторону, они-то не забудут. Все они, кто следит за твоей карьерой, за каждым шагом и взглядом. И для них даже то, что уже умерло в тебе, продолжает жить. — Конечно. — Юра заставил себя кивнуть и прошел вслед за девушкой поближе к Отабеку. После череды общих фотографий с выросшей человек до пятнадцати толпой (в Японии правда так сильно любят фигурное катание?) обещание пришлось сдержать. — Можно вас вдвоем? — не унималась девочка, и Юра удержался от фэйспалма — да восславит мир английский язык. Улыбающийся Отабек отошел чуть в сторону от активно что-то обсуждавшей на жуткой смеси языков толпы во главе с бедным Юри, который работал для некоторых переводчиком, и махнул Юре рукой. — Вот тут, вот тут! — заголосила японка. — Замок видно! — Она чуть присела и повернула телефон горизонтально, слегка наклоняя его на себя, чтобы взять кадр повыше. — Мы так рады, что вы в Японии! — И мы рады, — вежливо ответил Отабек, косясь на Юру. Теплая и такая знакомая рука легла на плечи, пальцы мягко коснулись кожи там, где заканчивался короткий рукав футболки. Юра невольно вспомнил, что, когда они с Отабеком познакомились, тот был немного его выше. Сейчас они были одного роста — даже порой казалось, что Юра стал чуть повыше, буквально на пару сантиметров. Сбоку, где они соприкасались телами, растекалось тепло, от которого становилось еще жарче. Юра сдул со лба длинную челку, напоминая себе, что на таких фотках нельзя делать "лицо-кирпич", как говорила Лилия. "Плисецкий, у тебя ни одной приличной фотографии с фанатами нет — все время такой вид, будто тебе только что сказали, что Деда Мороза нет!" — ворчала она. Юра очнулся от размышлений, когда Отабек чуть крепче прижал его к себе, и все же улыбнулся в камеру, показав рукой, не притиснутой к чужому боку, козу. Девушка засмеялась и ответила поднятым вверх большим пальцем. Хотелось... хотелось просто так и стоять, пока остальные не закончат общение с фанатами или пока небо, наконец, не свалится вниз под тяжестью всей этой воды внутри облаков. А еще лучше — просто повернуть и чуть наклонить голову, чтобы уткнуться в так приятно и до кома в горле знакомо пахнувшую шею, которая сейчас казалась особенно смуглой на фоне легкой белой рубашки с короткими рукавами. И чтобы обняли так, как умел только Отабек — сгрести, как медведь, прижать к себе и держать так крепко, что слипались легкие. И на удивление это было нисколько не больно, а дышать, наоборот, становилось легче. Когда Юру вообще последний раз обнимали? — Юр? Пойдем? — Отабек отпустил его, перед этим мягко погладив большим пальцем по плечу, будто успокаивая. — Спасибо всем! Пойдем дальше осматривать ваши чудесные достопримечательности! — сияя, как начищенный таз, оповестил всех Виктор, вежливо раскланиваясь, из-за чего его забранные в хвост волосы красиво свешивались через плечо, вызывая вздохи девушек — их даже Юра со своего места слышал. Кивнув довольной японке, прижимавшей к груди телефон с фотографиями, Юра пошел вместе со всеми дальше, чтобы, наконец, войти в храм. Часть толпы отправилась вниз — похоже, уже успели осмотреть все внутри, — а часть двинулась следом. — Что ж, это было неизбежно, — сказал по-русски Витя, и Мила с Гошей согласно закивали. — А мне понравилось, — сказал Попович. — Я люблю общаться с фанатами. — Да все любят, не в этом дело, — махнула рукой Мила, доставая из широкого бокового кармана свободного сарафана сложенный веер. — Так, снова настраиваемся на самураев. — Или Тома Круза, — съязвил Юра. — Самураев! — отрезала Мила, раскрывая веер одним движением, словно стряхивала градусник. — Храм, между прочим, аж XIV века, — сказал Виктор, заходя внутрь вместе со всеми. В нос ударил приятный запах дерева. Примерно так же пахло на даче в старой деревянной беседке, где Юра любил прятаться, играя с дедушкой. И где они потом пили чай, если была дождливая погода. По крыше мягко и глухо барабанили капли, а Юра взахлеб делился с дедом новостями и мечтами. Давно они вот так не разговаривали. Юра подумал, что нужно будет ближе к вечеру ему позвонить. Внутри было совершенно пусто: только деревянные полы с выступающими рейками кое-где, через которые легко было споткнуться, если не смотреть под ноги, тусклый свет, проникавший через узкие и длинные, как росчерки кистью, окна, и почти вертикальные лестницы, уводившие на следующий ярус. Вот так, снова кругами, поднимаясь выше и выше, они оказались почти на самом последнем этаже Храма. Народу было достаточно много, так что перед последним подъемом их остановил приятного вида пожилой японец в форме и попросил подождать, пока спустится предыдущая группа. — Перекрытия могут не выдержать, поэтому пускают строго определенное число посетителей, — объяснил Юри, тыкая пальцем вверх. Юра огляделся. В Храме было так приятно и как-то... гулко? Несмотря на наводнивших его людей, вполне современно одетых и говоривших на разных языках, он будто укрывал от внешнего мира своим густым пряным запахом дерева, тусклым полумраком и пустотой, которая не казалась лишней или неуместной. Их, наконец, пустили на последний ярус. — Берегите голову, низко! — по-английски сказал заботливый сотрудник, остановивший их до этого. Лестница ныряла под небольшое отверстие в потолке, об края которого можно было реально снести голову. Юре показалось, что он достаточно согнулся, поднимаясь вверх, но на макушку легла ладонь. — Осторожно, — сказал голос Отабека. Юра его не видел, так как развернуться на узкой лестнице не было никакой возможности. Рука скользнула по волосам и исчезла. Юра подумал, что, если перекрытия и провалятся, то по его вине и прямо сразу в ад. И он станет причиной, по которой один из пунктов наследия ЮНЕСКО сложится в белую деревянную гармошку. Почему так? Почему? Почему?.. * * * — Так вы, ребята, все фигуристы? Все-все? Вот это да! Надо было мне больше смотреть спортивные каналы! — усмехнулся их тайский администратор, потягивая пиво. Они вернулись в рёкан под вечер, когда в Киото снова будто бы выключили свет — вот только было светло, и вдруг все вокруг будто накрыло темным куполом. Вечера как такового не было — сразу наступала темная, синяя-синяя, как иолит, ночь. Они успели обойти территорию Замка Химэдзи, погулять по прилегавшему к нему парку Коко-ен, где Юра чуть не упал в пруд, пытаясь потыкать пальцем в разноцветного японского карпа, и попасть по дороге домой под настоящий тропический ливень. Вода заливалась в глаза и рот, даже если они были закрыты, зонты не спасали совершенно — лило, казалось, даже снизу, если такое вообще возможно. День выдался насыщенным, и Юра, сходив в душ, хотел было вытянуться на кровати в комнате и не вставать как минимум до утра, как внутрь ворвался Пхичит, в котором в принципе не иссякал запас энергии. — Пойдем скорее! Там внизу американцы собирают всех на бесплатное сакэ! Давай, ноги в руки и спускайся! — Кто? Что? Американцы? — Юра оторвал лицо от подушки, но Пхичита уже и след простыл. Юра, когда проходил через общий зал к лестнице, видел какую-то веселую компанию за столом, на котором стояла гигантских размеров бутылка литра на три, но как-то не придал этому значения — отдыхают люди и ладно. Так это были американцы? Он сел на кровати и потер лицо ладонями. Волосы были мокрые даже после фена — от влажности не спасало ничего, все будто пропиталось ливнем насквозь. В комнате никого не было — похоже, все и правда остались внизу. Несколькими минутами позднее они уже все сидели, плотно притиснувшись друг к другу, чтобы всем хватило места, на диванах на первом этаже. Возмутителями спокойствия и правда оказались двое американцев: Джеймс и Дэнни. У Джеймса было очень румяное лицо, блестящие, близко посаженные темные глаза и скрупулезно уложенные волосы. Когда он что-то говорил, он очень активно размахивал руками, то и дело задевая сидевшего рядом друга. Дэнни же был поспокойнее и все время пытался разговаривать о политике. Он весь был какой-то светлый от волос на голове до ресниц и кожи. Удалось даже уговорить присоединиться к ним администратора, которого, как оказалось, звали Опп. Юра долго прокручивал в голове это имя — зачем тайские люди так называли своих детей? Опп долго косился на камеры видеонаблюдения в двух углах, потом махнул рукой, достал из холодильника пиво и, выкатив откуда-то квадратный кожаный пуфик, плюхнулся на него рядом с Юрой, который сидел ближе всех к краю дивана. — Да, мы все фигуристы, — закивал Виктор, опрокинув в себя сакэ из чайной чашки — ему не хватило ни бокала, ни рюмки. Его волосы тоже были слегка мокрыми у корней и при этом подсыхали и пушились на концах, делая его очень забавным и домашним. На нем была его любимая темно-зеленая юката, которую он таскал в обычные дни в Хасецу. — Решили немного отдохнуть и покататься по Японии. — Круто! Я в детстве любил смотреть фигурное катание! — сказал Джеймс, разговаривая, кажется, исключительно с Крисом. — Жаль, очень жаль, что я этого не делал все время, тогда знал бы вас, ребята! Очень интересно увидеть, как вы катаетесь. — А мы тоже путешествуем! Мы только сегодня приехали из Хиросимы, там просто волшебно! — добавил Дэнни, открывая банку пива. — А я вообще уволилась с работы! Так что даже не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще! — сказала Канти — девушка из Индии, которая также остановилась в рёкане на пару ночей. Юра был в шоке, узнав, что ей уже сорок — она выглядела, как ровесница Милы. — А вы все пятеро из России, да? — Джеймс, оторвав взгляд от Криса, указал сначала на Витю, который сидел с ним на одном диване, потом на Юру, Милу, Гошу и Отабека. — Почти. Я из Казахстана, — сказал Отабек. — Ого! У нас тут и Таиланд, и Америка, и Индия, и Казахстан даже! Россия, Япония! И даже Швейцария, — Джеймс похлопал в ладоши и подмигнул Крису. В голову Юры стали закрадываться сомнения. Крис при этом вел себя, как ни в чем не бывало, будто не замечал, какие на него ложились взгляды — любой бы почувствовал. — Обязательно съездите в Хиросиму, там обалденно! И эти врата в воде, потрясающее зрелище! — сказал Дэнни. — У нас ее пока нет в маршруте, но, если все захотят, можно будет доехать, — сказал Юри, бросая многозначительные взгляды на Виктора, который пытался забросить ему руку на плечо. — Да, можем съездить, мы же свободные туристы, куда хотим, туда и едем, — отозвалась Мила. Через полчаса на столе возник глобус, который притащили со стойки администратора. Глобус был старый и светло-желтый, и его замучили, тыкая то в одну, то в другую часть света и выкручивая через каждые пять минут. — Вот все иностранцы едут в Питер, почему не в Поволжье, там же красота просто! Волга, чувак, Волга, ты что, не знаешь Волгу? — вещал Гоша, постукивая пальцем по глобусу, будто пытаясь пробить в нем дыру. — Знаю-знаю Волгу, а вот в Петербурге... — пытался ответить Джеймс, но Гоша был непреклонен. — В Поволжье тоже красиво! Там Казань! И Кремль там тоже есть. Мила сидела, уткнувшись в телефон, и Юра краем глаза заметил, что она снова мучилась с вай-фаем. — Дай сюда, — наконец, не выдержал он и забрал телефон из ее рук. — Он не подключается! — Опп, вы не меняли пароль на вай-фае? — спросил Юра тайца, примостившегося сбоку на пуфе и уложившего обе руки на подлокотник дивана. — А, да, только сегодня сменили, прости, забыл вывесить, — хлопнул себя по лбу тот. — Давай вобью. Получив доступ в Интернет, Мила тут же упорхнула наверх — звонить Стэнли. Юра проводил ее взглядом. На столе уже возникла бутылка текилы, которую из своих запасов щедро выделил Опп. — Текилу не пей, она так себе, — тихо сказал тот ему на ухо. — А остальные как же? — спросил Юра. — А им уже все равно, — Опп махнул рукой. — Курить пойдешь? Только давай с черного входа, основной я закрыл — положено так. Юра согласился. Становилось совсем душно, хотелось выйти на улицу. За столом пошли разговоры о Трампе, и этого было достаточно, чтобы понять, что американским друзьям и Вите уже точно хватит алкоголя. Юри пытался уговорить мужа пойти спать. Крис и Канти смотрели что-то на ее ноутбуке, а Пхичит копался в одолженном у Джакометти разговорнике. Юра встретился взглядом с Отабеком, но тот тут же отвел глаза. — Твои друзья будут в порядке, — сказал Опп, проводя Юру по узкому коридору, ведущему из кухни к небольшой двери. — Не сомневаюсь, — сказал Юра. На улице было на удивление прохладно после дождя. Небо было абсолютно ясным, темным и высоким. — Дойдем до магазина? Тут недалеко, у меня сигареты кончились, — предложил Опп, стоя на крыльце и натягивая кеды. — Возьми мои. — Да мне все равно покупать. Идем! Улицы были пустыми и тихими, в воздухе пахло дождем и чем-то сладковатым. Юра не пил ничего, кроме пива, а потому чувствовал себя вполне сносно — даже мелькнула мысль отправиться прогуляться по ночному городу. Возвращаться в шумную компанию не хотелось. — Все русские так много пьют? — спросил Опп, подстраиваясь под медленный шаг Юры. Юра только плечами пожал, хотя лично он считал, что американцы выпили побольше, чем они все. Отабек вон вообще пил холодный зеленый чай. Хотя он и не русский, да, конечно. — А все русские такие красивые? Нога зацепилась за влажный асфальт буквально на ровном месте, и Юра чуть не полетел носом вперед — спасло то, что Опп схватил его за локоть. — Э? С чего бы... ну... — замялся он, глядя то в темные глаза напротив, то на смуглые пальцы, так и замершие на его руке. — Ваш Виктор и ты — просто произведение искусства, — совершенно спокойно ответил Опп и отпустил его. — Вон магазин, подожди тут, я мигом. Юра только кивнул, прислоняясь поясницей к невысокой оградке около чьего-то дома и вытаскивая из кармана сигареты. Красивые? Про Виктора он часто такое слышал, да и про себя тоже: в сети, от фанатов, даже пару раз от Барановской, но когда ему это последний раз говорили вот так вот спокойно и прямо, ни черта не понимая в фигурном катании? Просто в лоб. "Произведение искусства". Ну конечно. Он успел чиркнуть зажигалкой и один раз затянуться дымом, когда к нему подскочил Опп с пачкой каких-то японских сигарет. — Покурим тут? — спросил он. — Да можно. — Нравится в Японии? — Я тут не первый раз, но скорее да, чем нет. Тут... думаешь меньше, — ответил Юра, тут же жалея, что не смог подобрать правильных слов, чтобы описать свои ощущения от этой страны. Да и на самом ли деле получалось меньше думать? — А мне еще два года тут отработать, и можно возвращаться в Таиланд, — сказал Опп, копируя его позу и тоже устраиваясь у ограды.  — А ты здесь зачем? — Все просто — скрываюсь от армии. — Таец открыто посмотрел на Юру, повернув голову, и улыбнулся. — Два года и все — я буду не годен по возрасту. — Здорово. — Эй, ребята собирались пойти погулять. Ну там в караоке или в клуб зайти. Не хочешь присоединиться? Юра вдруг почувствовал себя ужасно странно. Раньше он был бы рад повеселиться, отвлечься, хоть какое-то время провести, не думая постоянно о прыжках и соревнованиях. Да и в клубы его когда-то просто не пускали, что его дико бесило. Чтобы тогда протиснуться к Отабеку в Барселоне с целью посмотреть на него за пультом, пришлось просить помощи у Милы. А сейчас иди, куда хочешь, делай, что нравится, строй новые отношения даже. Юра покосился на продолжавшего улыбаться Оппа. Он был красивый и очень милый, а еще явно... по мальчикам, раз оценил красоту не Милы, а его и Вити. Что же тогда не так? Юра не ответил, просто затянулся снова сигаретой. Дым горчил на языке.  — Не хочешь? — спросил Опп. — Не волнуйся, все будет в порядке, я же буду с тобой. А когда последний раз Юре говорили такое? Точнее говорил — один человек, только один. Жизнь без него не стала ужасной или невыносимой, она стала никакой. Это когда тебе не хорошо и не плохо, просто ты не двигаешься, будто застываешь, как в смоле. Юра ходил на тренировки, прыгал еще выше, приземлялся еще чище, навещал деда, даже встречался пару раз с приятелями. По-прежнему любил Питер. Но все это потеряло ту яркость, тот стремительный полет, тот накал, к которым он так привык, когда рядом был Отабек. Да даже когда его не было рядом, но Юра мог позволить себе думать о нем, как о ком-то особенном. Кому можно позвонить в три часа ночи и не услышать удивления или недовольства в голосе. А теперь было одно сплошное никак. И ни вперед, ни назад. Не хорошо и не плохо, не черное и не белое. Юра даже не мог понять, тянуло ли его к девушкам или к парням — все люди были для него одинаковыми в этом плане: пахли не так, говорили не то. Перестав общаться с Отабеком, он не почувствовал себя сломленным или разбитым. Время просто остановилось, встало, как вкопанное. Все вокруг продолжало двигаться, а Юра будто стоял в пробке, провожая взглядом несущийся свободно встречный поток. И эта пробка была длиннее и безнадежнее, чем на МКАД в час пик. Прощаясь с любимыми, люди должны чувствовать боль. Здесь же была пустота, которая росла и росла, ширилась, звенела, вызывая лишь одно желание — вырваться, почувствовать снова. Хоть что-нибудь. И теперь эти чувства пытались прогрызть себе путь наружу, когда Юра снова вдыхал этот запах, видел эту всегда немую и ненавязчивую заботу, ощущал прикосновения. Но было ли им место в этой пустоте? — Я, наверное, лучше посплю, — сказал, наконец, Юра, когда сигарета дотлела до фильтра и начала жечь пальцы. — У нас на завтра много планов. — Что ж, — улыбка не исчезла с лица Оппа, словно он уже и не ожидал другого ответа, — тогда пойдем обратно. Они добрались до рёкана в молчании, и Юра, увидев, что за столом остались лишь Крис, что-то активно обсуждавший с Джеймсом, Дэнни и Канти, поднялся в комнату. Отабек лежал на кровати на спине, читая что-то с телефона. Пхичит спорил с все еще пьяным Гошей, размашисто жестикулируя. Юра, лишь мельком глянув на Отабека, выбрался на балкон. — Юрочка! Наконец-то позвонил! У вас там разве не глубокая ночь? Ну, рассказывай, родной, как там японцы! — через пару гудков раздался в трубке дедушкин голос. Что рассказывать, деда? Что рассказывать? Что я такой же идиот в девятнадцать, как был в пятнадцать, когда сбежал один в Хасецу, заставив тебя глотать валерьянку? Да даже хуже. — Да все нормально, деда! Расскажи лучше, как сам? — Юра согнулся, опираясь локтями на парапет и пиная его основание ногой. На запястье упала капля дождя. Потом еще одна. Небо, еще совсем недавно бывшее чистым и ясным, снова заволокли тучи, в темноте казавшиеся густыми и низкими.