Last Stardust

Запах сырости, казалось, пропитал все вокруг: каменные стены, воздух, одежду, пыль на грязном полу. Мутный свет от ламп на потолке выхватывал из серой темноты отдельные куски, разрезая пространство на части. Юре было холодно, футболка прилипла к спине, дышать получалось какими-то урывками, хотя больше всего хотелось вдохнуть полной грудью. Он шел вперед, уговаривая себя не оглядываться — потому что за спиной было все то же самое, что и перед ним. Коридор с четкими, будто обрубленными углами поворотов петлял: то влево, то вправо. Пол иногда был покатым, словно погружался все ниже и ниже. Чем дальше уводили одинаковые стены, тем больше между лопаток обжигало холодом, будто в спину дул поток ледяного ветра. Но позади было все то же самое — нескончаемое, гулкое, беспросветное, будто одни и те же фотографии на старой пленке. Хотелось крикнуть, но было страшно услышать эхо собственного голоса, которое прокатится по потолку волной и ударит потом в затылок, как бумеранг. Юра уговаривал себя дышать и идти спокойно, но все же сорвался на бег. Поворот-поворот-поворот, один острый срез камня, другой, третий. Коридор не кончался, только будто сужался и душил, обвивался вокруг тела, как змея. Юра стискивал зубы, сердце колотилось где-то между ключиц, и с каждым его ударом по костям проходилась противная, липкая дрожь. Где из всего этого выход? Почему все вокруг такое одинаковое? Кто-нибудь, хоть кто-нибудь. Устав бежать, Юра опустился на пол на колени, упираясь раскрытыми ладонями в пыль на полу. Запах сырости стал еще отчетливее. А что, если конца нет? И выхода тоже. И его тут и забудут, в этой петле лабиринта, который как топором из камня высекали. В ушах стучала кровь, крик рвался наружу, стискивая горло. Вдохнуть, нужно всего лишь вдохнуть. Лопатки снова ободрало холодом, как от чужого очень пристального взгляда. Юра обернулся, и крик все же сорвался с губ. — Юра! Юр, тише-тише. Все-все, все прошло. Все хорошо. В легкие, до этого как замороженные и сузившиеся до точки, ворвался прохладный воздух. Юра открыл глаза, продолжая судорожно вдыхать и выдыхать, словно пробыл под водой слишком долго. Он почти ничего не увидел — было темно. Взгляд не мог зацепиться за что-либо знакомое, чтобы понять, где он и что с ним. Он в Москве у дедушки? Нет. И не в своей питерской квартире. У Лилии с Яковом? Снова мимо. Тогда где-где? Тело, которое удалось почувствовать не сразу, было напряжено, как струна.  Ребра осторожно, но крепко сдавливали чьи-то руки. Чужие ладони успокаивающе гладили по спине. Юра, бросив попытки разглядеть что-то в темноте, опустил голову и уткнулся носом в теплую, приятно пахнувшую кожу.  — Юр, все хорошо. Ч-ш-ш, — послышался рядом с самым ухом тихий шепот. Отабек. Сердце толкнулось в грудь так сильно, что Юра вздрогнул вместе с ним, что заставило Отабека еще крепче прижать его к себе. От него пахло лосьоном для бритья и шампунем. А еще их номером в рёкане. Япония. Точно, они же в Японии. Осознание возвращалось отдельными кусками, как те пространства, вырезанные светом в коридоре. — Извини, — едва слышно прошептал Юра. — Я просто... Я... — У тебя что, опять кошмары? — Отабек шевельнулся и положил ладонь на его затылок, осторожно перебирая волосы. Юра почувствовал, что пряди влажные; кожу головы холодило от пота. — Нет. Нет, что-то вдруг... фигня какая-то. Бывает, — с более-менее восстановившимся дыханием пришло чувство неуверенности и стыда. Интересно, он всех перебудил? — Я не... — Нет, не кричал. Все спят. Тебя просто так трясло и ты так загнанно дышал, что я испугался, что тебе плохо, — очень тихо сказал Отабек, продолжая крепко и так надежно, приятно стискивать Юру руками.  — Извини, — повторил Юра. — Все нормально. Я просто выходил в туалет и заметил. Ты меня не разбудил, — отозвался Отабек. Врет и не краснеет, подумал Юра. Хотя, может, и краснеет, просто этого никак не увидеть. Отабек никогда не вставал по ночам — спал, как убитый, если уж удавалось заснуть. У него только бессонницы периодически бывали. Может, и здесь тоже начались? Глаза немного привыкли к темноте и начали различать очертания деревянных столбиков кровати, уходивших вверх, где со второй полки доносился прерывистый храп Гоши. Сердце перестало так грохотать и теперь билось сильно, но ровно. Юра, когда понял, что все это время отчаянно стискивал пальцами плечи Отабека, ослабил хватку и, переборов желание просто и совершенно по-детски обнять его за шею, опустил руки. Отабек прочистил горло и, поколебавшись мгновение, отстранился. — Порядок? — спросил он. — Да. Конечно, все окей. Спасибо, — пробормотал Юра, чувствуя на себе его внимательный взгляд. — Тогда спи. Время три, еще можно поспать. — Ладно. И ты тоже, — Юра кивнул и опустил голову, не особо заботясь о том, видно ли его. Скорее всего, конечно же, видно — темнота только с пробуждения казалась такой густой, сейчас же она снова стала полупрозрачной и темно-синей, как обычно в Японии.  — Юр, — позвал его Отабек, и Юра резко поднял голову и посмотрел на него. — Что? — Я просто... — начал Отабек шепотом, но замолчал. — Извини, что тебе пришлось снова меня успокаивать. Правда, я не думал... — Юра поднял руки перед лицом. — Да я не про это. Потом, — Отабек встал с кровати, пошарив перед этим над собой, чтобы не удариться о второй ярус. — Все будет хорошо, — он, едва касаясь, провел пальцами по плечу Юры и отошел к своей постели. Тени скрыли его, как занавес. Юра прижал ладони к глазам и досчитал до десяти. Все тело после прикосновений Отабека горело огнем, особенно там, где к спине были прижаты его теплые ладони. И волосы теперь пахли им. Если бы это не убивало, то, наверное, делало бы сильнее. * * * Солнце палило так, что асфальт, еще вчера пропитанный дождевой водой, высох к девяти утра и теперь буквально плавился под ногами. Юра опасался, что подошва кед будет липнуть к нему, оставаясь следами оплавленной резины, как в фильме "Вулкан" от жара лавы. Они шли по какому-то промышленному району Киото, который никак не желал соотноситься в голове с тем, что они направлялись в главное святилище города — Фусими Инари — храм на вершине горы, к которому вели коридоры рыжих врат.  — Я умираю, — пожаловалась Мила, не высовывавшая с самого начала пути носа из-под белого зонта, который еще вчера закрывал ее от дождя. — Мне кажется, что меня засунули в микроволновку. — Хуже, — пропыхтел рядом Гоша, — в доменную печь. Юри обернулся и глянул на них с пониманием и сочувствием. Даже Витя молчал, надвинув пониже белую кепку. Юра тоже с удовольствием скрывал лицо и волосы, которые под таким солнцем рисковали выгореть до белизны, под бейсболкой — и не только от жары. То, что случилось ночью, утром вдарило по голове хуже самого страшного похмелья. Было так стыдно, что Юра буквально бегал от Отабека и не мог себя заставить даже посмотреть на него. Это же надо было так опозориться, разбудить человека да и вообще вести себя, как маленький ребенок. Они перешли через железнодорожный переезд и оказались на узкой улочке, застроенной совсем низенькими домиками. Людей по дороге встречалось очень мало. — Юри, разве не сегодня ярмарки и все такое? — спросил Крис, лицо которого было красным и блестящим — явно спалил к чертям кожу на таком солнцепеке. — Сегодня, — кивнул Юри, зачесывая пальцами назад взмокшую смоляную челку. — А где тогда все? — даже Пхичит выглядел растерянным. — Потерпите, — ответил за Юри Витя. Прошло не более пяти минут, когда они все, уже потерявшие интерес к рассматриванию почти одинаковых домов и тротуаров, повернули налево и почти влетели, не успев сбавить скорость, в толпу, которая размеренно ползла по заставленной магазинчиками, лавочками и ларьками улочке. То тут, то там можно было увидеть японок в ярких кимоно: розовых, темно-зеленых, цветных и расписных. Крис присвистнул, глядя на все это пестрое великолепие. Юра на мгновение забыл про свои тяжелые мысли и во все глаза из-под козырька бейболки наблюдал за тем, как нарядно одетые, улыбающиеся и вполне довольные жизнью люди с аппетитом поглощали уличную еду, пили кофе из стаканчиков на вынос и двигались, точно река, в одном направлении, где виднелись ярко-оранжевые высокие тории — святые врата, открывавшие, как легко можно было догадаться, вход в Святилище. — Я же говорил, — самодовольно улыбнулся Витя, снимая кепку и поправляя волосы, которые буквально светились на солнце. — Ну извините, не всех мужья водили в такие дивные места, — в шутку укорила его Мила. — Ой, какие лисички! — пискнув, она рванула в сторону магазинчиков, уставленных различного цвета и размера лисами. — Лиса — один из ликов богини Инари. Это священное животное в Японии. Вы их фигурки здесь много где встретите, — тоном экскурсовода произнес Юри. Он снял очки и провел пальцами под глазами, стирая пот. — Тут можно всего накупить: и сувениров, и поесть, и что еще захотите. Юра повертел головой и принял решение обязательно приобрести что-нибудь для деда и Лилии. И Якову можно, конечно, куда без него, странно, что еще не оборвал им телефоны. Но сначала нужно было выпить кофе — утром это сделать так и не удалось. Миловидная японка в небольшой кофейне, которая тут же нашлась по левую сторону улицы, куда Юра, лавируя между людьми, пробрался на удивление быстро, на вопрос про "English" и "do you speak" поклонилась и покачала головой. Юра даже не предполагал, как по-японски будет кофе, так что ляпнул "американо", надеясь, что здесь это называется так же. На непонятный вопрос круглолицей девушки, последовавший за заказом, Юра ткнул пальцем в горку стаканчиков для кофе на вынос и с облегчением выдохнул, когда, активно закивав, барышня упорхнула в сторону кофемашины. Уже хорошо. Кофе оказался крепким и очень горячим. Первое радовало, второе — не очень, так как лицо тут же покрылось испариной. Ну и наплевать, подумал Юра, надвигая на глаза кепку. Когда все закупились сувенирами, было принято решение двинуться дальше. Юра откопал в лавке около печи, на которой делали такояки, красивый красный шелковый веер.  — Для Лилии Павловны, — сказал он в ответ на любопытствующий взгляд Вити. — А чего сразу для Павловны, тебе бы тоже пошло, — ехидно улыбнулся Виктор и тут же ретировался поближе к Юри. Дорога начала уходить вверх. Пхичит не выпускал из рук камеру, снимая все, что движется и не движется. Юру он подловил у самых врат, сказав, что кадр получится просто необыкновенный. Юра с ним был не особо согласен — с надвинутой на лицо кепкой, с пакетом из магазина и стаканчиком из-под кофе, который он так и не нашел, куда выкинуть, вряд ли можно было хорошо получиться на фотографии. Однако спорить с Пхичитом... проще лечь и прямо здесь разбить голову о мощеную улицу. За тории открывался вид на площадь, на которой то тут, то там были натыканы ярко-рыжие, почти красные небольшие храмы. Каменные ступени, видневшиеся чуть дальше, уводили вверх к храму побольше. Толпа никуда не делась, просто как-то податливо, как вода, распределилась по различным уголкам: многие молились, звоня в небольшие колокола, кто-то стоял в очередях за омамори — традиционными амулетами-талисманами. Юра подошел ближе к длинной постройке, тоже напоминавшей храм (в этом месте он спокойно назвал бы любое здание этим словом), где на прилавке были разложены разноцветные мешочки с подписями: "для здоровья", "для любви", "для успешной сдачи экзаменов", "для безопасности на дорогах". Экзамены бы не помешали — летнюю сессию Юра сдал с горем пополам и то только после того, как на него наорала по телефону Лилия. На самом деле она говорила спокойно, но ее голосом в тот момент можно было сваи вколачивать, так что Юра решил, что она на него орала. Поэтому один талисман для учебы, другой — деду, здоровье — это самое главное. Хоть бы оно у него никогда не заканчивалось. К нему подошел Юри. На удивление без Виктора. — Помощь не нужна? — спросил он, улыбнувшись, а потом сказал что-то девушке, продававшей омамори. — Да нет. Тут вон для гайдзинов все на инглише подписано, — ответил Юра и повертел в руке купленные расшитые мешочки. — Смотрите, какая прелесть, — к ним подошла Мила, демонстрируя деревянную табличку с красивыми черными иероглифами. — Тут можно загадать желание, и его тебе напишут на этой штуке. А потом ее нужно повесить вон туда, — девушка ткнула пальцем куда-то Юре за спину, и тот, обернувшись, увидел конструкции с множеством привязанных к ним таких же табличек. — И что ты загадала? — спросил Юра, снова посмотрев на нее. — А если скажу, не сбудется! — фыркнула Мила. Юри тут же отвел взгляд от таблички и сделал вид, что японский — не его родной язык. Мила отошла. Юра проводил ее глазами и уже хотел было вернуться к осмотру талисманов, пока они ждали остальных, но взгляд зацепился за знакомую спину. Отабек стоял там, куда направилась Мила, привязывая к деревянной стойке табличку. — Юри, — позвал Юра. — Даже не проси, — сразу поняв, к чему он клонит, отозвался тот. — Я не буду переводить. Более того, даже читать не буду. Юра покосился на него, потом снова посмотрел на Отабека, который закончил и стоял, глядя на висевший на шнурке кусочек дерева, как на икону. — Может, тебе тоже стоит желание загадать? — многозначительно сказал Юри. — Раньше на табличках «эма» писали только послания богам, но тут это можно даже для туристов. — Как-нибудь... потом, — помявшись, ответил Юра. — Еще будет возможность. Если пройти весь коридор из тории до самого конца, до вершины, можно попросить, о чем хочешь. — Сбывается? — спросил Юра, не отрывая взгляда от Отабека. — Да, — спокойно произнес Юри. — Пойдем, все уже собрались. Они поднялись по ступеням и подошли к началу коридора из врат, который выглядел по-настоящему впечатляюще.  — Юри, а что там написано? — спросила Мила, складывая зонтик, который до этого она так и таскала над собой, и указывая на верхнюю часть врат с черными надписями. — На самом деле ничего интересного — всего лишь имена людей, пожертвовавших тории для святилища, — ответил Юри.  — Ну что, пошли! Ох, помню, в прошлый раз, когда мы были тут весной, в середине пути было тяжко, — сказал Виктор, пристраиваясь в хвост толпы, двинувшей по коридору. — А что сложного? Идешь себе и идешь, — недоуменно произнес Крис. — Это ты сейчас так говоришь. Начнутся ступеньки, и ты вспомнишь мои слова! Юра чувствовал себя странно. Все это очень напоминало какой-то ритуал. Разрозненная, размазанная по площади с храмами толпа людей вдруг превратилась в ручей, обрамленный ярко-рыжими вратами, за которыми просматривался густой лес. Кто-то снимал видео. Пхичит на ходу разложил сэлфи-палку, пристроил на нее телефон и выставил руку вперед. — Идемте все поближе. Отабек, тебя тоже касается, — скомандовал он. Все пристроились друг к другу плотнее. Мила корчила рожи на камеру, Гоша махал рукой, как принцесса Диана. — У нас прямая трансляция, так что никаких грустных лиц. Юрий, эй, я сказал, никаких грустных лиц, — тихо произнес Пхичит. — Нормальное у меня лицо! — возмутился Юра. Он снял кепку и, как смог, разгладил волосы. — Прическа была не при чем, ну да ладно. Врата казались совершенно нескончаемыми. Они тянулись и тянулись вперед, как полоса свежей ржавчины. Между столбами иногда мелькали сети паутин, и Юра морщился, потирая ладонями плечи, когда замечал в них пауков. Они были необычными: с сильно выдающимися вперед и назад лапками и разноцветными пухлыми тельцами. Юра пауков терпеть не мог с самого детства. — Иди сюда, — Отабек вдруг оказался рядом и потянул его за руку на свое место — он шел посередине. — Они боятся тебя больше, чем ты их. Представляешь, висишь ты себе в паутине, а мимо тебя народ то и дело шастает. И все тебя фоткают. — Брр, кому придет в голову их фоткать еще? — Юру передернуло. — Ну, вон Пхичиту пришло, — Отабек махнул рукой вперед, и Юра увидел, как их тайский друг самозабвенно пристраивает телефон к паутине, чтобы кадр был покрупнее. — Фу, да блин! Отабек рассмеялся. Юру снова изнутри укололо чувство вины за прошлую ночь, но найти в себе силы извиниться или хоть как-то напомнить об этом, не получилось. Слова Виктора о том, что к середине пути становится сложнее, вспомнили все. Когда начались ступени, Юре вдруг показалось, что стало даже интереснее: каменная лестница была достаточно широкой, врата на ней выглядели сказочно, а встречавшиеся время от времени островки с магазинчиками вносили какое-то разнообразие. Было ощущение, что уже вот-вот они дойдут до вершины, и про себя Юра радовался, что так легко смог пройти этот путь. Все-таки спорт хорошо воспитывал выносливость. Вокруг был лес, а потому полюбоваться видами на Киото не выходило, но это удалось наверстать позже — когда они вышли на смотровую площадку. Освещенный ярким солнцем город с такой высоты выглядел, как настоящий Эльдорадо из золота. Не хватало водопадов и райских птиц. — Твою мать! — выругалась Мила. — Ага, красиво, — кивнул Юра, не поворачиваясь к ней. — Да я не об этом! Ты посмотри только! — продолжала девушка. Она стояла около большой карты, изображавшей схему оранжевых коридоров, разделявшихся надвое и сходившихся к вершине. — Так, и что? Мы, судя по всему, тут, — Юра ткнул пальцем в пик горы. — Выкуси! — Мила показала ему кукиш. — Вот мы! — она с силой ткнула пальцем в самую серединку. Сзади послышался хохот Вити. — Я на этом тоже попался, ребята. — Это что, еще столько же осталось? — вылупился на карту Крис, непрестанно вытирая лоб и шею бумажной салфеткой. — Да. Добро пожаловать на первое испытание, — сказал Юри, который, казалось, даже не запыхался. — Что ж, — Пхичит сфоткал карту, убрал телефон в карман, — спортсмены мы или нет? Идемте! Быть в Японии и тупо не взойти на гору — ужасная глупость. — Переться в такую жару на этот Эверест — вот что глупость, — проворчал Гоша. — Гошенька, возьми себя в руки, — Мила покопалась в сумке, доставая веер. — На вершине скажешь себе спасибо. — Если не помру по дороге. — Если помрешь, не откатаешь ту прекрасную программу, и Аннушка не выйдет за тебя замуж. — Грррр! — Идемте, — сказал Отабек. — После испытания и принятия правильного решения обычно становятся легче. Ты-то точно об этом знаешь, — подумал Юра, но вслух этого говорить, разумеется, не стал. На удивление, через пару островков с магазинчиками, в которых цены на воду росли с каждым подъемом, стало действительно легче. Воздух перестал быть таким густым и липким, а ноги, и без того привыкшие к нагрузкам, перестали жаловаться. Лес сгущался и вскоре превратился в настоящие джунгли. По дороге наверх даже встретилась одна обезьяна, от которой шарахнулись все, кроме Юри и Пхичита. Виктор, хватаясь за сердце — обезьяна и правда выглядела устрашающе, особенно когда побежала на огромной скорости в их сторону, — сказал, что в прошлый раз такого "подарка" здесь не было. Людей они почти не встречали — мало кто доходил до верха, многие сдавались на середине, а те, кто все же проделывал этот путь до конца, спускались по другому коридору. Пхичит, Крис, Мила и Гоша отстали, задержавшись в магазине открыток и вееров. Виктор и Юри шли медленнее других — по ним было хорошо заметно, что они наслаждались друг другом и прогулкой по памятным для обоих местам. Отабек был быстрее всех, и Юра вскоре потерял из виду его спину. Зелень вокруг становилась темнее. Когда Юра увидел табличку с надписью "вершина горы" на английском, все погрузилось в легкие и прозрачные сумерки — солнечные лучи почти не проникали сквозь высокие кроны деревьев, и наступила долгожданная прохлада. Преодолев последнюю ступеньку, Юра согнулся, упираясь ладонями в колени, и выдохнул. Было очень тихо. На плато стоял небольшой деревянный магазинчик, в витрине которого были выложены сувениры и красивые, разрисованные вручную художниками открытки. Юра выпрямился и запрокинул голову — лес казался вечным и немым. Ни ветра, ни посторонних голосов — только гул в ушах и щебет птиц. Наверное, имело смысл дойти сюда хотя бы ради этого — такой спокойной, умиротворенной, почти священной тишины. А еще запаха. Пахло лесом, прохладой и свечами — они горели в алтарях сбоку, уставленных совсем маленькими фигурками оранжевых врат — подношениями богам. — Здорово тут, да? — Юра вздрогнул, услышав голос Отабека, и повернулся. Отабек спускался по совсем узким ступенькам, уходившим вбок в лесную чащу. — Что там? — спросил Юра, уговаривая себя не прятать глаза — что ж он как девчонка какая-то, в конце концов? — Святилище, — ответил Отабек. — Не основное, просто место, куда приходят молиться и приносить подношения. Я не стал далеко заходить, просто глянул. — Любопытство заело? — Можно и так сказать. Юр, я спросить тебя хотел, — Отабек подошел ближе к нему и остановился. — О чем? — У тебя все в порядке? Прошлой ночью... — Боже, правда, прости! Я не хотел тебя пугать, — отшатнулся Юра. Больше всего ему в этот момент не хотелось снова ворошить это. — Просто сон дурацкий. — Да не бывает у тебя дурацких снов на ровном месте. Вспомни, всегда были причины, — настаивал Отабек. Юра помнил. Юра все помнил. И как его мучили кошмары перед чемпионатом, и как Отабек будил его в Алматы, когда он ставил на уши всю его семью криком — в тот вечер позвонили из больницы и сказали, что дедушка слег с воспалением легких. Летом! Юра думал, что с ума тогда сойдет, пока менял билеты с Питера на Москву и на более ранний срок. Если бы не Отабек, точно бы рехнулся. — Не знаю, сейчас нет никаких причин. Может, дело в смене часовых поясов или в отсутствии тренировок — откуда мне знать? — Юра поморщился и потер рукой лоб, к которому прилипла челка. Кепку он еще до этого сунул в пакет с подарками в компанию к пустому стаканчику из-под кофе. — Дед Николай здоров? — не унимался Отабек. — Да, слава богу. — Что тогда? Лилия звонила? С программой что-то не то? С учебой? — Блин, да нет, все правда нормально! — не выдержал Юра. Он сказал это слишком громко, и эхо пронеслось по лесу. — Да уж, я вижу, — Отабек наклонил голову и провел рукой по коротко стриженному затылку. — Я просто беспокоюсь. Юра хотел себя остановить, но то ли не успел, то ли хотел не достаточно сильно. Внутри что-то будто взорвалось и растеклось кислотой. — Беспокоишься? То есть весь год не беспокоился, а сейчас вдруг начал? — прищурился он. — Я и не заканчивал, — взгляд Отабека потемнел. — Как раз ты и заканчивал. — Юр, прошу тебя, давай не будем. — Вот ты всегда так. — Юра всплеснул руками, и пакет, который был надет на его правое запястье, больно ударил его по бедру. — Давай не будем, Юра. Давай поговорим лучше о тебе, Юра. Ты все от меня скрывал! Я вообще ничего не знал о тебе! Да, черт возьми, даже то, что у тебя бабушка умерла, которую ты так любил, которая тебя практически воспитала, я узнал от Якова! От Якова! Через третьи руки, через твоего тренера! — Мы это уже обсуждали, — вздохнул Отабек. В его глазах не было злости или раздражения — только какая-то усталость и грусть. Юра редко его таким видел.  — Обсуждали. Конечно, — отчеканил Юра. — Когда ты решил все закончить. — Юра, мы же бесконечно ссорились. Вспомни, ты перед чемпионатом был сам не свой, я это понимал. Но потом ты будто с цепи сорвался. — Отабек сделал шаг к нему, и Юра подался назад. — Мы ссорились, потому что я пытался достучаться до тебя! Ты постоянно говорил мне, что я чемпион, что я должен строить карьеру, что ты не хочешь тянуть меня вниз, не добиваясь таких же успехов, все время пытался уйти в тень! Ты скажи, ты на соревнованиях тоже поддавался, чтобы дать мне возможность пробиться? — Голос Юры в конце сорвался на какой-то свистящий шепот. Ком в горле рос и кололся. — Нет! Я никогда не стал бы этого делать! — Вот сейчас во взгляде Отабека мелькнула ярость. — И я тебе это объяснял! Твои успехи — только твои! И я не хотел мешать тебе идти вверх своими проблемами. Да, был непростой период. Но я справлялся. — Без меня, — выдавил Юра. — Без меня, понимаешь? Это ты был нужен мне. Каждый раз. Всегда. Ты всегда был важен для меня! И я подпускал тебя к себе, хотя никому и никогда не позволял этого. Я всех всегда ненавидел! Но только не тебя! — Юра пальцем ткнул Отабека в грудь. — И что в итоге получилось? Отабек молчал и просто смотрел ему в глаза. Юра боялся, что он увидит в них злые слезы, которые уже закипали под веками, но все равно упорно не отводил взгляд. Сердце колотилось об ребра, вся кровь будто прилила в центр груди — и там было так нестерпимо горячо и больно. — Юр, я не хотел, чтобы так вышло, — на грани слышимости произнес Отабек. — Я думал, тебе так будет лучше.  — Лучше? О да, мне намного лучше, видишь? Ни одного золота в этом сезоне! Ни единого! Яков думал, что это из-за учебы, черта-с два! Это потому, что я позволил себе любить тебя больше, чем фигурное катание! Больше, чем то, на что я угробил свою жизнь! То, что всегда держало меня на плаву! — Юра захлебывался собственными словами, но они лились из него, как из рога изобилия. — Юр... — Дай договорить! А ты решил, что знаешь, что для меня лучше. Ты правда думал, что ты отвлекаешь меня от спорта? Что делаешь хуже? Что, если я приеду и просто, блядь, подержу тебя за руку на похоронах, я резко превращусь в бесталанный кусок дерьма? — Юра моргнул, и предательская слеза все же скользнула по щеке.  Отабек протянул к нему руку. Юра не знал, что он намеревался сделать, но отпрянул, как от змеи. — Мы ссорились, потому что ты не пускал меня в свой мир! Не пускал ни на шаг! Ну и что — уберег ты меня? Сделал лучше? — продолжил Юра сквозь зубы. — Успокойся, Юр. Пожалуйста. Мы же оба приняли это решение, и я много думал, и... Юра закрыл глаза и горько усмехнулся. Слуха достигли звонкие голоса Милы и Пхичита, которые, наконец, тоже добрались до вершины. Лес вокруг закружился, как будто мир несся на ржавой карусели — сейчас начнут отваливаться детали. — Нет, Бек, — тихо сказал Юра, и это короткое имя кольнуло в горле мелкой иглой. — Это ты принял это решение. На то, чтобы развернуться и заставить ноги двигаться, ушли все силы. Дорога вела вниз, вниз и вниз в бесконечном, ржавом потоке священных ворот. Юра прыгал по каменным ступеням, не особо думая, куда он наступает. В носу щипало, в ушах стоял свист. Он забыл загадать желание.  Он наорал на Отабека ни с того, ни с сего, как будто он один был во всем виноват. Как будто Юра сам не давил на него постоянно. Да, из-за учебы, из-за чемпионата, из-за ругани с Лилией, но давил. И они правда часто ссорились. Он тоже был виноват. Виноват так, как никогда и ни перед кем. Только почему-то это осталось таким же невысказанным, как и желание, которое он даже не знал, как сформулировать. А было ли вообще у него желание? Чего можно желать, если ты потерял самое дорогое, самое нужное и драгоценное, что уже когда-то подарила тебе жизнь? Юра шел и шел, периодически поднимая глаза на уходящие в небо темные деревья. Тут делали подношения богам. Юра даже не знал, каким. Он просто вдруг остановился, зажмурился до цветных искр перед глазами и сжал руки в кулаки так, что ногти врезались в ладони. Кто-нибудь. Хоть кто-нибудь. Помогите.