Сказки на ночь

Чёртов. День. Святого. Валентина! Рой уже в сотый раз устало вздохнул, поправляя сбившуюся иссиня-чёрную чёлку и с неким ужасом посмотрел на гору валентинок с предложением стать их Валентином. И как им сказать, что у него как бы есть любовь всей жизни, которая пока об этом не знает? Хотя, вряд ли узнает. Однако, он им говорил, но, оказалось, в пустоту. Чуть улыбнувшись, он без зазрения совести сжёг к чёртовой матери эти Валентинки. Задолбали уже, честное слово.* Рой устало откинулся на кресле, наблюдая за сеточкой трещин извёстки на потолке, раньше он даже не пытался рассматривать её, а сейчас только и делает, что пытается найти трещину, побольше, которая, возможно, ведёт в мир, где сейчас Эдвард. Какие странные мысли. Он криво, неровным лунным месяцем, усмехнулся, смотря мутным взглядом непонятно куда, лишь изредка отхлёбывая из белой чашки кофе. Спину покалывало от жёсткого кресла, но Рой будто не замечал, лишь отстранённо наблюдая за расползающимися трещинами на потолке. Он ненавидел День Святого Валентина, ведь все думают, что он оправился от потери Элрика и давно его разлюбил, но это ни черта не так, он почти каждую неделю пишет эти чёртовы письма, без адресата. [Привет, Эд. Тебя нет уже год, а я всё ещё люблю тебя и скучаю. Знаю, глупо, ведь возможно, что ты не вернёшься, а если и вернёшься, то я буду одиноким холостяком, с годами ничуть не похорошевшим, только морщины появятся, былые травмы будут всё больше напоминать о тебе. Зачем тебе будет нужен какой-то старик, всё ещё влюблённый, как мальчишка? Конечно, не нужен. Но я правда люблю тебя, Эд.] [Привет, Эд… Тебя нет со мной уже три чёртовых года, я безумно скучаю, и мысли о… Неважно. Но я хочу верить в то, что дождусь тебя, и может я буду уже стариком, но я хочу знать, что с тобой всё в порядке. Просто хочу знать, что когда ты вернёшься, у тебя будет дом. Если вернёшься…] [Пять лет!.. Пять грёбаных лет!.. Я схожу с ума, Эд. Я не могу так просто больше. Знаешь, как мир без тебя посерел?.. Я тоже не знал, пока ты не ушёл. Я уже не знаю, что делать, я пересчитал все трещины на потолке своего кабинета, их там 1732. Боже, за что мне это. А сегодня чёртов День Святого Валентина. Если честно, я его ненавижу. Просто. НЕ-НА-ВИ-ЖУ. Всё розово, сопливо и вообще… Да завидую я им.] Ручка тихим скрипом отзывалась на выведение ею букв, превращающихся в предложения, а потом и в целые письма. Каждый грёбаный год он писал ему о своих чувствах, в остальных рассказывая, как прошли дни. Этих писем уже очень-очень много, настолько, что, кажется, они заняли все полки, где раньше стоя пылились горы книг по алхимии. Ему это надоело уже давно, но каждый раз, когда он пытался забыть Эдварда, каждый раз он срывался и просматривал их совместные фотографии, перечитывал письма и понимал, что привязанность ни черта не ушла, а только окрепла. […Знаешь, как иногда хочется сдохнуть?..] […Я безумно скучаю…] […Даже пытался забыть. И знаешь что? Я не смог! Я не смог забыть тебя, Эд…] […Честно, это уже ненормально…] А чёртова трещина словно увеличилась, мозоля глаза своей глупой идей. Но треск, донёсшийся до его ушей, отрезвил, словно тот был в состоянии пьяного философствования. Нахмурившись, Рой перевёл глаза на трещину и понял, что она неестественно большая, с пробивающимся сквозь неё светом. В секунду он отошёл от трещины к двери, а потом удивлённо посмотрел сквозь неё, услышав знакомый, уже не мальчишеский голос. — Ох! Мой копчик. Чёрт, бо-о-о-ольно, — недовольно пробухтел только что свалившийся Эдвард. — Эд? — О-о-о-о! А я по адресу попал! — чуть улыбнулся Элрик, стараясь не заваливаться из-за не в меру большого рюкзака. Рой чуть не задохнулся от чувств, сдавливающих грудь. Живой! О чёрт, этот идиот живой! Глаза защипало, и он с некоторым удивлением понял, что плачет, а Элрик мягко вытирает слёзы, капающие куда-то вниз, разбиваясь на миллионы брызг. Рой опустил голову, понимая, что прижал Эдварда к себе почти до хруста костей, но ослаблять хватку он даже не собирался, ведь глупый страх того, что Эд исчезнет, как Резинбургский туман, не хотел отпускать его сердце, сжимая своими холодными пальцами. «— Всё хорошо, Рой, я больше не уйду и не исчезну, — успокаивающе говорит Эдвард, чуть улыбаясь и мягко, даже осторожно поглаживая по спине. — Ты идиот! Я думал, свихнусь, тебя не было шесть лет! Шесть грёбаных лет! — Рой сжимал Эда в объятиях, прижимая к себе настолько близко, что воздуха попросту не хватало. Он считал поцелуи, которыми его одаривал Эд, пытаясь догнать и обогнать количество трещин, которых всё ещё 1732. — Я тоже люблю тебя, Рой, — улыбается Эдвард, вторя таким же собственническим словам полковника.»