Сказки на ночь

Забавно, но Рой никогда не задумывался о том, что может ослепнуть. А между тем, сейчас, когда всё закончилось, он слеп и почти беспомощен, как новорождённый котёнок, только без матери, которая может его защитить. Он даже не помнит, как выглядит мир, ведь так редко обращал на него внимание, заботясь совсем о другом. А теперь… А теперь он сходит с ума от тьмы вокруг, от резких и неприятных звуков. От всего, к чему он так давно был привычен, а сейчас не может даже вытерпеть. И единственное, что его спасает, не даёт окончательно провалиться во тьму вокруг, это голос, нежный, чистый, с мягкой хрипотцой, такой красивый, чудесный голос. — Ммм… Знаешь, а сегодня мне снилось тёплое солнце… знаешь, как потом зябко было просыпаться в сентябре? Вот и мне обидно было. Зато… с тобой рядом так тепло… Прямо как под тем тёплым солнцем… оно было словно мёд, жёлтое. Такое красивое. Медово-жёлтое солнце, — Эдвард начал перебирать волосы Роя, который по-видимому уже впал в полудрёму. — Как же мне хотелось бы, чтобы твоё тепло было всегда рядом со мной… я бы не мёрз постоянно. — Я могу отдать тебе всё своё тепло… На секунду воцарилась едкая тишина, перебиваемая мерным отстукиванием настенных часов. Кажется, сейчас уже пять часов вечера… а может утра? Да плевать, этот звук раздражает и сводит с ума своей мерностью. Эдвард шуршит одеялом и мягко целует Роя в скулу, отвлекая от монотонного звука часов. — Не надо… я просто хочу быть с тобой рядом. Так, чтобы касаться… И много… очень много, — прямо говорит Эдвард. И Рой слушает этот прекрасный голос, он не может прекратить, слишком уж нужен этот голос для его спокойствия. И Эдвард рассказывал и рассказывал, каждый раз что-то новое, неординарное, экзотичное, такое волшебно-прекрасное. — А ещё… Мне снился океан… бесконечный океан, среди которого сижу я на бумажном бортике бумажного корабля. И волны… бесконечные солёные волны, бьющиеся о бумагу, но почему-то они не могли потопить мой кораблик. Это так… забавно? Не знаю… возможно. И он всё рассказывал и рассказывал, словно колыбельные, словно сны, потому что казалось, что Рой спал, но он всё равно слышал каждое слово, каждый вздох, каждый шорох. Рой бездумно лежал на кровати, даже не пытаясь открыть глаза, но он всё равно слушал эти сны-колыбельные в формате мягкого рассказа. Пусть они тихие, пусть иногда кажется, что он несёт бред. Пусть. Просто пусть так и будет. — …и я лежу на мягкой траве, пытаясь понять, как она здесь оказалась… Такая… мммм… голубоватая, с серебринкой. А ещё такая мягкая-мягкая, как пух… Словно лежишь на облаке… чудесном, зелёно-голубом с серебринкой, облаке… Хотелось там заснуть и не просыпаться, но без тебя было так холодно… — Эдвард, кажется, улыбался, когда рассказывал, Рой почувствовал, когда тот снова его поцеловал, но уже в губы. — Я люблю тебя… Эд… — Я тоже тебя люблю… Рой… И снова тишина, прерываемая безумно-мерным тиканьем часов, которые всё так же раздражали и сводили с ума. Но Эд не спешил продолжать рассказ, он задумчиво ворошил пальцами тёмные волосы, кое-как отвлекая от тяжёлых дум. Безумие было почти рядом, оно дышит ему в затылок, медленно, но верно поглощая его сознание и душу. Это безумие, почти рàвное слепоте. Он слеп и от этого сходит с ума. — Я люблю тебя, Рой!.. Безумно… Безумно люблю!.. Просто не знаю, что же это такое… Знаешь, как больно смотреть, как тебе плохо?!.. Это просто безумие!.. Это даже безумнее моих рассказов про сны и мечты!.. Как же мне без тебя плохо!.. — надрывно говорил Эд, то повышая, то понижая свой прекрасно-чистый голос. Эти слова резанули по слуху, но Рой всё слушал и слушал, как тот говорит, изливает ему свою душу, и он, мягко пробираясь к лицу, притягивая его ближе, целует, попадая в уголок губ. — Я знаю, Эд… Знаю… И через секунду Эдвард сам притягивает Роя к себе и целует, мягко, осторожно, стараясь не навредить, ведь кожа на губах очень тонкая, её так легко прокусить и проткнуть. Он хочет передать все свои чувства, бушующие в душе, так, чтобы Рой понял, как сам Эдвард зависим от Роя, от его голоса, от его кожи, от его эмоций, от него всего. И Эд хочет сказать этим только одно: — …Рой, ты только мой и тебя я никому не отдам. Никогда и ни за что! Отчего-то эти слова заставляют Роя улыбаться своей неизменной, мягкой, нежной, чуть усталой улыбкой. Пусть всё будет именно так.