ID работы: 625419

Утонувший во Грехе

Слэш
NC-17
Завершён
158
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
82 страницы, 14 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
158 Нравится 92 Отзывы 45 В сборник Скачать

Часть Четвертая

Настройки текста
Фото + песня: http://vk.com/matt_berry?w=wall136866371_4828 Все это уже позади, и теперь вы живете каждый в своем доме. Хотя, Аой-сан жил один с самого своего приезда в Токио. Reita: Мы были как семья Ruki: Я не был бездомным учеником средней школы, я был бездомным джей-рокером! Uruha: Гадость какая! Жили у друзей? Aoi: Руки был просто ужасен. Uruha: В то время мы даже ещё не были группой. Мы не могли купить оборудование, даже гитары. Мы не могли жаловаться на плохой звук. И мы очень много работали чтобы просто купить QY (драмм машинка и синтезатор). Reita: А я думал это твой был. Ruki: Но мы многому научились. Оказывается с помощью QY можно очень много сделать. И так вы записывали свои первые песни. Aoi: Первые два года, да именно так. Uruha: Машинка была очень маленькая, так что можно было сводить песни, держа её на руках, и даже при этом спать. Ruki: Мы использовали QY вплоть до "Gama", да? Но после выпуска "COCKROACH" у нас появилось оборудование. Где-то в это время мы впервые купили компьютеры. О да, и мы, помнится, ещё писали песни в караоке. Reita: Оу, "Haru ni chirikeri, mi wa kareru de gozaimasu", точно? Мы записали её к нашему первому интервью? Uruha: Ага, ага. Нам сказали, что ничего не будет, если мы не напишем песню. Мы установили MTR (Multi-track recorder) в караоке. Reita: А в караоке цена зависит от количества народу, вот. Сначала пошли Руки и Уруха, потом Аой, а я гулял по Shibuya. Ruki: Тогда какое-то время я просто ненавидел петь перед публикой. Uruha: И было очень смешно, потому что ты только напевал какую то фигню типа "La".... Ruki: С тех пор мы впервые говорим об этом, нэ? Reita: Точно! Интервью группы для Neo Genesis vol 33 [2009]. Перевод: by DizZy

***

Меня привела сюда память. И безвыходность. Мое прошлое, с каждым годом все больше терзающее меня. Я чувствую себя перевернутым на спину жуком на самом пекле - сколько бы я не перебирал лапками, сколько бы не раскачивался на панцире, я не могу принять привычное положение и сбежать в прохладу тени. И солнце заливает собой мое тело, покрывает его ожогами и заставляет биться в агонии. Чем дольше, тем больнее. И панцирь, который я создал для себя и который считал таким крепким и надежным, не помогает - я раскрыт и уязвим. Я на грани смерти. Жук... Кутаясь в кожу куртки, скрыв пустые глаза темными очками, я решаюсь поднять голову, бросить взгляд на до тошноты знакомую улицу. И воспоминания наваливаются на усталый мозг с новой силой. Вот она - Цитадель похоти и унижения. Улица, на которой я снимал клиентов. Меня начинает трясти. Как в то время. Мелкая дрожь, вызванная страхом, безвыходностью и рыданиями. Моей погибшей гордостью. Кто сейчас стоит тут? Я почти могу увидеть юношу рядом с собой. Если повернуть голову - можно заметить свою тень, еще одного человека, молодого и жаждущего светлого будущего Кою. Мальчишка, которому пришлось строить это будущее совсем не детским путем. Призраки прошлого... Этот мальчишка хрупок и почти невинен, несмотря на то, что уже прошелся по нескольким жадным рукам. Он храбрится, старается выглядеть вульгарно и соблазнительно, но смотрится это вовсе не так, как ему хочется - он совсем не умеет подать себя. Его взгляд, который, как он думает, должен светится томными огоньками и лукавством, на самом деле потерянный и испуганный. И тело его, хоть и гибкое, движется немного сковано. Джинсовые шорты, до невозможности короткие, и джинсовые чулки, держащиеся на подвязках - несомненно идут ему. Но он еще не умеет их правильно носить. Ничего страшного, у него есть время научиться... Я прикрываю глаза, сжимая пальцами ворот куртки, поднимая его так, чтобы скрыть нижнюю часть лица, словно боюсь быть замеченным. Ничего не изменилось - я все так же оборачиваюсь, боясь встретить согруппников в этом месте и попасться им на глаза с поличным. Хоть и знаю, что сейчас мужчины уже спят, что им просто не за чем приходить сюда, я все равно украдкой оглядываюсь по сторонам и наконец решаюсь ступить на землю своего падения. Юноша рядом со мной тоже осторожно делает шаг вперед... Вот я и вернулся, Жестокость. Я здесь только по необходимости, так что не обращай внимания, прошу тебя. Я просто должен был вернуться. Иногда говорят - если ты чего-то боишься, столкнись с этим лицом к лицу. Но даже так, это не единственная причина моего появления здесь. Нет, я не ищу клиента. Просто... это нужно. Мне сегодняшнему и мне вчерашнему. Потому что я понимаю, что становлюсь безразличным и пустым. Менее человечным. Холодным и равнодушным ко всему. Я уже не способен на эмоции? Я хочу быть способным на них. Мне нужно убедиться, что я все еще могу чувствовать. Хоть что-нибудь. Мы проходим парочку домов и останавливаемся. Кою поворачивает голову к темноте между зданиями. Верно. Тут был мой первый раз. В глуби этого проема, скрывшись от прохожих. Я знаю, там стоят мусорные контейнеры, которые каждую ночь слышат новые голоса - молодые и старые, болезненные и развратные. И если войти туда вновь... Я резко дергаюсь с места, позабыв о страхе, почти панически, едва не пустившись в бег, пробираюсь между стенами к глухой черноте. Вот тут, это случилось прямо тут! Ох боже... Зачем я вернулся? Мое тело останавливается так же резко, как и пустилось навстречу страданиям, словно сковываясь стальными тисками - взгляд натыкается на мусорные железные ящики. Дыхание сбивается, становясь судорожным и прерывистым. Я какое-то время не могу двинуться с места, стараясь совладать с собой. Меньше всего мне хотелось побывать здесь еще раз, но что-то внутри заставляет меня вновь пройти эти испытания. Словно укрепление духа или способ вернуть себе панцирь. И я заставляю ноги подчиниться моей воле, очень медленно и как можно тише огибая контейнер, зажмурив глаза на ходу. Оно должно было остаться... Дрожащие пальцы на ощупь находят шершавую стену передо мной, и я все же решаюсь раскрыть веки, ощущая тошноту у глотки... И вздрагиваю, когда зрачки ловят в полутьме иероглифы, уже почти стершиеся, почти незаметные... "Утонувший". Вот оно. И мгновенно сердце пронзает отравленной стрелой, отчего ноги подкашиваются, заставляя раненного пошатнуться под ударом. Я падаю на колени, сгибаюсь пополам и, закрыв ладонями лицо, срываюсь на рыдания. Это я... я написал это девять лет назад... После того, как получил свои первые грязные деньги. Это пророчество... стало им. Словно печать на мое тело. Словно я знал еще тогда, чем все кончится. Клеймо на мою судьбу... Я ошибался. Чувства не померкли - я вновь рыдаю. На этом жертвенном алтаре, так же горько и громко, с тем же отвращением к самому себе. И кажется, что я вновь... Вновь был изнасилован сейчас. Так же, как и девять лет назад. - Я мог не делать этого? Уруха-сан? Я мог избежать этого? Мальчишка рядом со мной... Я не могу ответить этому призраку, у меня нет ответа. У меня ничего... Не осталось ничего. - Я ведь мог избежать этого? Почему я не устроился на другую работу? - Нам... было некогда ждать... некогда ждать зарплаты. Нам были нужны деньги... немедленно. И Кою замолкает, опускаясь передо мной на корточки. Наверное... он бы пожалел меня, но - это же мой призрак. А я - ни тогда, ни сейчас - не нуждался в этом. Я ненавижу жалость. Я ненавижу ее... потому что это тоже унижение. Своего рода. А я уже и так достаточно унижен, больше не нужно. - Значит, у меня на самом деле не было выбора. Ты ведь знаешь это, Уруха-сан? Я не хотел... терять то, что было. Терять ребят. Терять группу. Я только хотел спасти нас. Спасти... Я хотел вытащить нас. Не себя - всех. Вытащить из этой ямы... - Я думал только о друзьях. - Я... хотел... хотя бы накормить нас... - Я сделал все, что мог. Поэтому - я не должен больше плакать. Никто не просил меня жертвовать собой. - Я был слишком молод... Даже если бы я нашел работу... - Мне бы не платили много, из-за неопытности и возраста. Я знаю. Я отнимаю ладони от лица, стягивая с переносицы темные очки, залитые соленой влагой. - Но я мог попробовать. Попробовать найти другой выход, Кою. - Нет. Не мог... Я поднимаю лицо к посланию на стене, опустив руки на колени. Это правда, тогда я не мог поступить иначе. Мой возраст не позволил моему разуму отыскать верное решение. В определенном возрасте мы делаем определенные вещи, поступаем так, как считаем нужным. В то время я решился на это, потому что был молод и горяч, потому что знал, что красив и соблазнителен, потому что думал, что вынесу этот груз. И меня никто бы не переубедил в обратном. Потому что я был молод. Уже ничего не вернешь. Я повзрослел. Я понял, что это было началом конца. Но юный Кою не способен был понять этой истины. - Если бы я не был грязным, я бы, наверное, сейчас был с Каем. Я дергаюсь от этой мысли, распахивая глаза. Но после успокаиваюсь, легко улыбнувшись мальчику. - Не был бы. - Почему? - Потому что я бы не смотрел на него, как на мужчину. Просто не было бы причины и повода. И не было бы знаний о прелестях такой связи. Я бы встречался с женщиной. Я отыскиваю в кармане платок и неторопливо протираю стекла очков. Соль на них остается прочными разводами, которые будут мешать мне смотреть, но влага уже испарилась, так что уже не стереть до конца... Так же и с моей жизнью. Моя юность уже позади, так что... не стереть. - Мы пойдем дальше? - Да. - Будет еще больнее. - Ты глупец... Чем больнее - тем лучше. - Нет. Это ты глупец... А ведь уже мужчина. Я тихо усмехаюсь, вновь надевая очки. Кто из нас прав? Сейчас эта боль мне поможет. Я знаю. Пережить все вновь и вернуться обратно на свое место - то, что нужно. После сегодняшнего разговора с лидером ничего больше не решит моих проблем. А торговца наркотиками я так и не нашел. Лидер... Мысль о нем треплет умывающуюся слезами душу лишь сильнее. Но одновременно - лечит. Пусть не так эффективно, как мое обычное "лекарство", и все же - этот образ и это тепло способны на многое, пусть даже это просто пленка с записью в голове. Я шарю в своей сумке в поисках маркера. Оставляю новую надпись на стене под старой. И поднимаюсь на ноги. - Зачем? - Не знаю. И мы продолжаем путь. Мы обходим бары. Заглядываем в их теплоту. Прокуренную, с запахом перегара. Ловя взглядом каждую мелочь. Здесь все изменилось за столь долгий срок. В этом заведении нет уже той стойки, на которой я сидел, закинув ногу на ногу, позволяя очередному незнакомцу вылизывать белую кожу на открытом бедре. А в этом пропали отдельные кабинки, в которых можно было скрыться от глаз остальных посетителей, прижать юную шлюху грудью к столу рядом с тарелкой и бокалом и отыметь, не отрываясь от спиртного. А вот в этом баре уже нельзя загнать мальчишку под стол, заставив его прижаться губами к чужому паху - из-за исчезнувших длинных скатертей. Это место было создано для похоти. Что-то вроде "красного квартала", где хозяева заведений не запрещали подобные игры. Сейчас появились какие-то границы морали. Еще слабые, но уже нашедшие свои отголоски в этом мрачном месте. - Пива. Владелец тоже сменился - я не знаю лица за новой стойкой, которое даже не думает улыбаться посетителю. Мужчина только открывает бутылку, и я забираю ее, направившись к выходу. Перед тем, конечно, заплатив. - Молодой человек! Сдача! - Не нужно. - Ух ты... - юный Кою продолжает идти рядом, повернув ко мне лицо. - Я стал состоятельным. Даже сдачу оставил. Я на какое-то время останавливаюсь, бросив взгляд на бутылку. Да. Сейчас для меня это мелочь, а раньше - целое состояние. Раньше я бы никогда не позволил себе оставить кому-то свою сдачу. Я бы забрал все, до копеечки, бережно опустил в карман, а после - вытряхнул бы это в общую коробочку, в которой мы все пятеро хранили наши сбережения. Скидываясь, пряча эту драгоценность и доставая ее только в случае крайней необходимости. Это было спасением. Бедные, как церковные крысы. - Жалеешь? - Что сдачу не взял? Конечно! - Вот как... И я возобновляю движение, прижимая горлышко к губам. - Теперь я часто пью, да? Верно. Только уже не пьянею. И оттого это уже не помогает забыться. Не помогает убежать от проблем. Я пью часто, много. Но не могу потерять контроля, памяти, не могу дойти до состояния, когда люди лишаются ощущения реальности. И сигареты тоже не приносят успокоения нервам. Просто зависимость, в которой я нещадно гублю свое здоровье. И бросить ее не в силах - это единственная "радость", оставшаяся со мной неизменно. Шаги рядом становятся все тише и реже, пока не замолкают. И я не оборачиваюсь в удивлении, бросив взгляд на застывшего мальчика позади. - Кою? - Я не пойду дальше... не хочу... И я дергаюсь, наконец понимая, куда привели меня ноги - сами собой, отключившись от головы, забитой мыслями. Бордель. Я медленно поворачиваю голову ко все еще живому дому терпимости. И рука с опустошенной лишь до половины бутылкой в пальцах, опускается. Да. Именно здесь, та самая ночь... И испуганный мальчишка медленно отходит все дальше от меня, не желая видеть места, где был сломлен и разрушен. - Это слишком много... - Ты мне понравился, так что бери. Я роняю бутылку. Она выскальзывает из рук сама собой. Разбивается об асфальт. Кою убегает. А я... А я уже не мальчишка. И внезапно в моей груди вспыхивает ярость. Ярость и ненависть. Вспыхивает давняя обида. Вспыхивает чувство вечного неприятия. И я шагаю к углу дома слишком твердо и уверенно. Я знаю этот голос. - Но... - Пойдем. Я знаю этого мужчину. Я знаю это лицо, слабо освещенное уличным фонарем. Эту манеру двигаться. Эту похотливую улыбку. Мое прошлое... еще живое! Еще дышит. Оно еще существует! Почему ты еще дышишь?! Свинья... пропитанная жижей преступлений.* Мой палач. - Плохой мальчик. Ты что, забыл, что сегодня встречаешься со мной? - улыбаюсь я, когда наконец оказываюсь рядом с двумя темными фигурами. - Ты нечестен. - Ты еще кто такой? - рычит недовольный свидетелем "волк" во все той же белой шкурке - приличном дорогом костюме. - А ты постарел... - торжество, пронзившее мое тело. Морщинистое лицо - такие, как он, действительно быстро теряют красоту. Я лишь улыбаюсь, потянув к себе потерянного юношу и обвив руками его тонкое тело, крепко прижав его к себе. - Постарел... И теперь от тебя несет разложением. Какая жалость... - Да как ты смеешь?! Я легко уклоняюсь от попытки ударить меня. Нет уж, на этот раз я не позволю тебе измываться надо мной. И простая подножка роняет старика на землю, перед этим заставив дряхлое тело удариться о мусорный контейнер. - Там твое место. И мое... тоже. Но мне еще рановато лежать среди этого дерьма. И я, вспомнив все в самых ярких подробностях, в самых жутких картинах, в самых грязных словах, со странным и несвойственным мне чувством мести пинаю бывшего мучителя в живот со всей силы, словно обезумев... Заставив его закашляться и вскрикнуть. И лишь дрожащее тело в моих руках не дает мне окончательно слететь с катушек. Я шлюха. Но становиться убийцей - самое низкое и последнее дело. Это намного хуже и страшнее. Нет... Никогда. - Пойдем отсюда, глупый ребенок. Я хватаю мальчика за ухо и грубо тащу его обратно на свет. - Ай! Что вы делаете! Больно, пустите! - Помолчи! Этот рык заставляет моего спутника затихнуть. Так что я покидаю это место. Уезжаю из этого Ада. Вместе с пропащей душой на заднем сидении своей машины. И еду в отель. - Заходи. Испуганная "птичка" рядом со мной поднимает на меня широко распахнутые глаза. В них начинают появляться паника и слезы, но он слушается, сжав в пальцах свою старую сумку и нырнув вглубь темной комнаты отеля. Я лишь вздыхаю, заходя следом и закрывая за собой двери. - Что теперь будет? - Шлюхи не задают таких вопросов. Шлюхам вообще не следует болтать. Их рот должен быть занят другими вещами. Я скидываю с себя куртку и ловлю паренька за запястье, грубо дергая на себя сройное тело и роняя его на кровать, нависая сверху. Мои руки упираются в матрац по обе стороны от его лица, а колено властно раздвигает длинные ноги моего "последователя", заставляя его лицо исказиться от ужаса. - Пожалуйста, не надо... - Страшно? - Да... - А ты знаешь, что тот человек, который сегодня получил по заслугам, хотел отвести тебя к еще двоим-троим своим товарищам-извергам? И котенок подо мной застывает от шока. Прямо как я в тот день... Так похож на меня, что мне становится так больно... Больно, невыносимо. Хочу убежать. Хочу все вернуть! Почему в тот день рядом со мной никто не появился так же, как я сегодня, почему никто не остановил этих ублюдков, почему не спас меня?.. Почему же... Почему... - Они хотели изнасиловать тебя всей пьяной толпой, пустив по кругу. Тебя бы заставили глотать чужую сперму и ползать на коленях. Вылизывать грязные туфли и отдаваться каждому из них вновь и вновь, пока не насытятся. Они бы шептали тебе на ухо, что ты ничтожество, игрушка, что ты был рожден только для пресмыкания перед такими, как они, и что у тебя нет будущего. Нет и не будет никогда. И продолжали бы иметь твое узкое горло и неопытное тело снова и снова, до крови, до рвоты, а когда бы ты возненавидел сам себя, отвернулся бы от себя, угробил бы себя под их напором, они бы бросили тебя в номере, привязанным к кровати и с вибрирующей игрушкой в твоем теле, спокойненько возвратившись на свою работу или в свои семьи. Тебя бы нашли утром уборщики, высмеяли твое положение, и лишь насладившись твоим позором, освободили бы, позволив уйти. Веселая ночка тебя ждала, верно? Парнишка задыхается от страха, задыхается от потрясения, вжимаясь всем телом в простыни, закрыв ладонью свои губы и с трудом удерживаясь от слез. Совсем молоденький! Закончил ли он школу? Есть ли ему хотя бы двадцать лет? Я медленно выпрямляюсь, садясь на край кровати и оставив мальца в покое, стягивая с себя очки вновь. Не мое дело - знать все это. Но если я смогу изменить хотя бы чью-нибудь судьбу... Хотя бы кого-нибудь избавить от страданий... - Зачем тебе нужны деньги? - Я... хочу играть рок... - Вот как. - У меня есть группа! - почти кричит он, закрывая руками лицо. - Мы хотим продолжать! Мы хотим быть, как GazettE! Я резко дергаюсь, отвернувшись и быстро надев очки, набрасывая волосы на лицо. Черт... Слабость наваливается на меня вновь. Тяжесть греха... невыносима. Если бы он узнал... Обо мне... Он бы выбрал себе других кумиров. - Будешь. Если ты так сильно хочешь этого, что решился на такой шаг... будешь обязательно, потому что не бросишь. Никого из них... Но это не выход. Я достаю из кармана кошелек, раскрывая кожаную книжечку и вытягивая из ее глубин несколько купюр. - Найди хорошую работу. Слышишь меня? Иначе... всю жизнь будешь жалеть о том, что пошел этим путем. Я оставляю деньги на кровати, рядом с будущим музыкантом, и тихо поднимаюсь, подхватив с пола свою куртку и направившись к дверям. - За номер я заплатил, так что можешь переночевать здесь. А с завтрашнего дня начни искать менее ужасные способы достижения своей мечты. Удачи. - Уруха-сан... Ледяная волна тут же накрывает грудь, заставляя дыхание остановиться. И я застываю в дверном проеме, сжимая пальцами ручку дверцы. Все-таки узнал меня... Боже. Зачем я только... - Не важно, почему вы знаете все это! Я все равно хочу быть гитаристом! Таким, как вы!.. Даже если... вы не идеальны. Я не хочу оборачиваться. Потому что слезы из моих глаз уже срываются вниз по щекам, вновь впитываясь в кожу горечью. Горечью за мою жизнь... И виной. Виной за то, что я все-таки разочаровал кого-то. Стыдом, который разрушает изнутри. Но среди этого робким осторожным лучиком вспыхивает чувство благодарности... Именно она. И это лишь добавляет силы слезам, застилающим мир перед моими глазами плотной пеленой. - Не надо... быть таким, как я. Пожалуйста... будь лучше меня. Через десять лет проверю. Дверь за мной закрывается тихо и медленно. Скажи мне, Кою... на самом ли деле у меня не было выхода? Или же у меня просто не было того, кто направил бы меня? - Нет. Я просто... - Глупец. ______________________________________________________ Строка из композиции "The Invisible Wall". The GazettE
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.