Утонувший во Грехе

Фото + песня: http://vk.com/matt_berry?w=wall136866371_4849 Но сейчас ваши родители приходят на концерты the GazettE. Да, последнее время они приходят на наши концерты. Я никогда не связывался с ними, но, похоже, что агентство отправляло наши записи и постеры ко мне домой. Но мои родители все еще не одобряют нашу музыку. «Okuribi» – это песня об отправке костей умерших на другую планету. Мой отец сказал об этой песне «дерьмо». Я ответил: «Ты даже не пытаешься понять». Когда мы с ним спорили, отец сказал что-то вроде: «Когда люди на самом деле начнут слушать твою музыку, тогда ты сможешь прийти ко мне и сказать, что я не понимаю». Такие слова действительно ранят. Еще он сказал: «Ты просто пишешь то, что внутри тебя» и «Твоя музыка слишком депрессивна». Я всегда думал: «Если тебе не нравится, то и не слушай». Получалось, что он на самом деле слушал мою музыку, но просто хотел со мной поспорить. С недавнего времени он нас поддерживает. Наши отношения начали улучшаться, когда мама позвонила нашему менеджеру и попросила передать мне телефон. «О, черт, на меня снова начнут кричать». Но она спросила: «Как твои дела?» И я был действительно счастлив, слышать это. Она также сказала, что мой отец тоже беспокоится обо мне. Наконец-то они приняли мою музыку, но они все еще остаются очень строгими. Даже теперь, когда у нас много поклонников, они говорят: «Тебе еще есть над чем работать». И хотя теперь я с ними не спорю, я все равно послушно склоняю голову перед своими родителями.

***

- Уруха, ты сам не свой. Руки легко трясет меня за плечо, заставляя очнуться. Я наконец моргаю, встряхнув головой и попытавшись поймать упущенную суть разговора. - Извини, ты не мог бы повторить? - Я сказал, что репетиция окончена. Что происходит с тобой? Я лишь вымученно улыбаюсь другу, поднимая на него глаза и вспоминая о кофе в моих руках. - Может, стресс. Не знаю. - Мы привыкли, что ты всегда находишься в какой-то прострации, но в последнее время ты все чаще уходишь в себя. Что-то случилось, ведь я прав? Лидер обеспокоен. - Кай? - я тут же оборачиваюсь, и вдруг понимаю - мы в комнате одни. И осознание этого повергает в легкий шок. - Все уже ушли? - Вот об этом я и говорил. - Извини... - только и могу выдохнуть я, отставляя остывший напиток в сторону. - Я сам не знаю, что со мной. - Эй, ты же можешь всегда поговорить со мной, верно? - Руки! Вокалист вздрагивает, но ладони не убирает, даже когда я вновь вскидываю к нему голову. - Скажи мне... Ты бы смог... - я запинаюсь и тут же замолкаю, испугавшись того, что чуть не выпалил нечто страшное, с чем нельзя смириться так просто. И вновь отвожу глаза. Я не могу сказать этого Матсумото. Только не ему. Он слишком близок и намного ранимее нас всех. Его легко загнать в ловушку. Легко ранить. Это не должен быть Руки. - Нет. Не важно. Прости, я должен сам разобраться. Прости, Таканори. - Таканори? Давно ты не называл меня моим именем. Мы ведь только подростками так общались... - музыкант тихо вздыхает, прикрыв глаза и все же отстранившись. - Я не стану тебя заставлять. Но не забывай - мы все беспокоимся о тебе. Даже Аой-сан. Так что... ты можешь высказаться, когда посчитаешь нужным. Можешь придти ко мне в любое время. Даже если будет очень поздно, хорошо? - Да... спасибо, Руки. Музыкант коротко кивает, похлопав меня по плечу, и, оставив мне ключи от репетиционной, тихонько покидает комнату. Он делает это неуверенно, но все же уходит, чувствуя, что мне необходимо побыть одному. Так что я вновь погружаюсь в свои мысли, остановив взгляд на бумажном стаканчике с кофе. Так больше не может продолжаться. Я резко поднимаюсь с места, подхватив с пола свою сумку и забрав со столика ключи. Нужно... нужно что-то делать. Необходимо! - Вы еще не ушли? Я оборачиваюсь на этот голос, который окликает меня в тот миг, когда я вставляю ключ в замочную скважину, чтобы закрыть комнату. И взгляд машинально пробегается по стройному телу мужчины, уже по привычке, которая выработалась давным-давно. Он предназначен не только для оценки фигуры и внешности, но и для оценки костюма и ботинок - чем дороже одежда, тем состоятельнее возможный любовник, а значит он сможет позволить себе и дорогой отель, и хорошую выпивку... В общем, это чисто профессиональная привычка. Я уже не замечаю ее, хоть в мозгу и откладывается образ, перерабатываясь рефлекторно и выдавая ответ - повезет ему сегодня или же удача не улыбнется ему. Мужчина напротив удивленно замирает, наблюдая за тем, как мои радужки опускаются от его лица к ногам, и я все же отворачиваюсь, провернув ключ в замке пару раз. - Уже ухожу. Я не знаю этого человека. Но судя по одежде - он работает тут на довольно хорошей должности. Только вот мы ни разу не сталкивались. - Вам помочь? - Не стоит, я справлюсь, - вежливо отказываю я, вспоминая о поставленный цели - я еду к Каю. Сегодня. Сейчас. Не время ублажать свою распутную натуру с первым встречным. - И все же? - его ладонь накрывает мою, держащую ручку двери, и я ощущаю спиной его грудь. Запах, исходящий от его одежды, чем-то похож на аромат одеколона Ютаки... Я чувствую это, потому что мы стоим вплотную друг к другу. Но оттого лишь прикрываю глаза и разворачиваюсь к незнакомцу, встречаясь с ним взглядом. - Не нужно. Эти глаза довольно умные. Довольно внимательные. В них нет злого умысла и коварства. А читать чужие глаза я уж отменно научился. Так что знаю, от кого мне нужно держаться подальше, а к кому идти навстречу. И эти глаза точно принадлежат порядочному человеку. Гею, но не ублюдку. - Вы же... Уруха-сан? - Верно. - Простите, что навязываюсь... Мое имя Симидзу Кийоши, я новый фотограф и... Симидзу Кийоши. Я горько усмехаюсь сам про себя - если перевести это имя... "Тихая чистая вода". Ему подходит. И это кажется мне еще более ироничным, если учесть мое положение. - Ты не с тем связываешься. - Простите? - Нет, ничего. Мысли вслух. - Вы не слушали меня, верно? - Со мной такое частенько случается. Особенно в последнее время. Мужчина тихо смеется, немного склонив голову. Приятный смех. Такой, который ласкает слух. Завораживающий... И запах одеколона... - Вы действительно такой, каким вас описывают. - Правда? Мужчина кивает, а после вновь подается навстречу, так, что я могу ощущать его дыхание на своем лице. Тело уже рефлекторно реагирует на подобную близость, не спрашивая меня о том, чего я сам хочу. К тому же, нехватка ночных игр тоже сказывается на привыкшем к сексу организме, и оттого я невольно напрягаюсь, понимая, что тепло, разливающееся где-то внизу живота, вот-вот вытеснит мысли из моей головы о том, что я собирался сделать. А собирался я... Что я собирался сделать? Я закрыл репетиционную, это самое главное. А теперь? - Уруха-сан, я могу пригласить вас на ужин? Вау. Впервые такое со мной - обычно мы сразу едем в отель. - Ужин? - За встречу. А разве такая встреча стоит подобного жеста? Вот черт, это слишком сильно для моего уставшего тела! Пять дней без развлечений - очень маленький срок, но я живу в совершенно другом мире и ритме, и для меня этого уже достаточно, чтобы соскучиться по приключениям. А с таким мужчиной грех не уединиться где-нибудь на часок-другой. Насколько же на самом деле чисто его имя, если жесты его рук настолько вольны? Впрочем, ощущение сладкого яда, который был мне так необходим в последние дни, туманят рассудок, так же, как и клинит страдающего от ломки наркомана - такие люди выносят вещи из домов, грабят родственников, продают все, что можно, даже свою душу за одну жалкую дозу кайфа, не в состоянии думать о последствиях и горе, причиненным кому-то еще в этом поиске денег. Мой мозг устроен иначе, я не опускаюсь до воровства и угроз, но голова все равно идет кругом. И спасительный туман вновь перекрывает память, затемняет ее, а возможность не вспоминать для меня - счастье, отдых и спасение. Не хочу ничего помнить. Оттого так сильно хочу в эти руки... - За встречу... - бездумно проговариваю я, опуская взгляд на мягкие губы. - Действительно, хороший повод... Он все понимает без лишних слов. Только легко улыбается, склоняясь к моему открытому плечу и прикрывая ресницами жаждущий меня восхищенный взгляд, прижигая кожу приятным будоражащим прикосновением губ. Они неторопливо начинают прокладывать себе путь к моему лицу, оставляя дорожку из поцелуев на шее, пока не добираются до мочки уха. И я перевожу взгляд в сторону, наклоняя голову, чтобы открыться для ласки этому мужчине... И мои зрачки выхватывают в проеме коридора знакомую фигуру. Я резко дергаюсь, распахивая глаза в парализующем мышцы ужасе, тут же упираясь ладонями в грудь фотографа и отодвигая его от себя, чувствуя, что сердце перестает биться, а дыхание замирает в горле, лишая легкие кислорода. И паника, и шок окончательно разбивают, ломают меня, лишают жизни. Резкий холод, резкое прояснение рассудка и чувство тошноты в груди. О боже, только не это! Только не это, Господи! Нет! Как же это могло произойти?! Фигура тут же отворачивается и скрывается за углом коридора, а я, позабыв обо всем, срываюсь с места, вынырнув из объятий мужчины и бросившись следом за ушедшим. - Кай!! Да как такое могло случиться?! Что теперь мне делать? О боже, боже мой! - Кай! Стой, подожди! Ютака! - кричу я в спину лидера, который, несмотря на то, что слышит меня, все равно не останавливается, быстрым шагом направляясь прочь из здания. Я пропал! Все рухнуло в один миг, прямо под моими ногами! - Ютака! - Который? Мужчина резко разворачивается, остановившись, и я едва не налетаю на него, с трудом удержав равновесие. - Кай... - Который он у тебя? - Что? - я вздрагиваю, встречаясь с темными глазами, но поймать выражение их не могу из-за охвативших меня эмоций. - Это уже четвертый за два месяца, которого я вижу рядом с тобой. Словно выстрел в голову. И мозги выбивает словно пулей. Я замираю, как вкопанный, на месте, не зная, что сказать, что сделать, теряя дар речи. И животный страх вырывает все другие чувства и эмоции из груди, пленяет и превращает меня в неподвижную неживую куклу... Четвертый... Как... где? Где он мог видеть меня еще? Как я мог быть таким легкомысленным?! - Кай, я... - Я не имею права лезть в чужую личную жизнь. И никому ничего не говорил. Пока это не мешало работе - я позволял. Твое дело, чем заниматься в свое свободное время. Но в последние дни ты все больше отстранен от нас, работы, музыки... Это разрушает слаженность коллектива и вредит нашим трудам. Пожалуйста, прекрати. Или хотя бы немного ограничь себя. Мы прошли через все эти трудности не для того, чтобы растоптать все чем-то подобным... Ты часть группы - будь внимательней. И Кай отворачивается от меня и возобновляет движение, оставив меня в пустом холле совсем одного. Стук каблуков его туфель отдается ударами в моей груди, но сердце в ней так и не возобновляет хода, оно становится лишь слабее и тише, словно покинуло меня и теперь замерло эхом в опустевшем пространстве холла... И кажется, что теперь... Я действительно мертв. Бесстрастие оплетает мое тело. Кажется, даже разум спит...* Я не выхожу из своего дома уже три дня. Звонки от моих согруппников и менеджера копятся на экране сотового, увеличивая число пропущенных вызовов, но я даже не смотрю на лишенный звука аппарат. Он просто валяется рядом с диваном, с которого я почти не встаю. Мой телевизор уже третьи сутки крутит одну и ту же запись - наш первый запечатленный на пленку концерт. Вновь и вновь. В бесконечном повторе. Мои пустые глаза не отрываются от поверхности экрана. Я был так молод... Тот мальчишка на сцене с гитарой - это правда я? Он улыбается так искренне и ярко. Он почти живой. Потому что... только начал провальный грязный путь. И у него все еще есть надежда на светлое будущее. Такой уверенный, полный сил. Свежий и еще не губящий свое тело алкоголем, который другой Кою, сейчас сидящий на диване, вливает в себя стопка за стопкой. Уже три дня. И уже три дня я не открываю двери своей квартиры - ни Таканори, который упрямо стучал в железную поверхность несколько часов подряд своей красивой рукой, ни Акире, который звонил так же долго. Ни Аою, что тоже приходил, охваченный беспокойством и гневом. Ни менеджеру, что слезно просил вернуться меня на работу, едва ли не ночуя под моей дверью. Я просто никому не открыл. И стуки со звуком дверного звонка вскоре затихали и исчезали, вновь оставляя меня одного. И я мог только радоваться тому, что мой бар был заполнен бутылками, а значит - не нужно тащиться в магазин за алкоголем. И все равно... Я не пьянею. И тот вечер встает перед глазами несмываемой картиной, поверх экрана телевизора - удаляющаяся спина лидера, стук его каблуков и хлопнувшая дверь. Вновь и вновь... Новые удары заставляют заторможено перевести взгляд к прихожей. - Уруха, открой! Я дергаюсь, выронив из пальцев рюмку. Она с грохотом разбивается, ударившись об пол и расколовшись на мелкие части. А я вновь оборачиваюсь мраморной статуей, распахнув глаза. Не может быть... - Что с тобой творится?! Почему ты не можешь просто довериться нам и рассказать обо всем? Я ведь говорил, что выслушаю тебя и все пойму! Открывай, черт возьми! Нет. Я не могу пошевелиться. Даже ты... Тот, кого я больше всего берег - не сможешь принять... И я опускаю взгляд, вновь потянувшись к бутылке. Ничего уже не изменишь. Ты и так все видел. Хоть и не знаешь всей правды... "Который он у тебя?". Если бы я знал! Сотый? Трехсотый? Тысячный? Я не знаю... Я погряз в своей топи, пожалуйста, не ныряй туда за мной... Резкий удар в дверь - наверное, со всей силы, от злости. И я слышу скрипящий звук в замке. Мозг мгновенно просыпается, и я вспоминаю. Вспоминаю, что отдал Каю запасной комплект ключей от своей квартиры на всякий случай - как, например, на тот, когда я уронил ключи в канализацию и мне пришлось будить Руки и просить у него о помощи. И я резко соскакиваю с дивана, вновь ощущая тот ледяной поток в том месте, где должно быть сердце, которое потеряло звук. Но я не успеваю даже добраться до дверей, не то что загнать в петлю защелку - железный прямоугольный кусок распахивается, впуская ударника в пропитанный табаком и алкоголем дом, ставший моим укрытием. Знакомая фигура в полутьме проскальзывает отражением в зеркале и наконец возникает в проеме между прихожей и гостиной, поднимает ко мне голову. Мы оба какое-то время просто стоим напротив друг друга, смотря на скрытые тенями лица, а после его рука отбрасывает в сторону ключи, и желанное тело оказывается в несколько быстрых шагов рядом со мной. Звон пощечины перекрывает звуки рока из телевизора. Я закрываю глаза, ощущая ожог на щеке. Привычное чувство. За эти девять лет я привык к этой боли. Ты даже не представляешь, сколько раз новая и новая ладонь... - Что ты делаешь? - тихо спрашивает он, когда понимает, что я не стану ни поворачивать обратно мотнувшееся в сторону лицо, ни отвечать ударом на удар. - Что случилось с тобой? Я опускаю голову, поджимая губы и все же решаясь посмотреть в глаза человеку, которого так сильно хочу... И в вены так некстати врезается ранее забытое чувство ломки из-за депрессии... - Скажи что-нибудь! - Зачем ты вошел? Зачем, Кай... Зачем ты ворвался в этот дом? Зачем ты переступил этот порог? Зачем, зачем... Я делаю шаг вперед, не отрывая взгляда от лица напротив. Оно искажается в удивлении... А после - в страхе. Я знаю этот страх. Я был его пленником. И стал его причиной. Зачем... Мужчина невольно отступает назад, ощущая надвигающуюся на него опасность. Его губы раскрываются невольно, то ли от испуга, то ли от непонимания. А может, в попытке что-то сказать мне. Что ты можешь сказать мне? Мой незапятнанный грехом друг. У тебя нет представления о том, в чей дом ты пришел. У тебя нет знаний, кто перед тобой. Ты не понимаешь, что ты наделал... Тебе нельзя было приходить. - Уруха... Он наталкивается на стену, понимает, что больше некуда отступать. И я вижу первые признаки паники. - Уруха! Боже... Ты прекрасен, Ютака. Идеален... Твое тело, твой голос, твои глаза, губы, руки... Ты совершенен. Ты невероятен... Чистый, такой кристальный... Такой... Ты... Я падаю на колени перед мужчиной. Я готов молиться на него. Я готов преклоняться перед ним. Это страшно, это ужасно. Но я не чувствую, что я унижен. Наоборот, мне кажется, что этого слишком мало. Но я больше ничего не могу сделать для него. Я всего лишь... Простая... продажная... перепачканная... - Кою! Что ты... что ты делаешь?! Стой... Ты сам виноват! Ты! Зачем ты здесь? Зачем ты так мучаешь меня? Я и так сломлен, я и так изранен! Ты виноват... Кай... - Не надо! Я слышу, как он захлебывается глотком воздуха, когда мои губы ловят в свой плен ткань его брюк на паху, а руки опускаются на узкие бедра, заскользив по плавным изгибам выше, к четко очерченной талии. Одни лишь касания ладоней к желанному телу приводят меня в восторг. Неописуемый дикий восторг. Я оказываюсь схвачен мелкой лихорадочной дрожью, обвивая его бедра руками и принимаясь покрывать быстрыми поцелуями его пах, перебираясь губами по ткани в жадности, свойственной потерянному в пустыне человеку к воде. Ты для меня все... И даже больше. Твоя улыбка всегда спасала меня от моей тьмы. Ты всегда рядом... Всегда был со мной, всегда. - Пожалуйста, остановись... Кою... Зачем ты пришел... Зубы и язык как всегда ловко расстегивают брюки. Это называется опытностью, умением, которое я оттачивал годами. Замок и пуговица поддаются мне легко, ослабляя плен материала, пальцы помогают стянуть его вниз вместе с мягким бельем. И даже крепкие руки, упирающиеся в мои плечи и пытающиеся отодвинуть меня и вырвать своего хозяина из ловушки, не могут остановить голодного охотника, который жаждет это тело уже так долго и невыносимо. Взгляд на обнаженную плоть отдается восхищением в кровь. Я не слышу просьб, не слышу требований, самого себя не слышу, потянувшись за желаемым, и едва мои губы находят дрогнувший в возбуждении ствол, как тут же реальность отключается, зашипев в ушах помехами... Я ловлю в плен своего рта головку, сразу же насаживаясь на нее горлом, и ощущение нежной кожи на языке бросают в жар и безумие, безумие, которое нельзя остановить, которое не поддается контролю, которое не лечится человеческими лекарствами и способами. Только талант прогнившей шлюхи никуда не исчезает. И под ласками языка и губ, под сбитым дыханием и тесным пленом, его плоть напрягается прямо в моем рту все сильнее... становясь твердой, горячей, заполняя меня, проскальзывая в горло, проходясь головкой по небу. И я понимаю - ничего лучше этого я еще не испытывал. Это нельзя описать словами... Это надо прочувствовать, на собственном опыте. Опробовать на себе. О боже мой... Мои движения становятся все настойчивее и требовательнее, набирая силу, темп, и вкус моего лидера, терпкий и пьянящий, заставляет меня биться перед ним в сладких муках желания, именно таких, которые я так люблю, которые я всегда искал... Я слышу его стоны, просачивающиеся между всхлипами. Он плачет, я знаю... Плачет, закрывая кистью губы. Мой туманный взгляд ловит блестящие дорожки на щеках, сдвинутые в жалобном жесте брови, глаза, наполненные отчаянием, горечью и удовольствием, которое, несомненно, есть - именно оно выпускает стоны, именно оно заставляет влагу проступать на головке, смешиваясь с моей слюной. Ты восхитителен... В моем горле и в моем теле побывало так много людей, но... ты лучший. Среди них всех. Никто другой не сравнится с тобой... Судорожный плач, рваное дыхание и хриплые стоны сливаются воедино, крепкое тело начинает дрожать в моих руках, предавая своего хозяина, подаваясь навстречу быстрым движениям головы. Стыд, похоть, грех и наслаждение, отчаяние, страх и желание - все в одном тебе, безумная смесь, которая способна лишить рассудка любого. И я твоя первая жертва. Я пропал, я уже не принадлежу себе, Ютака. Я... Вскрик вырывается из его груди в тот же миг, когда в мое горло ударяется горячая влага. Я с жадностью глотаю ее, не смея упустить ни капли, позволяя себе немного непростительных для шлюхи вещей - насладиться подаренным другому оргазмом, прочувствовать его всем своим существом. И лишь когда мужчина теряет равновесие, сползая на пол по стене спиной, я прихожу в себя, выпуская изо рта потерявшую твердость плоть... Кай замирает на полу, смотря на меня своими темными потерянными глазами неотрывно. Они переполнены слезами и горечью, а рыдания сдерживаются только ладонью, которой он зажимает свои губы. Он видит перед собой мое лицо, но... Теперь я не его друг. Теперь я не его музыкант. Чудовище. Дьявол, осквернивший чистоту... Я запачкал его грязью... Я бросил его в свое болото. Я утопил его в своей гнили. Шок, который завязывает в узлы и без того натянутые нервы, своей безжалостной рукой сжимает мои горло и грудь, и я, не в силах поверить, что я натворил, не в силах осознать, сколько боли внедрил в этого светлого, заботливого, понимающего человека, заторможено поднимаюсь на ноги, шатко отступая назад. - Кою... О боже... что я наделал?! И вот теперь я чувствую это - нескончаемую, пронзительную, рвущую все тело боль. - Кою! Я бросаюсь прочь из квартиры. Даже не разбирая дороги перед собой. Вниз по лестнице, бегом, как от огня, как от своры бешеных псов. Запинаясь, падая, сдирая руки в кровь, но не останавливаясь, не оборачиваясь, просто в никуда, вперед, не важно! Ты... моя религия. Я верю только в тебя. Моя икона, мой светлый образ. Мой судья... Только тебе я готов молиться... Только твоего суда я боюсь. Пока ты благосклонен ко мне - я счастлив. И если мой Бог отвернется от меня... В кого тогда мне верить? У меня не останется... даже права смотреть на тебя. И тогда я захлебнусь в грязи. И мое дыхание, и мое сердце, лишившись своей религии... Прекратят свою жизнь. Мне не нужно прощения небес. Мне не нужно благосклонности Будды. Кай... Только ты... Ты - мой Бог. Другого мне не нужно! И если все кончено... Пожалуйста, прекрати мое существование! ______________________________________________________ Строка из композиции "Chizuru". The GazettE