Лица, лица, лица… Бесконечная череда весёлых, улыбчивых, сияющих лиц. Все они закружились в нескончаемом водовороте, в самом центре которого оказался Мирон. Он вертел головой, как сова, почти на все 360 градусов, откликаясь, когда его звали из четырёх разных углов одного помещения. Всё это мельтешение перед глазами, вся суета доводили Фёдорового до такого состояния, когда хочется сесть и завыть. Но он жал руки, улыбался даже тогда, когда мышцы лица сводило болезненной судорогой, обнимал нескончаемый поток девушек, которые в прошлом были его одноклассницами, одногруппницами, коллегами… Он уже не помнил имена, не различал голоса, слившиеся в один монотонный гул, который сводил с ума и усыплял, как бормашина в кабинете стоматолога. Отовсюду тянулись руки, хлопающие по спине, протягивающие стаканы с янтарной жидкостью, обвивающие верёвками и утягивающие в пучину болтовни и пустых разговоров.
— Ваня, — страдальчески простонал Мирон, мёртвой хваткой цепляясь за локоть друга, которого устраивало абсолютно всё. Он был сыт, в руке держал стакан тёмного берлинского пива и весь вечер был окружён девушками, которые быстро усвоили, что до Мирона им не добраться. — Не могу больше, сжалься, — взмолился он.
— Слушай, отвали, — Охра дёрнул рукой, раздражённо глядя на друга. — Что я могу сделать? Ты осуществил свою мечту? Молодец. Теперь вкушай плоды многолетнего труда. Тем более, эти люди приехали из Европы, деньги тратили на перелёт…
— А мне плевать, что они там тратили, — резко прервал его Фёдоров, отпуская Ваню и зло смотря на группку девушек, что противно верещали. — Посмотри туда, — он кивнул в их сторону. — Брюнетка посередине — Лейла. Её родители неплохо получали, когда мы учились в школе. Когда моей головой в который раз мыли сортир, она проходила мимо и улыбалась, наслаждаясь зрелищем. Теперь компания её отца разорилась, а бедняжке остаётся лишь затащить меня в постель, залететь от меня, и вуаля — у неё и деньги, и слава, и пятикомнатная хата в центре Москвы. А вон тот, — Мирон кивнул на женоподобного мужчину в очках, — весь девятый класс таскал у меня деньги на обеды.
— Тогда какого чёрта они все тут делают? — нахмурившись спросил Ваня, ловко хватая Женю за плечо и подтаскивая к себе. — А, цветочек? Что тут делают те, кому здесь не место?
— Она хотела, чтобы я им всем утёр нос, — Мирон ухмыльнулся, беря с тарелки гроздь винграда. — Теперь суки плачут, а ублюдки краснеют от злости и зависти, да?
Женя стушевалась, опустив взгляд. Ваня отпустил её, взлохмачивая волосы девушки.
— Сколько раз тебе говорить, чтоб ты перестал так делать? — взвизгнула она, больно стукая Ваню в плечо. — Мудака кусок.
— Ай, какие мы слова знаем, — Ваня цокнул языком. — А как отчитывать официанта за пролитое на платье вино, так «молодой человек, будьте внимательней!».
— Ну хватит! — прикрикнул Мирон, затыкая Женю, которая вся нахохлилась, кусочком груши. — Завалите, без вас тошно.
— Ладно, — Ваня глянул на часы. — Часа в четыре будем всех разгонять. Скажем, что нужно отоспаться перед дорогой…
— Я уже заказал билет на самолёт. Я буду где-то за час до начала, — оборвал его Мирон. Внезапно его взгляд зацепился за карие глаза с медовым отливом. — Это же…
Женя проследила за его взглядом, проглатывая грушу.
— Да, это она. Ее даже искать не пришлось — она сама раздобыла мой номер и попросила разрешения прийти, — девушка опасливо глянула на Мирона.
— Странно, что ты позволила ей, — холодно отозвался Мирон, отворачиваясь и делая вид, что не узнал девушку. — Если ты надеешься, что хоть одна из них сможет заменить…
— Я даже не думала…
— Я не удивлён, — отрезал Мирон, фыркая и недовольно глядя на Женю. — Ты никогда не думаешь.
— Заткнись, Мирон, — устало попросил Ваня, проводя ладонью по лицу. Он знал, что появление Глеба было ошибкой — это выбило Мирона из колеи. Теперь его мысли крутились только вокруг этого анорексичного недоразумения. — Иди, куда хотел. Мы тут без тебя справимся.
Мирон заскрипел зубами, но промолчал. Взяв куртку, он бесшумно выскользнул за дверь, кинув, что ему нужно проветриться.
— Мамай знал, что так будет, — Rudeboy отставил стакан в сторону, боясь просто раздавить его. — Чего этот ублюдок хотел добиться?
— Ну, тут два варианта. Либо он хочет показать Мирону, как Глеб на него влияет, а потом заставить прекратить эти встречи, либо хочет позволить парнишке войти в наш круг, а потом отравить, — спокойно ответила Женя, пожимая плечами. Вся эта история добавляла им головной боли. Но не Мирону.
***
— Ты так скоро, — сонно пробормотал Глеб, садясь в кровати. Он походил на совёнка: взъерошенный и заспанный.
— Там невозможно находиться дольше часа. Блядский рассадник слухов, где все меряются хуями или кошельками, — зло рыкнул Мирон, откладывая сложенные стопкой вещи. Ему было приятно надеть чистую и просторную домашнюю одежду и улечься на тёплые простыни, насквозь пропахшие сладким запахом Глеба.
— Вы только посмотрите, — присвистнул Голубин, нагло усмехаясь, — Мирону Яновичу слава пришлась не по вкусу.
— Завались, — устало пробурчал Мирон. У него не осталось сил на пререкания. Сон окутал его своими пушистыми и тёплыми лапами, и Мирон позволил себе скользнуть в его объятия.
Глеб грустно улыбнулся, осторожно кладя голову напротив лица мужчины. Во сне морщинка между его бровями разглаживалась, и он выглядел абсолютно безмятежным. Голубин выдохнул, закрывая глаза и отворачиваясь к стене.
***
Глеб проснулся неожиданно. Он резко сел, шумно вдохнув, и тут же кинул взгляд на вторую половину кровати: Мирон ещё спал, обняв свою подушку, вместо того, чтобы лежать на ней. Глеб глянул на часы: 5:43. Он сонно протёр глаза и ещё раз посмотрел на Мирона, легко оглаживая его скулу. Мужчина нахмурился и забавно, совсем по-детски спрятал лицо в сгибе локтя.
В последнее время парень очень плохо спал. Его не мучали кошмары, не мешали посторонние звуки, не тревожили мысли и переживания. Он просто просыпался в районе пяти утра как от какого-то тычка и больше не засыпал. Хорошо, что этих часов сна ему было достаточно, чтобы не чувствовать себя разбитым весь день.
— Куда собрался? — промычал Мирон, не открывая глаз, когда Глеб решил бесшумно выскользнуть из кровати.
— Блять! — вскрикнул он, ощутимо шлёпая мужчину по оголённой ноге. — Не пугай так! Не спится, — буркнул он, опуская ноги на холодный пол.
— Не ори, — Мирон поморщился, переворачиваясь на спину. Он потянулся, чувствуя, как хрустят позвонки. Довольно закряхтев, он заложил руки за голову, глядя на Глеба. В предрассветной дымке тот был похож на мраморную куклу: стеклянные болотные глаза были подёрнуты мутной плёнкой после сна, острые скулы ярко выделялись на фоне молочной гладкой кожи.
— Чего вылупился? — буркнул Глеб, ребячески надувая губы. Он и раньше ловил такие пристальные взгляды, но сейчас почему-то стало жутко. — На тёлках будешь опробывать свои методы.
— У меня есть ты, зачем мне тёлки? — Мирон коварно прикусил губу, ожидая реакции.
— Дебик, — вопреки ожиданиям, выдохнул Глеб, потирая глаза. Он широко зевнул и встал, босиком прошлёпывая на кухню.
— С тобой ни выспаться, ни расслабиться, — проворчал Фёдоров, широко зевая. Он перекатился на бок, чтобы взглянуть на часы, которые уже показывали 5:51. Мужчина обречённо выдохнул — его лишили около пяти-шести часов сна и отдыха, но жаловаться было бы глупо, потому что время можно провести немного иначе…
