Ты везде, но не со мной

POV Мирон В тот вечер я был чист. Не просто трезв, а именно чист. Не буду хвастать своей силой воли, но тогда мне предлагали и травку, и бокал пива, предлагали даже занюхнуть порошка. Но я знал, что меня ждут дома. Ждут преданно и верно. Так как я могу позволить себе прийти домой накаченным всякой дрянью? По дороге заезжаю в продуктовый. Группа молодых людей сначала затихает, заметив меня, потом один пихает в бок второго, пока третий, смущённо кашляя, подходит ко мне и вежливо просит автограф и фото. Привычно натягиваю вежливую улыбку на лицо и киваю, пожимая всем по очереди руки. Сейчас мне не трудно оставить пару-тройку закорючек на мятых чеках и визитках — на всём том, что парни сумели отрыть в своих карманах. Молча махнув рукой на прощание, иду вдоль полок с соком и машинально беру коробку морса. Немного подумав, беру вторую — малой разделается с этим жалким литром, даже не успев притронуться к печенью, за которым я, собственно, пришёл. Бездумно направляясь в сторону отдела сладкого, замечаю знакомую сгорбленную тощую фигуру в мешковатой толстовке и узких джинсах. Уголки губ сами собой ползут в разные стороны, в груди плывёт тёплое чувство предвкушения. Глеб оборачивается, словно почувствовав что-то или же услышав то, как я мысленно его зову. Он смешно приоткрывает рот от удивления и дёргается в мою сторону. Блеск в его глазах тухнет, когда я едва заметно мотаю головой и скрываюсь за стеллажом с макаронами и мукой. Соображал я теперь с трудом. Перед глазами всё ещё стоял образ парня, а избавиться от него получалось трудно. Внутри всё трепетало от одной только мысли о том, что скоро я перешагну порог квартиры и тут же попаду в крепкие домашние объятия, что пахнут сладко, нежно: по-домашнему. Мы не виделись месяц, даже не созванивались. Постоянным спутником стали короткие сообщения с пожеланиями доброго утра и спокойной ночи. Малой всё понимал, а потому не навязывался, истерики не закатывал и терпеливо ждал, когда я позвоню первым. Мне не было обидно или неприятно оттого, что парень не делает никаких попыток связаться со мной. Я был благодарен ему за понимание и поддержку. Я уже не помнил, как расплатился и вышел на улицу, вдыхая по-зимнему морозный ноябрьский воздух. Глеба будто и след простыл. Могло показаться, что он бежит от меня. Оно, на самом-то деле, так и было. Только вот бежал он от «счастливого» стечения обстоятельств. Всё-таки малой больше переживал за свою репутацию, так что быть замеченным рядом со мной ему претило. Поднявшись на нужный этаж и воровато оглянувшись перед тем, как выйти из лифта, я подхожу к двери и тихонько стучу. Замок тут же щёлкает, цепочка коротко звякает, и я внезапно вижу его, взлохмаченного, обеспокоенного и невообразимо завораживающего. Шагнув внутрь, закрываю за собой дверь, не отрывая взгляда от поросших тиной изумрудных омутов его глаз. — Привет, — шепчу тихо, словно боясь спугнуть, и медленно веду пальцами по бархатной мраморной коже, наблюдая, как он судорожно сглатывает и дёргает подбородком. Меня всегда поражала эта далеко не напускная невинность в его действиях и взгляде, когда я с силой прижимаю его к стене, грубым толчком колена заставляя его раздвинуть свои худые ноги с острыми коленками и изящно тонкими щиколотками. Так и сейчас его выгоревшие ресницы трепещут, пока язык пробегается по искусанным высохшим губам, из которых невольно вырывается короткий стон. Если я надавлю коленом чуть сильнее, то он запрокинет голову назад и шумно втянет носом воздух, его спина неестественно выгнется, а руки сами собой упрутся мне в грудь, не отталкивая, но при этом и не притягивая. — Скучал? — горячий шёпот обжигает его ухо, и парень еле сдерживает новый стон, топя его в горле. Кто бы мог подумать, что он может быть таким отзывчивым? Мои ладони всего лишь забрались под ткань его футболки и начали медленно массировать две аккуратные ямки на его пояснице, а он уже кусает губы в кровь, шумно дышит мне в плечо и сжимает руками мою шею. — Глеб? — произношу его имя нараспев, позволяю голосу скатиться в хрип. — Скучал, — выдыхает он, ведя кончиком носа по моей шее. — Ты даже не представляешь, как сильно я скучал. Его ладошки несмело ложатся на мои щёки и нерешительно тянут моё лицо вперёд, навстречу тёплым сладким губам. И, чёрт возьми, этот парень целует так, как никогда не поцелует никакая лали. Они все подчиняются, позволяют подминать своё тело под себя и полностью уступают инициативу. С ним было не так. Он словно показывает мне, что не собирается так просто сдаваться. Глеб кусается, тихо рычит, когда я больно оттягиваю его волосы, намотанные на кулак, но всё же остаётся ведомым. Разрешает с силой сжимать пальцы на его тонкой шее и оставлять там пурпурные бутоны синяков; разрешает забраться к себе в бельё и грубо смять возбуждённую плоть; разрешает откровенно насиловать его рот. — Хватит, — сипит он, когда от нехватки кислорода венки на висках набухают. Пальцы на его шее разжимаются, и парень глубоко вдыхает, запрокидывая голову назад. Я не могу отвергнуть такое приглашение. Жадно припав к его шее, осторожно, но ощутимо прихватываю зубами нежную кожу. — Бля, — шипит Глеб, ухватываясь руками за мои бёдра; его пальцы неприятно сжимают их, когда моя ладонь крепче обхватывает его член, а большой палец ведёт по вздутой вене. Глеб жарко выдыхает, перемещая ладони на пояс моих брюк. — Сделай уже что-нибудь, — сбивчиво просит он, подаваясь бёдрами вперёд и нетерпеливо дёргая меня на себя. Я вижу, как его пестрящая красными пятнами шея блестит от пота; как жалобно хмурятся его брови, когда я обвожу пальцем влажную головку; как он терзает свои губы зубами, не позволяя себе вести себя слишком громко. Я слышу его сбивчивое дыхание вперемешку с тихими гортанными стонами, которыми он словно давится. Второй ладонью чувствую, как бешено колотится его сердце, когда веду ей по твёрдой плоской груди, ненароком задевая твёрдые бусины сосков. И, о Господи, он заставляет меня развращать своё нежное отзывчивое тело грубыми ласками и резкими касаниями. — Повернись спиной, — горячо шепчу ему на ухо, торопливо расстёгивая свои брюки. Я не хочу рвать на нём одежду, не хочу с силой разворачивать его лицом к стене и прижимать его голову к холодному бетону так, что на его впалых щеках появляются желтоватые синяки; не хочу рывком стягивать с него брюки, наблюдая, как подгибаются его колени и как он боязно жмурится. Да, он умеет будить совесть капельками слёз, что выступают на его глазах, когда я похотливо развожу его ягодицы в стороны. Глеб покорно разворачивается, прикрывая глаза. Его ладони привычно упираются в стену, так как ему нельзя себя трогать. Он это понял, когда однажды получил за это по своему прекрасному лицу. Его лопатки выпирают, как обломанные крылья. Я быстро стаскиваю с него треники вместе с бельём и опускаюсь на корточки, помогая ему выпутаться из ненужных тряпок. Малой напрягся и замер, почувствовав горячее дыхание на своих бёдрах. Он не смел пошевелиться или издать хоть звук, словно я приставил дуло пистолета к его виску. Выпрямившись, я стаскиваю с себя футболку и швыряю её к остальным шмоткам. — Раздвинь ноги пошире, — я прошу мягко, медленно ведя пальцами по горячей ложбинке между его ягодицами. То ли пальцы были холодные, то ли я сделал ему больно либо наоборот, но он коротко стонет, послушно расставляя ноги и ещё глубже прогибаясь в пояснице. — Что ты хочешь, чтоб я сделал? — я едва касаюсь губами его ушной раковины, а потом оставляю влажный поцелуй на его остром плече. Парень томно дышит, чуть ли не теряя сознание от возбуждения. Он коротко всхлипывает и оборачивается через плечо, глядя на меня подёрнутыми мутной дымкой глазами. — Сними с меня футболку, — сипит он, громко сглатывая. Парень поднимает руки, когда я тяну ткань наверх, ведя ладонями по худым бокам и пересчитывая выпирающие рёбра. Когда футболка оказывается на полу, я могу прижаться грудью к разгорячённому телу под собой. — Дальше? — требовательно спрашиваю, цепляясь за мягкие золотые пряди и оттягивая их назад, заставляя парня запрокинуть голову назад. Я вижу, как краснеют его уши, как он дрожит; слышу, как он всхлипывает. Моя ладонь с силой шлёпает его по ягодице, когда он толкается бёдрами вперед к шершавой стене, чтобы хоть как-то помочь себе. Глеб судорожно выдыхает и прикусывает нижнюю губу, стараясь унять дрожь в коленях. — Дай… — он запинается, откашливаясь, — …ладонь. Я протягиваю ему правую ладонь, левой зачёсывая его влажные волосы назад. Тут же мои пальцы оказываются в плену его влажных губ. Он лениво посасывает их, иногда грязно причмокивая. Чёрт, теперь терпеть становится больно мне. — Давай, — пыхтит он, пряча лицо в сгибе локтя. Понятно, что большего он просить не будет. Больше и не надо. Я не собирался унижать его, и он это знает. — Расслабься, — я осторожно обвожу пальцем сжатое кольцо мышц, — не хочу делать тебе больно. Выдохни, — с ним каждый раз, как первый. Здесь и смущение, и желание, и страх, и неуверенность. Именно это и делает его таким особенным. Он открывается только будучи совсем близко. Глеб послушно вздыхает и расслабляется, и палец легко проскальзывает в горячее и узкое нутро. Я растягиваю его медленно и плавно, пытаясь нащупать ту самую точку, прикосновения к которой заставят парня выгнуть спину до хруста и жадно просить ещё. — Уже можно… — пыхтит он, слизывая капельки пота над верхней губой. Я убираю пальцы и тут же осторожно толкаюсь вперёд, нежно оглаживая влажные бока парня. Глеб шипит и инстинктивно подаётся вперёд, но я чуть крепче сжимаю пальцы на его теле, удерживая. — Мирон, — он смаргивает непрошенные слёзы, — больно. — Потерпи, почти всё, — я не мог терпеть. Глеб был слишком узким, и это сводило с ума. Парень глубоко дышит, стараясь оставаться расслабленным. Он прикрывает глаза, прислушиваясь к себе. — Нормально? — спрашиваю, ведя ладонью по его торсу и спускаясь к его возбуждению. Замечаю короткий кивок, когда мои пальцы плотным кольцом обхватывают истекающую смазкой головку. Только когда Глеб нетерпеливо дёргает тазом, я начинаю медленно двигаться, еле сдерживаясь, чтобы не начать вбиваться в податливое горячее тело. Безошибочно попадаю прямо в простату, так как знаю это тело наизусть. Глеб жарко стонет, начиная двигаться в такт моим движениям. Скоро он начинает кричать, прося жёстче, глубже, прося взять его грубо. Я с упорством маньяка вторгаюсь в сладкое тело, с силой сжав член парня у основания. Свободной ладонью медленно сжимаю его шею, пережимая артерии и запрещая ему дышать. Кажется, мы оба были на пределе. Я уже чувствую, как внизу живота стягивается сладкий узел, готовясь взорваться волной экстаза, что на мгновение заполнит разум. Разжав кольцо на его плоти, чувствую, как он весь сжимается, насаживаясь до самого основания. Резко убираю ладонь с его шеи и слышу, как он жадно глотает воздух. В тот же момент меня накрывает тягуче сладкой волной, и я позволяю вымученному стону слететь со своих губ. Глеб пытается отдышаться, но с каждой секундой пульсирующие стенки всё сильней обхватывают меня, и парень снова и снова стонет, ощущая мой член внутри себя. Дразнящими движениями я размазываю сперму по его животу, но парень был не способен даже мотнуть головой. — В душ? — в ответ получаю вымученное «потом». — Как скажешь. Осторожно подаюсь назад, покидая желанное тело. Подняв с пола свою футболку, я вытираю белёсые подтёки с живота и бёдер Глеба, который едва стоит на ногах. Подхватываю его на руки и несу в спальню. Нам двоим не помешает выспаться. — Уйдёшь завтра? — сонно мычит Глеб, укладываясь на мою грудь и устраивая ноги по обе стороны от моих бёдер. Он любит засыпать так, особенно когда я устраиваю ладони на его пояснице. — Нет, завтра я буду с тобой, — ненароком проведя ладонями по гладким ягодицам, я обвиваю парня руками и медленно засыпаю под тихое сопение с приятной тяжестью на груди…