— Я заберу его сегодня, подготовьте форму. Он распишется там, и мы уедем…
Глеб поморщился и закряхтел, разлепляя ссохшиеся веки. В палате царил мягкий полумрак, в дальнем углу горел торшер, распространяя тёплый жёлтый свет; шторы были плотно задёрнуты, но Глеб почему-то был готов поклясться, что была ночь, глубокая звёздная ночь.
— Послушайте, Мирон Янович. Глеб ещё очень слаб, и восстановление идёт очень медленно. У него пониженное артериальное давление, а это может привести…
Дальше Глеб не расслышал. Он вздохнул, удивляясь тому, как тяжело и больно ему было дышать. Он задрал на себе футболку, оглядывая грудь, туго стянутую эластичным бинтом.
— Вы понимаете, что на него напали в подворотне? Отпинали до полусмерти?..
Голос казался таким знакомым, таким привычным… Но мозг просто отказывался складывать один и один. Голубин отчаянно не помнил, кому принадлежит этот звонкий и немного нервный голос. Ещё чуть-чуть, и он снова провалится в тягучий сон без сновидений. Глаза медленно закрываются, мир накрывает темнота, звуки отходят куда-то в глубь сознания…
Дверь с грохотом распахивается, и Глеб коротко вздрагивает, открывая глаза.
— Малой, — облегчённо выдыхает Мирон, падая на стул рядом с кроватью. Фёдоров был бледнее смерти. Под его обычно живыми, а теперь блёклыми глазами залегли серые тени, кожа болезненно пожелтела, щёки заросли колючей щетиной, как если бы их припудрили пылью. — Я так пересрал, — он сокрушённо роняет голову на край постели, прижимаясь горячими сухими губами к холодной ладошке.
Глеб коротко усмехается, игнорируя болезненный тычок в боку. И как он мог не вспомнить человека, который так преданно раскрывается перед ним и отчаянно ловит каждое его движение? В груди расплылось блаженное тепло, сон понемногу отступил.
— Всё нормально, — просипел он, откашливаясь. Парень огляделся в поисках воды, но нигде не было ни графина, ни бутылки, ни даже стакана.
— Пить хочешь? — спросил Мирон, перехватывая его взгляд.
— Пиздец как, — ответил Глеб, сглатывая вязкую слюну. Мирон фыркнул и залез рукой в тумбочку, доставая оттуда бутылку воды.
— Не подавись и не пролей ничего, — Мирон закатил глаза, когда Глеб, жадно припав к горлышку бутылки, сделал слишком большой глоток и закашлялся, выплёвывая воду и разбрызгивая её во все стороны. Фёдоров поджал губы и понимающе кивнул, утерев лицо ладонью. Голубин икнул и виновато улыбнулся, вытирая подбородок кончиком пододеяльника.
В палате повисла звенящая тишина. Каждый погрузился в свои мысли и позволил всем своим тревогам погрузить себя в транс. Мирон устроил голову под боком Глеба, который начал задумчиво массировать нежное место за ухом Фёдорова.
Парень по крупицам восстанавливал события того дня. Глянув на календарь, висящий на двери палаты, он обнаружил, что прошло уже два дня. Получается, пару дней назад он вышел из дома, чтобы что-то купить. Что именно — парень не помнил, но зато отчётливо слышал звон стекла, когда уронил пакет и сиганул со всех ног. Помнил липкий ужас, что сковал его на подходе к дому, помнил тяжёлые ботинки нападавшего, слышал предостерегающий голос Мирона. Как в толще воды видел перед собой мутное лицо с гадко улыбающимися глазами и ощущал запах орехового одеколона. Потом вспомнил боль, горячую кровь, что заливалась в рот. Рука сама собой потянулась к сломанному носу, который превратился в сплошную припухлость.
А Мирон… Мирон выпал в осадок, вспоминая себя в последние двадцать четыре часа.
Он вёл себя, как последний ублюдок: огрызался, хамил, швырял вещи, даже толкнул Женю, которая хотела хоть как-то усмирить его пыл. На душе было ещё гаже. Там словно медленно тлела свеча. К горлу подкатывала горькая тошнота, вставая поперек горла тугим комом. Ладони были липкими от пота и холодными, как у мертвеца. Глаза были дикими и злыми, как у волка: узкие-узкие зрачки, точки которых тонули в холодном океане радужки. Более всего его злила беспомощность и неспособность что-либо сделать. И концерт не отменишь, и команду не разгонишь, да и сам незаметно не улизнёшь обратно в Москву. Так что приходилось наступать себе на горло и скрипя зубами послушно улыбаться толпе.
Но теперь он здесь, рядом, и никуда больше не отпустит.
— Как самочувствие, Глеб? — Мирон резко выпрямился и встал на ноги, смущённо кашлянув. Низенький смешной мужчина в белом халате хмуро наморщил нос. Выглядел он весьма комично, но Мирону было не до смеха.
— Нормально?.. — с вопросительной интонацией ответил парень.
— Я сейчас дам тебе на роспись форму, которая позволит тебе выписаться сегодня же. Но если ты не хочешь… — врач недоброжелательно глянул на Мирона, который изогнул бровь и скрестил руки на груди.
— Давайте сюда, — парень закивал и протянул руку к заветной бумажке.
Мужчина дал ему лист и ручку, а потом оттащил Мирона в сторонку.
— Я свяжусь с коллегами из Вашего города. Они будут присылать медбрата делать Глебу инъекции витаминов, а также проверять состояние его рёбер. Вам же нужно будет обеспечить ему комфорт, желательно полностью постельный режим и покой. Организм чрезвычайно слаб. Думается, это из-за злоупотребления алкоголем и наркотическими препаратами. Пускай ест побольше молочных продуктов и орехов — в них много кальция. Сегодня вечером можете снять повязку с груди и помазать гематомы Троксевазином.
Мужчина ушёл, забрав у Глеба лист досрочной выписки с закорючкой парня в самом низу.
— Глебас! — Мирон вздрогнул от неожиданности и выронил телефон из рук, оторопело глядя на парня, который ураганом влетел в палату и снёс на своём пути вешалку для одежды. Артём тяжело дышал, его щёки раскраснелись от долгого бега. — Пиздец тебя помяли, суки!
Глеб лишь фыркнул, пожимая другу руку.
— Я сейчас уезжаю в Питер, так что передай нашим, что слёт придётся отложить. Займись переносом дат в прибалтике, ладно? Я сам позвоню области, — Глеб медленно сел и стянул с себя футболку, тут же натягивая толстовку.
— Есть, босс, — Артём тяжело вздохнул и подошёл к двери. — Напиши, как соберёшься вернуться в гнездо. Стая скоро пронюхает, что ты зависаешь на Booking’е, — парень отсалютовал Мирону и ушёл, тихо затворив дверь.
— Он меня утомляет, — заявил Мирон, опускаясь на колени и помогая парню справиться с носками.
— Меня тоже. Но с ним весело, — парень пожал плечами и вздрогнул, когда Мирон ненароком коснулся его стопы. — Щекотно!
Фёдоров усмехнулся, натягивая второй носок.
— Где парка, шапка, шарф, варежки? Унесли в гардероб? — Мирон глянул на вешалку, но та оказалась пуста.
Глеб нахмурился, заламывая пальцы на руках.
— Ты че, серьёзно в январе пошёл на улицу вот так? — Мирон безнадёжно глянул на парня и покачал головой. — Ладно, всё равно домой заедем и заберём кое-какие шмотки. Пошли, — он взял свой рюкзак и придержал для парня дверь.
Глеб шёл позади Мирона, прихрамывая и пряча лицо за широкой спиной мужчины, что уверенно шёл впереди, гордо вскинув подбородок.
— Накинь капюшон, — шепнул он парню, слегка повернув голову вбок. Глеб послушно прикрыл лицо и обнял себя за бока. Перед глазами всё просто плыло от боли, но Голубин стойко терпел, пыхтя и скрипя зубами. — Запрыгивай назад, — Мирон быстро открыл дверь и дождался, пока Глеб нырнёт в салон, где приятно пахло сладковатой сыростью после дождя. — Как ты? — Мирон обеспокоено обернулся назад. Глеб изошёл потом, а дышал, высунув язык.
— Шикарно, — саркастично ответил парень, соединяя большой и указательный пальцы левой руки.
Фёдоров лишь закатил глаза и завёл мотор, давая машине прогреться пару минут.
— Думаю, поедем ближе к ночи. Сейчас, конечно, уже темно, но лучше перестраховаться, — Фёдоров мягко вырулил на дорогу и поехал в сторону квартиры.
Глеб впал в своего рода транс, глядя в тонированное окно на горящую цепь фонарей, свет которых отражался в его изумрудных глазах. Здесь ему было тепло и уютно, его окутывал приятный запах, а за рулём сидел человек, которому он бы без колебаний доверил свою жизнь. Этот момент яркой вспышкой запечатлелся в памяти парня, а магия момента очаровала его. Пошёл снег. Крупные хлопья водопадом низвергались на землю, медленно кружась в воздухе. Машина остановилась на светофоре, и Глеб заворожённо уставился на фонарь, наблюдая за снегопадом.
Мирон мельком глянул на парня в зеркало заднего вида и приоткрыл для него окно. Пару снежинок осели на пушистых ресницах Глеба, и тот глянул на Мирона, который тихо рассмеялся, пряча ямочки на щеках ладонью. Голубин выдохнул, выпуская облачко пара. Его щёки раскраснелись от холода, а глаза счастливо заблестели. Он наклонился немного вперед и поймал губы Мирона своими, робко касаясь пальцами его щеки.
Загорелся зелёный, водители сзади нервно зажали клаксоны, и Глебу пришлось оторваться от Мирона, падая обратно на сидение и закрывая окно.
— Купить что-нибудь в аптеке? — спросил Мирон, затормозив.
— Аскорбинку, — попросил Глеб, обнимая себя за плечи. В салоне стало зябко.
— Хорошо, — Мирон швырнул в него своей курткой. — Через пару минут буду.
***
— Господи, осторожней! Не мешок с картошкой несёшь!
— Да я стараюсь! Ты разожрался и стал неподъёмный!
— Заткнись и смотри, куда прёшь! Я не хочу вписаться в стену!
— Да не ори ты мне на ухо! Я так скорей уроню и тебя, и себя!
— Молодые люди…
— Что?!
— Потише, пожалуйста! Орёте тут на весь подъезд…
Мирон молча выругался, больно щипая Глеба за ляшку — парень приготовился сказать соседке пару ласковых. Он всё-таки сдержался, чтобы не бросить наглую тушку прямо на пол. Мужчина осторожно поставил парня на ноги, закрыл дверь и помог ему разуться.
— Сделаешь чая? — миролюбиво попросил Глеб, направляясь в ванную
— Ладно, но сначала ты поешь, — Мирон кивнул сам себе и прошёл на кухню, заглядывая в холодильник. — Тут как раз есть немного супа на один раз, — Мирон настороженно приоткрыл кастрюльку и понюхал её содержимое. Кивнув, он поставил еду на плиту и достал для парня ложку с овсяными хлебцами — хлеба попросту не было.
— Снимем эту херь сейчас? А то с ней дышать тяжело пиздец, — Глеб показался в дверном проёме и указал пальцем на грудь.
— Ладно, — Мирон прошёл мимо него в ванную, помыл руки и зашёл в спальню.
Глеб уже сидел на кровати и послушно ждал Фёдорова, уже сняв толстовку.
— Постарайся особо глубоко потом не вдыхать, — попросил Мирон, усаживаясь напротив парня. Он нашёл металлические заклёпки и осторожно отцепил их, принимаясь разматывать Глеба, который с каждым снятым слоём будто заново учился дышать, не всасывая в себя воздух, словно пылесос.
— Охуеть, — выдохнул Мирон, откладывая бандаж в сторону. Он оторопело уставился на открытую грудь парня, которая приобрела сплошной синеватый оттенок. Кое-где вспухли шишки и полопались сосуды, раскрашивая кожу кровавой паутиной.
Глеб лишь молча улёгся на спину, закидывая руки за голову.
— Я в норме, — буркнул он. — Помажешь синяки?
Фёдоров лишь кивнул. Он принёс пакет и швырнул парню две палочки аскорбинок.
— С малиной? — удивлённо переспросил парень, разглядывая этикетки. — Никогда не пробовал, — Глеб открыл пачку и предложил две штуки Мирону. — Будешь?
— Ага, — рассеянно кивнул последний, открывая тюбик с мазью. Он очень боялся надавить слишком сильно и сделать парню больно, но тот сам попросил его, а отказывать не хотелось ещё больше. — Если будет больно — скажи.
Глеб лишь отмахнулся, беря в рот круглые сладкие таблетки. Он шмыгнул носом и прикрыл глаза.
— Господи, Мирон, я не развалюсь, если ты будешь мазать немного сильнее! — воскликнул он, когда Фёдоров стал одними подушечками втирать мазь, еле касаясь тела парня. После этих слов мужчина сдавленно рыкнул и надавил чуть сильнее. — Другое дело, — пробурчал Глеб, морщась от болезненных ощущений.
— Одевайся теплее, — Глеб не заметил, как Мирон закончил натирать его грудь и теперь напал на его конечности, проверяя их температуру. — Я принесу суп сюда.
Глеб вздохнул, вставая на ноги. Он откопал в куче шмоток шерстяные носки и проплюшенную толстовку и утеплился, отправляясь в гостиную.
— Я в зале! — крикнул он, падая на кожаный диван и укутывая ноги пледом. Мирон тут же принёс ему на подносе дымящуюся тарелку с супом.
— Пока всё не съешь, чай не получишь, — заявил Мирон, укладывая на себя ноги Глеба и принимаясь мягко разминать их. Глеб чуть ли не заурчал от удовольствия, слегка жмурясь.
Парень ел с аппетитом, поэтому тарелка быстро опустела. Мирон удовлетворённо кивнул, забирая пустую посуду. Затем он принёс Глебу огромную чашку, которая больше напоминала бульонницу, и мисочку со сгущенкой и молотыми орешками.
Они ещё немного потупили перед телеком, а потом стали не спеша собираться.
— Всё собрал? Зарядку, наушники, книжки? — спросил Мирон уже в пятый раз. После предыдущих четырёх парень сломя голову несся назад в комнату и приносил оттуда очередную вещь, после пытаясь всунуть её в набитый донельзя рюкзак.
— Да, — Глеб уверенно кивнул и надел шапку.
Мирон возвёл глаза к небу и взмолился всем богам, чтобы этот ушлёпок ничего не забыл.
— Ехать долго, один раз остановимся, чтобы я смог поспать, — Мирон положил на заднее сиденье подушку и пару пледов. Глеб забрался внутрь и принял из рук мужчины термос и пачку шоколадных печений. — А ты постарайся тоже отдохнуть, ладно?
Мирон сел за руль, снял парку, скинул её на соседнее сиденье, пристегнулся и включил печку, перед этим заведя машину. Он любил ночные поездки — магистрали были пусты, шум дорожного движения стихал, а асфальт мягко освещался светом фар. И ты едешь вперёд, а душа твоя поёт от тишины и спокойствия. Хотя сейчас тишину нарушало чавканье и хруст, что доносились с заднего сиденья…
***
— Они стартовали из Москвы. На месте будут ориентировочно в шесть утра. В семь тебе скажут взять ампулы и прийти к нему домой, так что без пятнадцати семь я буду ждать тебя на условленном месте. Возьмёшь ампулы с галоперидолом и сделаешь ему двойную дозу, понял? — Марк докурил сигарету и бросил бычок в урну…
