Научи меня жить

POV Баттерс От свитера чесалось все тело. Особенно горела спина, но это не причина пропускать школу. Я выглянул в окно, оценивая погоду. Сегодня довольно тепло, можно даже не надевать шапку, даже… это что, труба? Почему она не привинчена к дому, а как бы… на земле? Что случилось? Она что, свалилась посреди ночи? И как я не проснулся? В замешательстве я подошел к двери ровно в назначенное время с сумкой на плече, уже представляя, как будет злиться Кенни из-за пистолета, который мы оба увидим еще не скоро. Ручка двери не повернулась до привычного щелчка и остановилась где-то на полуобороте. — Ты никуда не пойдешь, — объявил отец с той стороны, и я даже с каким-то облегчением сгрузил сумку на место. Хотя находиться весь день взаперти не хотелось, все же это лучше, чем сдавать гимнастику или шесть часов подряд сидеть в свитере. Но комнату я не покидал со вчерашнего вечера, жутко хотелось в душ. — Мне нужно в туалет, — попросился я, прислушиваясь к происходящему за дверью, но там было тихо. Едва я вернулся за стол, замок щелкнул, и в проеме показался отец. — У тебя десять минут на все, — кивнул он. До ванны я дошел под его конвоем, даже мать старалась не попадаться отцу на глаза и быстро скрылась внизу. «Шаг влево, шаг вправо — расстрел» — пронеслось в мыслях. Возможно, происходящее должно вызывать страх, но, я давно понял, что, если следовать поставленным отцом условиям, все будет хорошо. Я грустно усмехнулся, радуясь, что моего лица не видно из-за спины. Уже через минуту остался в ванной наедине с зубной щеткой, зеркалом и раковиной. Тяжело выдохнув, я закусил губу и устало взглянул на свое отражение, оно измученно уставилось в ответ. Я хотел, как лучше. Жаль, что закончилось все как обычно. Дать отцу залезть в сумку за дневником самостоятельно, забыв об оружии, — самый тупой из вариантов развития событий. Оставить аптечку на кухне — еще более отвратительный. До сих пор не понимаю, как можно было так налажать. Я просто на автомате ответил «конечно, бери», когда отец спросил дневник, а потом было поздно. Было поздно оправдываться, поздно что-то доказывать, поздно закрываться руками. Все, что мне оставалось — терпеть. Я хотел, как лучше, пытался все объяснить, но меня не слушали. Я стянул футболку, уставился в зеркало через плечо и скривился. Становилось больно от одного вида разодранной кожи… теперь понятно, почему лежать на спине было невыносимо. Я не мог уснуть, чувствуя, как боль парализует тело и насильно держит в сознании. Я пытался отвлечься, считал овец, считал глупые машинки на шторке, но мысли сбивались, и я никак не мог досчитать до привычного числа. В какой-то момент перестал чувствовать что-либо ниже шеи и даже забеспокоился, не сломал ли мне что-нибудь отец, но подняться сил уже не было, и я вырубился. Зато с утра спину будто кипятком жгло, да не только ее — руки, ноги, живот — все словно через мясорубку пропустили, кое-где даже выступила кровь. Надо все отмыть. На фоне красно-синего тела мое бледное лицо выглядит чужим, синяки под глазами - слишком черными. Волосы торчали соломой, словно я и не расчесывался утром, так и хотелось их вымыть, но времени не хватит. Хорошо, что под свитером не видно спины, а помятый вид — это не так уж и страшно. Просто не выспался, готовясь к экзаменам или делая проект допоздна. Как будто вчерашний вечер ничем не отличался от остальных. Отец ждал меня под дверью, проводил до кухни, откуда я забрал сокровенный чемоданчик, и запер, как только я вернулся в комнату с медикаментами. «Десять» — объявляет он прежде, чем удалиться. А я стягиваю колючий свитер, потому что становится невыносимо жарко, и спина снова начинает ныть. От перекиси щиплет царапины, ошметки ваты остаются в особо глубоких ссадинах, начавшие снова кровоточить после промывки. Сейчас и не вспомнить, в какой момент отец начал бить бляшкой ремня. Нужно купить новую мазь от синяков, ваты и, может, холодный компресс. Да, было бы здорово. Было бы здорово, если бы синяки затягивались через час. Было бы здорово закинуть этот чемодан со всеми медикаментами в утиль, сжечь свитер и уехать в Калифорнию, Висконсин — хоть куда-нибудь, лишь бы подальше. Чтобы никто не нашел. Смешно… Использованная вата летит в корзину. Нужно вынести мусор. Отец открывает дверь в тот момент, когда я сижу за столом, впускает мать с тарелкой и выпускает обратно. Поворачивает ключ. Он говорит, что распорядок дня — основа дисциплины. Поэтому тарелка стоит на столе, ожидая, когда ее заберут, ровно до восьми утра, а после исчезает вместе с матерью. Поворот ключа. Я остановился посреди комнаты. По плану сейчас была школа, но я остался дома. Это выбило из колеи. Слишком много свободного времени, его нужно куда-то потратить, но я не знал куда. Будет достаточно честно, если я потрачу эти часы на учебу? Я открыл потрепанный сборник задач повышенной сложности по алгебре, который мне вручили родители на один из праздников. Просидел впустую десять минут. Сосредоточиться не получалось. В комнате ужасно душно даже без треклятого свитера. Я глубоко и жадно вдыхаю, когда поток свежего воздуха врывается в комнату через приоткрытое окно. Звуки улицы наполняют до этого тихое, словно пустое помещение, и мне правда начинает казаться, что все не так плохо. На какое-то время я забыл о ноющей спине. Может, сегодня ночью открыть окно? Сейчас сравнительно тепло, и я не подхвачу простуду, даже если буду спать при сквозняке. На обед отец приехал раньше обычного, но быстро вышел на улицу, недолго повозившись на первом этаже. Пятью минутами позже послышался лязг. Я подскочил от неожиданности, когда труба с силой врезалась в окно с той стороны. Еще через пять минут отец зашел ко мне в комнату и продолжил привинчивать ее сверху. Я недолго понаблюдал за ним, но быстро уткнулся обратно в тетрадь. Не хочу пересекаться с отцом взглядом. Нужно заняться делом. Алгебра. География. Перерыв. Физика. Алгебра. Перерыв. Алгебра. Алгебра… я уткнулся в прохладную гладь стола. Голова болит. Я устал. День не желал заканчиваться, стрелки на часах не желали двигаться быстрее, а на улице уже сновали машины. К четырем приехали родители: отец включил телек, мама загремела тарелками. Хотя дома хорошая звукоизоляция, до меня все же донеслась пара звуков, и их было достаточно, чтобы понять, чем они занимаются. На самом деле, достаточно просто посмотреть на часы и дату в календаре. Сегодня пятница. Сегодня папина любимая телепередача и день готовки на выходные. Все настолько обыденно, насколько это возможно. Я закрыл глаза. Относительную тишину прервал пронзительный хлопок входной двери. Странно, вряд ли в пятницу кого-то пригласили, сегодня же… день готовки. Я выглянул в окно и наткнулся взглядом на оранжевую парку. Маккормик топтался на крыльце и таращился на дверь, как баран на новые ворота. Он даже ногу занес, чтобы с силой пнуть ее. Я ошарашенно уставился на одноклассника. Что ОН вообще здесь делает? Видимо, Кенни передумал выносить дверь. Помассировав виски и тяжело вздохнув, он пальцем пригрозил ей и шагнул назад. Маккормик обиженно обвел глазами дом и вдруг перестал хмуриться, наткнувшись на свежеотремонтированную трубу. Он довольно проследил снизу-вверх по ней и нашел взглядом мое окно. Кенни, кажется, заметил меня, и мы с секунду пялились друг на друга. Маккормик сделал жест «я слежу за тобой» дважды, чему-то улыбнулся и, развернувшись на пятках, зашагал прочь. Поворот ключа в замке. — Милый, тебе одноклассник принес конспекты и домашнюю работу, — на одном дыхании проговорила мама, оставила бумаги на столе и быстро удалилась, не забыв закрыть дверь. Я ошарашенно уставился на вполне приличную стопку исписанных листов, осторожно подошел к ним, пару раз коснулся, чтобы убедиться, что мне не чудится. Это точно его отвратительный почерк. Когда он вообще в последний раз что-то конспектировал? В четвертом классе? Это бомба. Хорошо замаскированная взрывчатка, потому что быть не может, чтобы он просто так решил взять ручку и… о господи, это алгебра? Чтобы он писал что-то на алгебре? Это точно бомба. Листы пропитаны хлороформом, чернила — крысиный яд, господи, он хочет меня убить. Он точно знает про пистолет, другой причины приходить ко мне попросту нет. Что делать? Я схватился за голову, но тут же одернул себя. Кенни бы со мной так не поступил, он же мой друг. Какой хлороформ? Я слишком нервный в последнее время. Надо успокоиться, сесть за уроки. Заняться все равно больше нечем — компьютер в кабинете отца, а телефон мне так и не купили. К тому же, Кенни принес домашку. Отбросив тревожные мысли, я взялся за расшифровку каракулей, которые Маккормик гордо именует «оригинальным почерком».

***

«Не знаю, что задумал Кенни, но это не к добру», — думал я, открывая окно на ночь, но остановился, поворачивая ручку. «А вдруг он залезет ко мне ночью? Нет, бред какой-то, я слишком себя накручиваю, он не настолько отбитый», — пронеслось у меня в голове, и я с чистой совестью распахнул окно. Вряд ли отец даст отсидеться дома еще один день, поэтому нужно хотя бы морально подготовиться к тому, что может произойти завтра. Кенни явно нужен пистолет, который сейчас где-нибудь в сейфе, а лезть туда — один из главных запретов семьи, так что, даже если Маккормик потребует его, я ничего не смогу сделать. Я лег на живот и откинул одеяло до пояса. Ветер приятно охлаждал израненную кожу спины, и я блаженно уткнулся носом в подушку. Даже считать машинки не потребовалось — усталость взяла вверх, и я быстро провалился в дрему. Резкий скрип донесся с улицы, я лениво разлепил глаза и повернулся к окну лицом. Что это было? Я нажал кнопку на прикроватных часах. Маленькая лампочка под стеклом загорелась, стали видны стрелки. Я прищурился. В смысле два? В комнате темно, почему-то фонарь с улицы не мешал спать, как это было обычно, я даже приподнялся на локтях и вгляделся в темноту. Пустая улица, на которой нет одного фонаря. Наверное, мои немые мольбы убрать это полуночное светило были услышаны, и больше не придется просыпаться от режущего по глазам света, так что я улегся обратно, мысленно благословляя человека, который его снес. Громкий скрип. Я дернулся от неожиданности. Это уже не могло показаться, он донесся слишком близко, слишком резко. Сон как рукой сняло, и я тут же откинул одеяло. На кровати, вплотную придвинутой к окну, на котором каким-то невероятным образом сидел Маккормик, закинув ногу на ногу и откинувшись на раму. — Хей, солнышко, что делаешь? — хитро сощурился и широко улыбнулся он. Я открыл рот в испуге, не в силах сформулировать что-либо. — Тихо. Тихо, тихо, тщщщ, — приложил палец к губам Кенни, опасливо прислушиваясь. — Не так нужно приветствовать гостей, предложи чайку, что ли. От вашей семьи вообще гостеприимства не дождешься. Знаешь, как я обиделся, когда меня днем к тебе не пустили? Дважды. Я так старался, делал конспекты, записывал эти сраные формулы… ни черта не понимал, но записывал. Для тебя родимого старался, душу вкладывал, а твоя мамаша взяла и захлопнула дверь перед моим носом, — плаксиво выдавил он, смахнув несуществующую слезинку. От Кенни несло машинным маслом. Резкий запах быстро распространялся по комнате, даже дышать стало трудно. Маккормик перебирал выпачканными пальцами. — Знаешь, как муторно было лезть сюда после того, как отпахал двойную смену?.. — он выжидающе уставился на меня, качая ногами, а я не двигался с места, не понимая, что происходит. Ко мне в комнату, которая все еще заперта, ввалился потенциальный зомби и пытается поболтать. Повисло молчание, но Кенни не растерялся и продолжил. — Кстати, у вас отвратительная труба, Баттерс. Отстойная до невозможности… — …почему? — только и выдавил я. — Это моя вторая попытка залезть к тебе, — пожал плечами он. — Вчера эта хрень отвалилась, и я грациозно упал вниз, так и не увидев твое милое личико, — Кенни часто захлопал ресницами. — У вас удивительно мягкий газон. Я даже ничего не сломал себе при падении, но Мистер Фонарный Столб, заметив мое лежачее положение, решил присоединиться. Упав мне на голову. И размазав ее. Чуть-чуть. Так вот, что случилось… Кенни даже не поменялся в лице, когда это говорил, он просто продолжал смотреть на меня в упор, ожидая какой-то реакции. А что я вообще мог ему сказать? Что шарахаюсь от него потому, что его жрут крысы сутки через двое? Что он ходит с пистолетом и может застрелиться при любом удобном случае? В четверг, когда он не пришел на алгебру, я думал, что он умер, а потом Кенни внезапно заявился под конец урока. И Миссис Китлер попросила позаниматься с ним, с патологическим… — Так, ты все-таки зомби, да? — жалобно выдавил я, впившись взглядом в Маккормика. Он тихо рассмеялся. — Как и ты. Что со спиной? — он кивнул в мою сторону, и я плотнее укутался в одеяло. Помолчав немного, он продолжил, посерьезнев, — не хочешь — не говори. Я покорил трубу не для этого. У тебя есть кое-что не совсем свое, да? -…я не могу тебе его отдать, — начал оправдываться я, глядя в пол. — Ты убиваешься каждый раз, это ненормально, ты… я не хочу его отдавать, ты же снова начнешь стреляться, и… — Это не твое дело, — помрачнел он. — Думаешь, нет других способов себя убить? Я хоть сейчас могу прыгнуть вниз и сломать хребет, ты всего лишь усложняешь методы. Пистолет — это быстро и не больно. Верни его. Он нужен мне. Не для того, чтобы откосить от математики, просто дай его сюда, — жестко потребовал он. Это так непохоже на несерьезного, всегда расслабленного Кенни. — Даже если бы хотел, я не могу, — промямлил я. — Я наказан потому, что родители нашли его, так что… Послышались шаги. Поворот ключа в замке. — Баттерс, почему ты не спишь? — сонно проговорил отец, устало оглядывая комнату из-за приоткрытой двери. Я съежился. Я нарушил правило. Уже третий раз за неделю. Руки затряслись. Взгляд отца остановился на замеревшего на подоконнике Кенни. Тот напрягся. — Что он здесь делает, Баттерс? Я нервно сглотнул, сжав в руках одеяло. — Ты знаешь, что тебе нельзя приводить гостей. Совсем уже от рук отбился! Пистолет, полуночные визиты, когда ты успел так распуститься, я не этому тебя учил! — прогрохотал он, подходя к кровати. Я хотел исчезнуть. Слиться с одеялом и испариться. Господи, только не снова. — Почему ты такой… — оскалился он, занеся руку. Я зажмурился. Затрясся, обняв колени. Он в ярости, в таком состоянии может что угодно сделать, он… Закончить мысль мне не дает отец. Взяв меня за шкирку, он с силой швырнул меня на пол вместе с одеялом, в которое я рефлекторно вцепился. Я проехался по краю прикроватной тумбочки, сдирая только начавшую заживать кожу на спине. Взвыл от боли, рухнул на пол, стиснув зубы, чтобы не выдать и звука. В глазах помутнело, я почувствовал, как накатывают слезы. Черт. Я умоляюще вытаращился на обомлевшего Кенни. Он не должен это видеть. Он не должен быть здесь. Господи, пожалуйста, уходи. — Ты жалок и отвратителен. Почему ты не можешь запомнить элементарные правила? Их же так просто соблюдать! Ты не на что не годен. За что мне такой бесполезный сын? Ты… Кенни впервые за сегодняшнюю встречу изменился в лице. Уже не было той ухмылки, излишней расслабленности, он просто ошарашенно смотрел на нас с отцом. Кинув на меня виноватый взгляд, он быстро вытащил из кармана нож и, не поколебавшись ни секунды и даже не моргнув, с силой вогнал его себе в шею и откинулся назад. Он выпал из окна, заходясь глухим кашлем, эхом расходящимся по комнате. Мне казалось, что его хрип был даже громче, чем ругань отца. Последний пнул меня в живот и вдруг остановился. Я согнулся пополам, обхватив руками место удара, жадно глотая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Промолчав секунду, отец вдруг обернулся на маму, которая уже стояла в дверном проеме и не сводила остекленевшего взгляда с нас. Она всегда смотрит, стоя чуть поодаль, но ничего не делает. — Дорогая… ты помнишь, почему Баттерс наказан? — озадаченно произнес он, косясь на меня сверху вниз. Я подавил приступ кашля. Нужно вести себя тихо, чтобы не вызывать агрессии, нужно не смотреть глаза… я уставился в пол. — Я не помню. Сейчас два ночи, милый, может, пойдем спать? — Пожалуй, — кивнул он и, переступив через меня, направился к выходу. — Закрой окно, Баттерс, простудишься. Я молча всхлипнул. Облокотился на кровать и, полусогнувшись, забрался на нее, шипя от боли. В голове было пусто, двигаться не хотелось, думать тоже. Все, что я чувствовал помимо искалеченной спины — мокрые дорожки на щеках. С улицы донесся писк. Желания выглянуть и посмотреть, как крысы в очередной раз растаскивают труп, не было совсем. Мне сложно представить, что бы со мной сделали родители. Сначала пистолет, потом какие-то ночные гости без разрешения. Но что бы не придумал отец, это в сотню раз лучше того, что сотворил Кенни.