***
— Привет… Кто ты? — нахмурилась девочка, настороженно глядя в проем между дверью и косяком. Ее внимательный взгляд скользил от меня к коробке и обратно, заставляя напрячься. — Эм, привет, я Баттерс, одноклассник Кенни, пришел оставить… это, — качнул коробкой я. — Подарок. Она прищурилась и принялась осматривать меня с головы до ног, явно опасаясь, что я могу сделать что-то плохое. Спустя минуту неловкого разглядывания девочка, поколебавшись еще немного, наконец заговорила. — Ты точно Баттерс? — переспросила она, пристально всматриваясь в мое лицо. — Ээ, да, — закивал головой я. — Самый настоящий. — Что в коробке? — продолжила допрос девочка. — Торт. Шоколадный… Там еще свечки. Ее глаза заинтересованно заблестели, она невольно поджала губы, но все же открывать не торопилась. — Последний вопрос. Что ты дал Кенни в прошлый четверг? — она не сводила с меня внимательного взгляда и покачивала дверью, словно ожидая, что я достану из коробки пистолет или еще какое-то оружие. -…имбирное печенье? — на всякий случай перекрутил в голове события того дня, точно удостоверившись, что пекли мы все-таки его. — Ладно, ты прошел проверку, милости прошу, — все же выдохнула она и, посомневавшись, все же отошла от двери. Хлипкая цепочка, служащая преградой, беспомощно повисла по ту сторону стены. Я осторожно толкнул дверь и, переступив через порог, заметил, что часть, призванная держать цепочку на самой двери, отсутствовала. Передо мной стояла невысокая хрупкая девочка с распущенными неровно остриженными черными волосами. Ну, на самом деле, они были не совсем черные — у корней их цвет был светло-русым пару сантиметров, после чего очень резко переходил в смоляной. Черты ее лица отдаленно напоминали женскую версию Кенни, разве что лицо у нее было более округлое. В принципе она была более… плавная по сравнению с ним, но это, вроде как, нормально, она же девочка. — А ты Карен, да? — улыбнулся я, закрывая дверь ногой и проходя в гостиную. В доме, в отличие от улицы, было неожиданно темно, словно здесь не было электричества, однако обратное доказывал включенный телевизор, то и дело заходящийся помехами. — Да, — кивнула она и отправилась, видимо, в сторону кухни. — Ничего против тебя, Баттерс, не имею, но, если ты попытаешься меня выкрасть, уже не выйдет. Я подготовлена на случай очередного похищения, у меня в кармане нож. На секунду опешив от столь резкой смены темы нашего разговора, я наконец нашелся с ответом. — Аа… замечательно, ты можешь порезать торт. — Точно, торт. Ты его сам готовил? — я утвердительно кивнул головой. — Не хочешь попробовать собственное творение? — Но это же для Кенни, — запротестовал я. Для него же старался, а не для себя! — Не переживай. Не думаю, что он будет против, — хохотнув, она махнула рукой, и я, решив не спорить с Карен, двинулся за ней, придерживая посылку. Но стоило только сделать шаг, как что-то стеклянное, стукнувшись об пол, покатилось к стене и застряло в какой-то выемке в деревянном и далеко не целом полу. Оглядевшись, я понял, что в гостиной вдоль стен стоит целый лес бутылок, а у дивана-то сколько… На небольшой столик перед телевизором было больно смотреть: пепел, словно сбежавший из и без того переполнившейся пепельницы, небольшими горстками покрывал добрую часть стола, будто о дерево вытирали уделанные в пепле пальцы. А Карен, ушедшая далеко вперед, ловко петляла между бутылками и банками и, кажется, совсем не замечала острого запаха табака, словно такой хаос у них дома — в порядке вещей. Стараясь смотреть под ноги и ничего не задеть, я все-таки дошел до кухни. — А где твои родители? — спросил я, отряхивая почему-то липкий стол. Заметив мои действия, Карен намочила что-то похожее на тряпку в раковине и вытерла этим поверхность стола, и — зачем-то — еще и сидушку стула. Видимо, на него тоже пролили… что-то. Неуверенно распаковывая «посылку», я краем глаза увидел, как мечется от одного к другому шкафчику эта маленькая… ну, девочка. Сколько ей? Двенадцать? — Мама отдыхает, папа куда-то ушел. Но это не значит, что я в случае чего не смогу дать тебе отпор, — она повернулась, угрожающе нахмурившись, но озорные искорки в ее глазах и легкая полуулыбка давали знать, что она все шутит. Наверное. А потом Карен правда достала из-под футболки нож и начала его мыть. Я сглотнул, но лезть в это дело не стал. Позже спрошу, что там было за похищение. — Сколько тебе лет? — Пятнадцать. А сколько бы ты дал? — Ну… лет четырнадцать, — уверенно закивал я, перебирая кулаками. — Слышу же, что врешь, — она положила нож рядом с собой и, открыв шкафчик рядом, вынула оттуда ложки, и зачем-то тоже начала их мыть. — Сколько? — Двенадцать, — признался я. — О, — улыбнулась она, расставляя уже чистые приборы на стол. Секунду спустя она взгромоздила большую кособокую кастрюлю с водой на измазанную кетчупом плиту. — Не все так плохо. Мой брат все еще думает, что мне пять. На некоторое время в кухне стало тихо. Я не знал, о чем ее спросить, и пока думал, вода в кастрюле начала понемногу закипать. — Он ничего о тебе не рассказывал, я имею в виду… кроме того печенья. Спасибо, кстати. Вы давно дружите? — Эм, ну, знакомы мы всю жизнь, дружили в детстве, но только в последнее время начали хорошо общаться, — почему-то в голове внезапно промелькнул вопрос — а помнит ли Карен о смертях Кенни? Они же родственники, так что… может ли она знать, что творится с ее братом и следует ли мне спросить у нее, не умер ли он случаем сегодня утром? Но Кенни как-то говорил, что я один помню его смерти, так что… — А он сегодня утром никуда не уходил? Она немного помолчала, пытаясь поправить выключатель на немного съехавшей панели плиты, а потом замахнулась и ударила по ней так, что та с характерным щелчком встала на место. — Он проспал, — задумавшись на секунду, заговорила она. — Вернулся домой поздно, говорил, что на работе одни ебанаты и пидоры. То есть, я хотела сказать «плохие дяди», — Карен обернулась ко мне через плечо с максимально расслабленным выражением лица, как будто до этого не она воевала с плитой. — Моему брату о том, что я сейчас сказала, ни слова. У него будет инфаркт... Так вот, он проспал и с утра пулей вылетел из дома с улыбкой до ушей. Не знаю, куда он там торопился, но таким счастливым он в школу никогда не ходил. Его до сих пор нет дома, но мы можем пока попить чай, вдруг он вернется. Наверное, Эрик был прав. Кенни… он же… ну я же знаю, что он употребляет. Он наверняка с самого утра спешил отметить днюху с какими-нибудь друзьями в баре и так веселится, что еще даже не вернулся домой или типа того. Тогда стоит ли его ждать? Сейчас даже не школьное время, он может заниматься чем угодно, и мне не стоит лезть в его дела. Пусть мы должны были заниматься математикой сегодня, это ничего, у него же праздник, в конце концов! Хотя в последние две недели Кенни всегда приходил, хоть и опаздывал, но все же… Окончательно запутавшись в собственных догадках, я уставился на то, как Карен выливала кипяток из мятой кастрюли по кружкам и опускала чайный пакетик сначала в одну, а потом и в другую емкость. — О чем задумался? — осторожно поинтересовалась девушка, на секунду отвлекшись от приготовления. — Если ты за моего брата переживаешь, то брось. Он может и не сразу, но всегда возвращается с таких гулянок. — Да, ладно… Но я сейчас не о нем думаю, — хотя Карен, конечно же, угадала, поэтому, чтобы окончательно себя не выдать, я решил хитроумно сменить тему беседы. — У вас тут прохладно. Почему… — я наконец оторвал взгляд от стола и осмотрел помещение. Слегка косоватая кухонка, частично отсутствующие доски на полу, завешанный купонами холодильник, который, кажется, и до конца-то не закрывается — это я уже все видел. Размышляя над тем, которая из трещин в краске может впускать сюда сквозняк, я чуть не поперхнулся отхлебнутым чаем, заметив, как обстоит дело у меня за спиной. — Это будет нескромный вопрос, но почему в окне вместо стекла скотч? — Кенни сказал, что черная изолента смотрелась бы не очень, и что не пропускающий свет квадрат Малевича, из-за которого придется лишний раз тратить электричество, ему не нужен. Днем светло, не сильно дует, и ладно, — отхлебнула она из своей кружки. — Ох, — кивнул я. — Это… имеет смысл. Мы немного поговорили. Карен успела узнать, как там у Кенни со школьной успеваемостью, потому что брат молчит, как рыба, и, услышав, как на самом деле обстоят дела, даже не удивилась. — Ну, он тот еще раздолбай, — пожала плечами она. — Когда он вдруг загорелся желанием получить высшее образование и одновременно с этим взвалил на себя сразу несколько подработок, стало понятно, что из этого ничего путного не выйдет. Недавно он вылетел с шиномонтажки. Сказал, что это не страшно, но… он на самом деле долго пытался получить место в той мастерской. Осталась вторая работа… но о ней Кенни ничего не рассказывает. Ну, кроме того, что его там «все заебало, ой, Карен, закрой ушки, ты ничего не слышала» и «там все такие козлы да…» ну ты понял. Так что… ему сложно. Я, конечно, просил взять меня обратно, говорил «я вам пригожуууусь», а этот мудак такой «а не пойти ли тебе нааахуй», а я ему «ну и пойду» и хлопнул дверью перед его носом. Все оказалось совсем не так, как он рассказывал. Выходит, это перед его носом захлопнули дверь. Когда я рассказал Карен о последних успехах Кенни в математике, она просто отказалась верить. — Я как-то заглянула в его тетрадку, — покачала головой она, ошеломленно глядя в пустоту, словно я не про алгебру ей только что рассказал, а про нашествие синих кроликов-мутантов минимум. — Там вообще ничего путного не было, одни каракули. Ну, может, пара строчек из уроков там тоже была, но… он выделил половину листов под морской бой! Я уже стоял в коридоре, проверяя время на телефоне. Неудивительно, что Кенни так и не появился за эти полчаса. — Ну, пока, — махнул рукой я и улыбнулся, поворачивая ручку. — Еще раз большое спасибо за торт. И за то печенье, его было очень много, на целый день хватило. Было очень вкусно, — заверила меня Карен. — Да не за что, мне только в радость. Просто мы с Кенни немного увлеклись, и партия получилась больше, чем должна была. — Вы с Кенни что..? — уже второй раз ошеломленно посмотрела на меня, даже открыв рот. — Да ладно, он что, готовил? Взял в руки венчик и мешал тесто? — А что в этом такого? — Быть не может, он даже не похвастался, что готовил! Да и… никто не отравился, все живы-здоровы, и все было вкусно. Это же Кенни! Он даже яичницу испортит! Оставшуюся часть дня я посвятил школьной и курсовой домашней работе. Не сказать, что мне не нравилось учиться, напротив, узнавать новое интересно, но… я никогда не задумывался о том, что, кроме этой самой домашней работы и недолгого посещения соцсетей, последние пару лет мне просто нечего делать. Сейчас у меня не было телефона, чтобы выйти в интернет самостоятельно, только тот «кирпич», как окрестил его Кенни, способный разве что принимать звонки и смс. Его-то я сейчас и вертел в руке. Было ощущение, что мне просто некуда себя деть, но… с чего оно вдруг появилось? Я сегодня вместе с Венди и Стэном с утра оформлял класс, пока Кайл договаривался с учительницей насчет первого урока, защищал торт от младшеклассников по дороге к Кенни, побывал в гостях у Карен и в общей сложности провел лишний час не дома. День страннее некуда в том смысле, что разительно отличался от остальных. Но, несмотря на это, он казался каким-то незавершенным, словно в нем чего-то не хватало…***
POV Кенни Все больше убеждаюсь в бессовестности окружающих. Зритель, мягко говоря, испортил реквизит и отказался платить. Бармен не налил виски, как обещал, руководствуясь тем, что начальство смотрит. А еще меня с утра пораньше раскатал какой-то пидорас на асфальтоукладчике. Чем больше думаю обо всем этом, тем больше жалко себя и стертые к хуям руки, потому что, видите ли, «тебя не было так долго, Кенни, так что давай пахай, пока не свалишься. Вот тебе самый хуевый костюмчик и самый стремный музон, который вообще можно поставить, золотце». Я подтянулся на руках, ухватываясь за трубу крепче, и не смог сдержать сердитого вздоха. После всего этого золотцу не выдали рюмку виски и часть денег, для профилактики. Пидорасы. Рыпаться себе дороже — все же, это теперь единственный заработок, пусть дохрена изнуряющий. Но, несмотря на то, что к концу смены я всегда заебанный, как лимон, эта «стабильность» в получке дает сил не опускать руки. А сейчас лезть по местному Эвересту меня подгоняет еще и осознание того, что через полчасика можно завалиться к Стэну на «тусу для своих» под приставку и чипсики с сырочком. И все будет просто чудесно, если я снова не ебнусь с этой тупой палки из железа. Выбирая, как бы так сесть, чтобы выглядеть наиболее эффектно на чужом подоконнике посреди ночи, я заметил, как мирно спит Баттерс, как он настороженно хмурится и, широко разлепив глаза, впивается сонным, а потому не совсем осознанным взглядом… ну, это просто надо видеть. — О божечки, зачем ты опять залез? — шепчет он, садясь на кровати и сильнее кутаясь в одеяло. — Да ты начинаешь привыкать, — ухмыльнулся я, закидывая ноги на внутренний подоконник. — Уже не «что ты здесь делаешь», а «по какому вопросу явился». Он продолжает выжидающе смотреть на меня, скрестив руки на груди, и новый непонятный приступ чего-то, похожего на вину, овладевает моим языком. — Карен мне все рассказала. Про то, что вы в классе вечеринку устраивали… нет, про это я и так знал, Кайл прислал пиздалиард голосовых на тему «только попробуй не явись, и я тебя закопаю» или «если ты не придешь, мое еврейское отсутствие бога покарает тебя» и «Картман, перестань брать мой телефон, ты заебал, Кенни, попробуй только не прийти» и все такое… ну ты это, извини, что не написал заранее, и тебе пришлось просто так тащить в школу этот классный торт, меня просто катком начало давить сразу с правой руки. Я пришел, чтобы ты знал, что твой торт был просто объедение, и… ты не должен был! Я имею в виду, это лучший подарок, Баттерс! Чувак, я реально не ел торт два… — Потише, — оборвал меня хозяин комнаты, приставив палец к губам и прислушиваясь к происходящему за дверью. Но там, кажется, было тихо. — Ты не волнуйся, у меня, если что, с собой нож, так что… — О боже, даже не думай! Просто говори потише. У вас это с ножами семейное, что ли? — В смысле, семейное?.. Подожди, Карен носит нож? — настала моя очередь удивляться. — Она сказала, что я хочу ее похитить, и что она сможет постоять за себя…? — пожал плечами Баттерс. Это, конечно, смешно, да и представляю, как абсурдно это звучало для самого Баттерса, но… блять, чтоб я еще хоть раз не заплатил вовремя, и сестра оказалась крайней! — Так… ты залез сюда, чтобы сказать спасибо за торт? — продолжил Баттерс, едва тревожа тишину. — А, ну, как бы… и извиниться за то, что не предупредил. Картман же по-любому всем наплел, что я валяюсь в пьяном угаре в подворотне с утра пораньше. Мне так-то похуй, но… — кажется, я зашел в собственных мыслях в тупик. Плевать, что там надумают ребята, они привыкли к моему отсутствию и прогулам, и единственной, перед кем мне бы не хотелось прослыть гулякой-наркоманом, была и остается Карен. Но может потому, что Баттерс в курсе ВСЕЙ ситуации, я сижу тут и зачем-то объясняюсь? А зачем я, собственно, и в окно-то залез, если можно было все выразить в одной смс? Нет, за торт надо было поблагодарить лично, а то совсем неудобно. Я неосознанно почесал затылок и пожал плечами. — Ну, должен был же я сказать спасибо. Ну, и я здесь, как видишь, трезвый в стеклышко, да. Блять, да зачем вообще Баттерсу знать об этом? — А… тогда, пожалуйста, Кенни. Повисла пауза, в которую мы оба, прислушиваясь к гарантирующей спокойствие тишине, не знали, о чем еще поговорить. И ведь я вроде все сказал, осталось махнуть ручкой и слезть, но пока почему-то не хотелось. — Так… ты много чего умеешь готовить, да? — сложил я руки в замок. — Много, — кивнул он. — И… тебе нравится? — Очень, — он отвечает быстро и, конечно же, честно. Он действительно сильно меняется на кухне — становится более уверенным, что ли. Проще говоря, кайфует от своего занятия. — Тогда почему не поступаешь на повара или кондитера, например? У тебя классно получается. Ты только никому не говори, но как-то Венди делала торт в честь победы футболистов и своего обожаемого Стэна, и он получился намного хуже твоего, зуб даю. — А-а, спасибо, но… это не серьезно, — он отвел взгляд и уставился на собственные ноги, спрятанные под одеялом. — Ну, то есть… это не больше, чем просто хобби. И… у него ком в горле, отведенный взгляд и ладони, тут же собравшиеся в кулак. Баттерса вообще просто читать. Всегда понятно, что он чувствует: Стотч явно был обижен на меня за сегодняшнее утро, когда я не пришел, и смущен благодарностью после. А сейчас он сам не свой и выдавливает из себя эти слова так неохотно, будто они ему и не принадлежат вовсе. Кто-то ему их навязал. Вдолбил в голову топ сто причин, почему нельзя заниматься тем, что нравится. — Ты же так на самом деле не считаешь, — осторожно начал я, ловя понурый взгляд хозяина комнаты, — вот я не могу пользоваться плитой. У меня все всегда горелое или недопеченное. И даже когда я следую рецепту, получается фуфло, и я понятия не имею, почему так происходит. А вот ты классно кулинаришь, и я прям отвечаю, что ни Стэн, ни Кайл или, боже упаси, ни Картман в жизни не сварганят что-то настолько вкусное. Не мне тебе, конечно, советовать, но почему бы тебе не попробовать серьезно заняться готовкой? Ты же сам говорил, что тебе нахрен не сдались эти курсы. Когда я договаривал последнее предложение, Баттерс уже сверлил обеспокоенным взглядом дверь. За ней, конечно, было тихо, я ведь не повышал голос, как в прошлый раз, но… какой контроль установил над ним папаша, чтобы даже во время сна внушать такой ужас? — Не то, чтобы… вот так вот не сдались, но все нормально. Давай не будем об этом, ладно? — вежливо, но нервно улыбнулся он. На этом остается лишь пожать плечами. Пусть делает, что хочет, конечно, мне-то что. Пусть закапывает все идущие в разрез с папашиными взглядами желания в честь родителя года. Это его жизнь. Да. Но что-то из головы не выходит, как Стотч старший «воспитывал» сына при мне месяц назад. Это точно было не в первый раз. Он, наверное, тупо выбил из Баттерса какие-то самостоятельные мысли не только по поводу карьеры, но и по целому списку вещей, которые в понятии Стотча являются важными. Карьера юриста, идеальный порядок в комнате, привычка не смотреть в глаза и понятие «наказан». Последнее — это вообще какой-то бред: когда я зашел за ним на вечеринку, Баттерс даже не смог по-человечески выйти из дома. Он вылез через чертово окно, потому что, внимание, ему нельзя выходить через дверь, даже когда папаши нет в радиусе километра. Бред, блять. — Пойдем гулять? — вырывается у меня быстрее, чем я успеваю взвесить все «за» и «против», но… — Когда? — Сейчас. Одевайся. — Нет, конечно нет, о чем ты? Сейчас уже ночь! — он смотрит на меня, как на отбитого на всю голову безумца, который осмелился выставить ногу за порог после заката. — Да? — я состроил шокированное выражение лица. — Ох, черт, я думал, что на улице просто выключили солнце, и ты решил прикорнуть. Давай одевайся, я подожду. — Мы не должны гулять в такое время! Комендантский час уже наступил, и если нас поймает полиция… — Тебе уже есть восемнадцать. И мы не совсем идем гулять, мы идем к Стэну. — Зачем будить Стэна? — У него там уже Кайл с Картманом собрались, ждут меня, обещали до часу чипсики не открывать, — хотя, сдается мне, жиртрест уже открыл не одну пачку. Но, если он все сожрет до моего прихода, я из-под земли достану горчицу и засыплю ему в трусы целый килограмм. — Чипсики ждут. — А… — вдруг нахмурился он. — Если проснется отец? Он же убьет меня! — Конечно, — согласно кивнул я, и Баттерс тут же вылупился на меня, как на идиота, мол, что ты тогда мне предлагаешь, если и так все ясно? — Дома будет еще тише, чем сейчас, и твой папаша обязательно проснется, чтобы посмотреть на спящего тебя. И, — он открыл рот, чтобы вставить что-то, но я продолжил за него максимально уверенно, — попьет водички или отольет он прямо в твоей комнате, прямо возле кровати, прямо на… — Да понял я! — перешел на громкий шепот Баттерс. — Ну ладно. Подожди, я переоденусь. — Мне спуститься за твоей обувью? — в таком состоянии он способен минимум свалить с полки самую громкобьющуюся вазу, если не саму полку вместе со стеной. При всем уважении к грациозности Стотча дома, сейчас он взволнован не меньше, чем Твик после очередных поисков «идеального вкуса кофе Твик». Хм, а если его переодеть, дать в руки термос и неделю не расчесывать, Такер уйдет проверять зрение или психику? — Не надо, у меня здесь кроссовки с физ-ры, — он быстро скидывает пижамную рубашку на кровать и идет к шкафу. С другой стороны, ему будет полезно освежиться. Двух невротиков для одной школы все-таки многовато. Может, мы не суперлучшие друзья, да и наше общение возродилось на почве моего первого самостоятельного суицида путем отстреливания мозгов, но… за последнее время мы как-то сблизились, что ли. Да черт возьми, он вытащил меня из задницы, я вытащил его из задницы. Все прекрасно. Мир, сиськи, пони, радуга. Утятки. — Тебе уже восемнадцать, какого черта ты носишь пижаму с утятками? — последнее слово само собой интонационно выделилось. Ну правда, кто придумывает такие странные пижамы для восемнадцатилетних? — А что с ними не так? Но да, возрастная эволюция это вообще не про Баттерса. Пижамки, утятки, постукивания кулаками и абсолютный наивняк — все это его, Баттерса, и хрен он из этого вырастет. — Да нет, ничего. Классные.***
— Ничего сложного. Просто смотри, как я спускаюсь, — спокойно произнес я, легко нашаривая ногами крепления и, обхватив руками трубу, находя те, что ниже. — У тебя это очень ловко получается, — он, немного свесившись, смотрит в упор, словно спуск на этаж вниз таким образом — сложная и непостижимая наука, как матан. Я продолжаю перемещаться ниже, становясь на новые крепежи. — У тебя получится не хуже. — Нет, потому что я свалюсь. А вдруг она заскрипит, и родители проснутся? Кенни, боже, я, наверное, лучше дома останусь! — Так, Баттерс, спокойно. Выключай Твика и вылезай из окна. Смотри, я на земле, и со мной ничего не случилось, — для пущей убедительности я подвигал ногами и руками, мол, не сломаны. — Если железной палке суждено было отвалиться, она бы грохнулась вместе со мной. Не вытащу его из берлоги сейчас — не вытащу потом. — А если я соскользну? — он уже сдается. — Я тебя поймаю. — Я тяжелый. — Картман тяжелый. — У тебя хватит сил? — серьезнее спросил он. — Давай лезь уже, можешь не смотреть вниз. И форточку закрой. Снова нахмурившись, сомневаясь, но все-таки решительно кивнув, он схватился за карниз и, потянув на себя форточку, начал елозить ногами, стараясь найти крепление. Когда Баттерс, наконец, его нашел, я позволил себе оглядеться. Соседи у Стотчей спали и не видели, как принцесска покидает замок дракона Стотча старшего. Или матушки Готель-Стотча? Нет, для Рапунцель у Баттерса маловато волос. Я услышал легкий скрип прежде, чем чужое тихое «ой», и едва успел приготовиться к тому, что блондин, соскользнув, вдруг полетел вниз. — Держу, — ухмыльнулся я. Парень поелозил у меня в руках и уставился наверх, и я вместе с ним. Форточку он прикрыл плотно, та даже не открылась, и замечательно. Вдруг Стиви помимо прочего сквозь сон может определить колебания температуры в комнате сына? — Все нормально? — Тихо. Он даже не шелохнулся, спокойно повиснув на руках, впившись взглядом в свое окно и вслушиваясь. Я замер вместе с ним, потому что, во-первых, Баттерс оказался не таким уж и тяжелым, а, во-вторых, было бы действительно не круто, спали нас дохера чувствительный папаша на последнем этапе вылазки. — Кажется, все норм, — зашептал я, и парень, чуть погодя, кивнул. — Да, идем. — Прям так? Хорошо. Ну я и зашагал. Так как падал Стотч не совсем по-принцессному, ловил я его несущуюся перпендикулярно земле тушку тоже своеобразно. Другими словами, Баттерс висел, как подхваченный под мышки кот, разве что вплотную ко мне привязанный, болтая ногами в воздухе, а сейчас его и вовсе мотало при каждом шаге из стороны в сторону. Его толстовка огромной толстой синей складкой собралась под моими руками вместе с футболкой, что была под ней. — Пфф, ладно, все, отпусти, — немного заерзал он, пытаясь освободиться, но я держал крепче. — Ладно-ладно, я понял, спасибо. Отпусти, у меня живот мерзнет, Кенни, ну пожалуйста. — А ты говорил, сил не хватит, — хмыкнул я, возвращая парня на землю. — Ты за кого меня принимаешь?***
Стэну стоило запереть дверь. — Нет, Кайл, как ты не можешь понять простой тупой истины? Ты не можешь играть за Джина по этическим соображениям! — восклицал Картман с таким выражением лица, словно ему приходилось в сотый раз разъяснять самую очевидную на свете вещь. — Это по каким таким соображениям, жиртрест? Я играю, кем хочу, — отмахнулся Кайл. Стэн видел, что его друг уже начинает закипать, но ничего поделать с этим не мог, и поэтому сидел чуть поодаль с «закончилось бы это все поскорее» выражением лица, допивая пачку сока. — Ты буквально, блять, сейчас готов послать традиции своей семейки? Издревле жиды почитали Азазеля, который научил их делать оружие для борьбы с Иисусом и красить морду, а Джин убивает Азазеля в конце сюжета! — человек, который смог спланировать подставу Баттерса и организовать сбыт наркоты среди особо «посвященных» школьников, и не попасться на этом, сейчас с серьезной миной заливал какую-то бредятину. — Какая мне разница, кого почитали древние евреи? Не называй их жидами, твою мать! — Ты не уважаешь культ предков, Кайл! Вмешиваться в перепалку себе дороже, как и вообще вникать в суть проблемы, поэтому мы с Баттерсом бессовестно пользовались тем фактом, что ребята сидят к нам спиной. То есть, тихонько и коварно крались к еще целым чипсикам. — Если так сильно хочешь поиграть Джином, просто выбери его! — Битва Джина против Джина пиздец нереалистична, выбери кого-то еще! — Перестань канючить и сам выбери! — Окажи почтение своим, блять, еврейским корням! — Завались! Я почти достал пачку, но брюнет, который так и не заметил нашего присутствия, сделал это первым. Сверившись с часами и что-то про себя решив, он вскрыл пачку и высыпал чипсы в большую чашку. Сырный запах распространился по комнате с бешеной скоростью, и желудок тихонько напомнил, что последний раз я ел утром. — Картман, — вмешался Стэн я-только-что-забрал-твою-пачку-еды-Марш, — Ты разве не за Кинга проходил все арки? Повисла тишина. Картман, все это время флегматично не сводивший взгляда с экрана, медленно повернулся на соперника. А я решил, что хватит уже держать в узде свои природные инстинкты, поэтому наконец захапал чипсину. — … Твою мать, Кайл, ты отвлек меня росказнями о своем распрекрасном Джине, и я забыл про него! — Это еще я виноват? Ты начал заливать про какой-то культ предков, мудак! О, привет, Кенни и… Баттерс? Опять стало тихо. Так как это моя последняя днюха здесь, мы отвели сегодняшний вечер под «пати для своих», которое включало приставку, фильмы и отсутствие алкоголя. С последним не беда — он ждет нас завтра, на большой тусе, о которой Баттерс, соответственно, тоже не в курсе. — Он потусит с нами сегодня. — Баттерс? — снова оживился Картман. — Да ну нахуй, Кенни, ты где его откопал? Иди на улицу и закопай обратно. — Никто тебя не слушает, жиртрест, — закатил глаза Кайл. — Да, проходите, ребят. Сейчас эти два придурка определятся, за кого им играть, и начнем. — Эй, Стэн! Я здесь твой суперлучший друг! — сходу нехило прифигел рыжий. — Не горячись, Кайл, его единственный друг сейчас — каблук Венди, который скоро проломит ему черепушку. — Завались, жиртрест! Все сложно, — видимо, это действительно было так — Стэн скрестил руки на груди и уставился в телефон, листая последние сообщения. — Подожди, ты не говорил, что вы с ней снова… — Господи, да у них же никогда ничего не бывает в порядке, — раздраженно выдохнул Картман. Я плюхнулся на подушки рядом со Стэном и пододвинул к себе заслуженную вазу, Баттерс скромно присел рядом. И чего это он как не свой? — Кайл, если ты… мрфм! Пока Брофловски, схватив одну из многочисленных подушек, коих тут было навалено как-то чрезмерно дохуя, пытался почти дружелюбно задушить врага народа номер один, я наклонился к Стэну. — У тебя что, все свалили? — Будь это не так, они бы не кричали здесь. У мамы корпоратив в Денверском ресторане, она взяла папу и сняла номер в ближайшем отеле. А, — он продолжил тише, — Серьезно, чел, я не имею ничего против Баттерса, но почему ты его вдруг привел? — Мы неплохо скорешились в последнее время, — неопределенно пожал я плечами. — А еще у него хуевые родители. Надо его вытаскивать. — Как хочешь. Завтра он придет? — Если захочет. — Слезь с меня, жирная задница! — Я не жирный! — Итак, — я повернулся к Баттерсу. Он здесь явно чувствовал себя очень неуверенно. Его можно понять: во-первых, его не звали, то есть, звали, но в последний момент, а во-вторых, над ним тенью нависла угроза быть спаленным отцом. Стотч сжал кулаки и, не поднимая отведенного (зуб даю, что виноватого) взгляда, наверняка хотел сказать что-то вроде «может, я все-таки пойду?», но я опередил его и вложил как можно больше уверенности в следующую фразу. — Он не узнает. Во сколько он обычно просыпается?