***
— Иноджин, милый, — на пороге юношу встретила мать, Ино Яманака. Девушка с длинными белыми волосами приобняла сына и пробежалась своими зелёными глазами по телу, желая выяснить, не получил ли последний серьёзных ранений. Так было с самого детства, ещё с 12 лет, от миссии ранга D до ранга A. Иноджин никогда не жаловался, тем более, ему было приятно, что дома кто-то ждёт и заботится. Мать была готова дать ему всё, только вот… младшему Яманака нужно было запретное. Скажем, одну красавицу деревни скрытого листа, за царапину на которой тебе голову оторвут и полетит она за страну Водопадов! Ха, от такого даже бы сам бессмертный Хидан умер. — Дождалась. — Мам, я хочу кое-что у тебя спросить. Так кто осмелится пойти на что-то в столь безумное? Иноджин не был безрассуден и не из тех, кто не подумав рвался в бой, как Узумаки Боруто, даже наоборот, желал узнать больше о угрозах и продумать как можно тщательнее свои действия. А самое главное, он мог похвастаться огромной сдержанностью и терпением, поскольку сдерживает он себя рядом с Химавари уже довольно давно, ведь он не любил спешить, может поэтому, а может, не хотел испугать девушку и сесть за изнасилование, но было хуже, если вдруг свидетелем этого стал Боруто, он не сдержался бы расчленить нахала на месте. — Что-то случилось, — Ино внимательно взглянула на сына, набравшись терпения дождаться томительного ответа. С другой стороны, о чём же думать осталось? В картины, рисованные им, было вложено максимум усилий и фантазии, не обходясь без реализма. В картинах с изображением Химавари Узумаки не было исключений. — Этот вопрос возник уже довольно давно, я много наблюдал, но так ничего и не понял, — к чему же ведёт сын? — Почему ты влюбилась в моего отца, — нет, нет, нет, Ино ожидала всего: от вопросов о техниках, до длинного разговора о наркотиках, но такого-о-о-о, нет, от чего последняя незамедлительно замялась. — Понимаешь, Иноджин, — щёки залились краской. — Я влюбилась в твоего отца после того, как увидела его настоящие слёзы, а не за фальшивую улыбку, — в голову ударили воспоминания о их битве с Саем, когда девушка любой ценой должна была вывести его из гипноза, после чего и увидела прозрачные капельки на глазах. — Но ещё далеко до этого момента, если подумать, мне нравилась его уникальная внешность. Форма у него была такой же, как и у тебя, разве что без этой серой водолазки. И сейчас, Иноджин задумался, и правда, парни с открытым телосложением нравились большинстве девушек гораздо сильнее, что он неоднократно наблюдал, но как-то не уделял особого значения. Наверное из-за того, что перед глазами каждый день слишком очевидное исключение. Шикадаю не пришлось оголяться или привлекать к себе внимания, «Шикадай Нара был Шикадаем Нара, может и мне просто сесть и ничего не делать?» — Ох, женщины, сколько с вами хлопот.***
Иноджин носил чёрный боевой жилет без рукавов, под которым была серая футболка, штаны и сандалии того же цвета, красный рюкзак за спиной. Таким его увидела и запомнила Химавари. Ей же легче было проверить себя на галлюцинации, нежели поверить в то, что Яманака решился на такие перемены. — Ты так прекрасна сегодня, подсолнушек, — подметил он ещё с порога, держа в руках букетик белых лилий, так бы и прижал её сейчас, впилившись в эти сладкие, девичьи губки. Нет, слишком рано. Уголки губ Химавари дрогнули из радости и поднялись вверх, глаза так и заблестели, слившись с синевой тёмной ночи. Иноджин было подумал, что девушка ждала его, замерев на пороге. — Привет, — в этот вечер он не будет льстить, сдерживаться, он будет настоящим с ней. — Иноджин, — пробормотала себе под нос, опустив глаза на букет цветов. — Ты поздно. На что ирьёнин* лишь усмехнулся, нахально переступив порог дома. — Для тебя хоть на рассвете, моя сладкая кошечка, — он подмигнув, поцеловал деву в щёку, которая ещё никак не успела среагировать на сказанные ей слова, но уже через несколько секунд, открыв один глаз, он задумался, что, может быть, эффективнее было вломиться к ней через окно в двенадцать часов ночи, дабы избежать этих томительных уговоров? Без лишнего шума и суеты, как говорят. — Что, — лицо Узумаки залилось краской и последняя отвернулась к дверям, видящим в кухню. Без лишнего премедления, Иноджин медленными шагами последовал за ней, наблюдая за тем, как девушка ставит в вазу букет цветов, очевидно, решила сделать вид, что не слышала. Оговорился, с кем не бывает? — Хима, я говорю, что нет ничего хуже, чем вести светскую беседу с человеком, которого хочется тихо и нежно изнасиловать, — выпалив на одном дыхании, рад бы он ответить, откуда у самого такая смелость, да сам не знает, на что Узумаки содрогнулась и почувствовала, как собственные ноги чуть не согнулись и предательски отказались от неё, когда опасность уже дышит в спину. — Что, что ты делаешь, — занервничала Узумаки, как только художник обнял её за талию сзади. — Боруто! Боруто дома, — верно, присутствие старшего брата стало бы огромнейшей проблемой с риском получить по завалинке, но Иноджин-то прекрасно видел ещё по дороге сюда, как блондин сбежал через окно, да старался так тихо и беспалевно это сделать, что вовсе не заметил проходящего мимо одноклассника. — Прошу! Отпусти! Блондин с зелёными глазами не торопился даже пытаться удержать тёмноволосую насильно, в противном случае, она уже была повалена на стол, а сейчас даже наоборот, Узумаки может вырваться и сбежать в любой момент. В точности, как и задумано. Химавари расцепила замкнутые на себе руки парня и побежала на верхний этаж, сказать, что ей не нравился этот движ, значит ничего не сказать, чего нельзя думать об исчезнувшем с кухни Иноджине. Напуганная до демона Лиса, Химавари вбежала в комнату, при отдышке сразу же замкнув дверь на замок, схватилась обеими руками за твёрдую, железную ручку. Дай ей сто железных дверей, заперла бы их на тысячи замков. Химавари не могла поверить, что мальчик, в которого она влюблена с пяти лет мог так с ней поступить, от чего стало страшно, очень страшно. К этому девушка была явно не готова, а как только перед сном выскакивали в голове такие мысли, дочь Хинаты сразу же краснела и зарывалась лицом в подушку, умоляя себя забыть о таком невежестве раз и навсегда, при первом же воспоминании о такой ночи фантазии вырвались вперёд и Узумаки кинуло в жар, и Химавари чуть не упала на коленки прямо перед дверью, но тут чьи-то нежные руки подхватили за талию, здравые мысли, словно вихрь снёс тихий голос, который обжёг ухо и пустил мурашки по коже. — А ты молодец, что заперла дверь, — шесть пар рук одновременно коснулись мягкой кожи девушки, оттащив от двери. — Я тебя заждался, — сердце билось всё чаще от таких ощущений. Кто эти шесть рук? Химавари не может обернуться, так как двое из неизвестных ей ладоней закрыли обзор, еще двое держали за талию, а последние захватили в плен руки и закинули за голову. У Химавари было десяток вопросов, что и как, но хрупкое, женское дело содрогнулось, как только холодный язычок коснулся шеи и подался на два сантиметра вперёд. Химавари хотела кричать и вырываться, но что-то мешало это сделать, одновременно хотелось подчиниться всем предстоящим ласкам, это не возбуждение ли? — Дзюцу теневого копирования, — младшая Узумаки допускала мысль о том, что это трюк, но как она должна была проверить? Может сунуть ему нож промеж лопаток? Да, все же надо было. — Рисованные клоны. — Ты изнасилуешь меня, — скрыла чувства за вопросом, но она хочет, чтобы не отпускал, чтобы соблазнял своими движениями, чтобы ноги подкосились и согнулись, опустив тело на колени. Говорил о том, что она, красавица деревни листвы, не способна устоять перед его природным обаянием, пленница в его ногах. — Я бы не назвал это сейчас изнасилованием, — и двое из шести рук отпустили пленницу, а последняя почувствовала холодок по телу, как только тепла вокруг стало меньше. — А ты, — на лице Иноджина заиграла довольная улыбка, как только губы прошлись по шее, от чего бархатная девичья кожа покрылась мурашками. — Открой мне глаза, — ахнув, потребовала Химавари, Яманаке нравится этот приказной тон в голосе беззащитной, который одновременно дрожал требуя чего-то, девушка всё больше заманивала этим в тупик, хотелось искусать прямо сейчас до стонов эту тонкую кожу. — Пожалуйста. Химавари удерживает за талию только один человек, тот сегодняшний Иноджин будет прижимать к стене, по-лисьи улыбаться и тихо хохотать, пустив её руки по всему своему телу, одновременно расстегивая пальцами застёжку лифчика под задернутой майкой. Химавари неуверенно касается кожи блондина, как только его тело нависло над ней, осторожно, будто боясь испугать что-то очень трусливое и мимолётное. Низ живота начал добиваться своего, от мягких пальцев художника шаливших под своей юбочкой, Химавари стиснула зубы, удерживая требующий большего стон. Иноджин насмешливо наблюдает за тем, как она нервно, дрожащими руками убирает со своего пути его чёрные штанишки, стягивая их вниз. За этим забавно наблюдать, поскольку сначала она еще неплохо сопротивлялась, Иноджин еле удержался от душераздирающего желания упомянуть о своей победе, но воздержался, осознавая, что может испугать нерешительную Узумаки. Она абсолютно беззащитна в руках Иноджина, а он, был обезбашенным художником, который отдал ей свое сердце в рисунках, начиная с набросков, нарисованных в четырнадцать, а позже фантазируя, изображая на бумаге изящное, обнажённое тело, а затем пряча свои потайные желание на самую далекую полку, которая только есть в комнате. Он технически просто пришёл и поставил ее перед собой на колени, как оживившую рисованную девочку. «Да, ты охуительная, твоя мать — принцесса клана Хьюга, а отец — правитель современной столицы страны Огня. А я, я просто Яманака Иноджин, и ты уже не можешь отвести глаз, да!» Иноджин столкнул Химавари так, что последняя оказалась под ним, прижавшись обнажённым до нижнего белья телом к неприятно холодному полу, что и развеяло недавно нахлынувшее возбуждения, но парень бы не позволил полностью этому случиться, схватив расстёгнутый лифчик и стянув его вниз, он с полной решимостью в себе прильнул горящими от возбуждения губами к шее девушки, а он, оказывается, в этом знал хоть что-то, засасывал кожу, оставляя после себя багрово-красный след, опускаясь всё ниже к ключицам. От таких ощущений Хима опешила, зарывшись пальцами в волосы блондина, которые ещё пару секунд назад связывала в кучу сорванная резиночка. Химавари уже почти решилась не сдерживать свой стон, время от времени вырывающийся наружу от прикосновений губ парня к телу, но внезапно Иноджин остановился, когда взгляд его упал на обнажённую грудь Химавари. Если присмотреться, всегда можно было заметить, что грудь младшей Узумаки ещё пышнее, чем у матери, а глаза голубее, чем у седьмого Хокаге. Бросив ещё один быстрый, любопытный взгляд на обнажённую грудь своей покрасневшей до ушей леди, парень осторожно прикоснулся к ней правой рукой, нежно сжимая её. — Аа, — Химавари тихо застонала, дав волю чувствам. После долгой задержки, последняя почувствовала невероятное облегчение, прошептав его имя. — Иноджин, — ещё, и ещё, так страстно и медленно, как только могла. Вторая рука подключилась, взяв второй сосок, массируя его сильными руками, так мучительно нежно, как было возможно. Это приятно, безумно приятно. — Мне взять в рот? Иноджин ударил ладонью, потом второй по набухший соскам, вызывая еще большее желание получить больше, что по праву может быть только в его власти, может быть только его собственным. «Опять же, ты не можешь кинуться полуголая к двери и убежать с криками о помощи. Нет, ты можешь. Конечно, можешь наиграно схватить за ручку, но лишь для того, чтобы я взял тебя за бёдра и затащил обратно, сунув кляп в рот и отхлестал плеткой по сиськам и заднице в наказание плохой девочке.» — Прошу… «Не смотри на меня так, я читаю это все в твоих глазах. Ведь я художник, да. Я видел тебя такой на своих картинах и вижу тебя такой в реальности. Можешь вырываться, можешь кричать и проклинать этот день, моё существование, ведь тебе это нравится. В твоей жизни у тебя не было плохих парней и это твоя главная проблема, поэтому ты смотришь и восхищаешься всем тем, что моя нахальная персона делает с тобой, как закидывает ногу на твоего брата, вызывая дикое возмущения с его стороны, от чего мне и нравится это делать.» Иноджин был доволен собой, прикасаясь губами к обнажённым соскам беззащитной девушки, прикусывая их и наслаждаясь стоном, который неосознанно становится все громче и выразительнее. — Ты невыносим, — как внезапно девушка оторвала свои руки от тела партнера и задрала свою короткую юбочку, сунув мягкие пальчики под собственные трусики, коснулась молящего о внимании клитора. Иноджин был немного поражён таким поворотом событий, но и доволен, все же это его заслуга. — Зараза. Мужские пальцы припали к клитору, массируя запретную зону круговыми движениями, от чего девушка сладко стонала, изгибаясь в новом порыве страсти. Слишком приятно как для насилия и слишком хорошо для изнасилование. Хотелось молить и молить о продолжении, обхватив двумя руками шею парня, у которого выше пояса не осталось никакой одежды, а если брать все тело, только трусы и стянутые до колен штаны. «Моя нахальная персона манипулирует тобой. Я раздражаю и вывожу тебя из себя, когда делаю что-то в своей манере. Я знал, что девушек всегда манило что-то запретное и сверхъестественное для собственного понимания, но мне туго думалось, что можно прям так грязно и беззаботно. С кем же забухал инстинкт самосохранения? Не ясно, но сейчас я слишком занят, чтобы о этом думать. Да, сейчас бы так и кричать о самообладании. Оба бухать пошли. Ебушки таких воробушки!» Химавари понимает, что Иноджин сломал её. Это сразу становится ясно, когда он смотрит ей в глаза и улыбается, словно всё в них прочитал. Потребность, возбуждение, эти чёртовы запретные желания, свались они в бездну. Горячие, безрассудные мысли, её затаенные страхи, которые так и отражаются в частых стуках сердца, только при виде на эту нахальную, завораживающую улыбку, ей становится страшно, но почему-то тело отказывается слушаться. — Может быть больно, — резко два пальца вошли внутрь и руки девушки крепко вцепились в плечи насильника, сжав их до покраснения, после тихого стона. Между ног сильно пекло и щемило, а лицо покраснело то ли от смущения, то ли от жара внутри. — Влажно, — и тот, высунув свои пальцы из нутра девушки, приложил к языку, слизнув с них выделение. Как ей удаётся быть одновременно такой худо-бедно смелой и одновременно засмущавшейся до праха. Химавари провела рукой по горячей от градуса спине парня, вызывала этим мурашки по всему телу и выгнув спину, прижалась ближе, и тот припал локтями к полу, губы были так близко друг к другу, что Иноджин забыл, как дышать и нежно решил действенности эти гладкие губки. Нет, время импровизировать. Этот момент не достоин первого поцелуя, но Иноджин заставил наивную поверить в обратное, схватив за подбородок двумя пальцами, от того Химавари чуть сама не прильнула зубами в зубы. — Ты еще нацелуешься со мной в диком трахе. Приподнявшись, он взял и схватил двумя руками за затылок, уткнув девушку носом в свое скрытое под одеждой достоинство. Губы девушки прочувствовали цель через ткань трусов, излизывая вдоль на пару сантиметров. — И-и-иноджин, я прошу, — Химавари прикрыла глаза, старая скрыть свой взгляд от насмешливого, наглого взора Иноджина. — Просишь чего? — спросил равнодушным тоном, прикладывая руки девушки к своим чёрным штанишкам. — Прошу любить меня, — выдавила из себя Химавари, опустив голову вниз. Ей было стыдно показать своё лицо Яманака, посмотреть в эти зелёные глаза, всё лицо стало похожим на помидорку. Так бы и молчала, так бы и тряслась мысленно, но он спустил оба пальца к её подбородку и вернул его на свое место, настойчиво приподняв. — Господин Иноджин, — эти слова объявили в этой долгой и мучительной войне его победу. Триумф. Так как её сейчас, он не хотел никого и никогда. — Сладкая победа, даже интересно, — он задумался. — Ты во всех местах такая сладкая? Химавари поняла весь смысл этой пошлой шутки, хотелось бы возмутиться, но тут же резкий зов внизу живота все испортил. — Вау, возбуждаешься, — Химавари помнила, что Иноджин слишком внимателен и бдительности ему не занимать, но сейчас, в этой комнате, в самый нужный момент, она… забыла? Сам Иноджин глубоко в душе запутался, как дышать, от чего дыханье незаметно участилось, а приятного в этом мало. Отойдя на шаг назад, он принялся снимать из себя верхний слой одежды, за чем Узумаки неотрывно наблюдала, мысленно переходя к тяжёлому. Да так видимо увлеклась, что забыла о собственной одежде, но кто бы знал, что Яманака, еще рисуя годы назад портреты с обнаженным телом Химавари уже всё продумал от «а» до «я» — Куда мне сунуть? Не определившись с выбором спросил у нее он, как девушка сразу же жутко смутилась и хотела отвернуться, но востребованные пальцы мигом поймали на горячем и приподняли лицо за подбородок, от чего последняя приоткрыла рот, да только стоило это сделать, как художник засунул туда свои два пальца. Химавари ахнула в слух, уставившись на Иноджина, как только пальцы коснулись языка. Яманака, продумав план действий на следующие десять секунд, сунул пальцы полностью в рот, а затем высунул почти до основания ногтей, ничуть не ожидая реакции со стороны девушки, засунул их полностью, снова. Он сделал так десятки раз, но ни разу не высунул пальцы полностью, со временем делая это все медленнее, плавнее и…он дождался желанного результата. Его это забавляло. Химавари успокаивалась и от поры до времени прикрывала глаза. Сглотнув тяжелый ком во рту, девушка сама начала посасывать пальцы языком, и неуверенно, но осторожно двигаясь ртом самостоятельно, беззвучно постанывая. — Пожалуйста, отпусти мои пальцы, — вежливо попросил. Просьба сразу же привела девушку в чувства, скажем, спустила с небес на землю, а Яманака, у него лишь это вызвало самодовольный смешок, перед тем, как он сунул мокрые два пальца себе в рот, попробовав их. Химавари смутилась, она до сих пор не могла поверить. Зачем и как она это делает, тем более, с кем? Не мало мыслей прилетали и вылетали из головы. Что-то возвращалось, что-то путалось и отвергалось, сразу же забывалось. А некоторые мысли, словно ниточки, сплетали собой замысловатый узор. По истечению одной минуты, когда уже головка члена уткнулась в «губы», взгляд Химы сосредоточился на настольной лампе настолько, что ещё немного и она бы нашла в себе силы дотянуться, но он слишком внимательно наблюдал за её взором… Шиноби должен учитывать всё на заданиях: верный ход, процесс, исход, безысходность. Это игра на смерть, игра с огнём, море на Титанике. Один неверный шаг и ты пропал. Пожалуй, этот вечер ничем не отличается от миссий ранга «D». — Раз уж ты так хочешь траха, в сознании я выебу тебя гораздо изящнее, чем под огревом тяжёлых предм… — Хима! Сердца возлюбленных ударили в унисон. — Хима, почему дверь не заперта? Всё в порядке? «Твою мать!» — Нет, братик, прошу, — «черти, да кто так просит то?» — Не входи! Но слишком волнующее плохое предчуствие не давало Боруто покоя. — Я вхожу.