***
— А я подумал, тебя тут пытают, — довольно усмехнулся Боруто, нервно выдохнув. Брат одаривал своей тёплой улыбкой, заботой, вниманием каждый день. И порой даже излишне, но даже так ей казалось, что от его улыбки солнечный свет становится ярче. — Ты лежишь, тебе плохо? — а всё же ловко спрятался Иноджин. Верно Боруто утверждал о том, что ирьёнин любил оттачивать техники до блеска, если это касалось маскировки. Вот только было очень неприятное и смущающее «но», ну или же он специально расположил свой член прямо возле её возбужденного клитора и щекотал его головкой. Лицо Химы пылало от стыда. Пусть всё то, что находилось ниже ключиц, скрывало толстое покрывало, но присутствовало такое ощущение, будто брат всё видит и без всяких техник. — Братик, не трогай, — востребовала, как только ладонь Боруто легла на покрасневшую щеку. — Не трогай, — требовала. Только парень не предпочёл слушаться сестру, а наоборот, поспешно прожигал взглядом, нависнув над ней. Лицо Боруто приближалось к девичьим губкам, и дыхание неосознанно начало сбываться, последний лишь прикусил губу и остановился за восемь сантиментов к столкновению губ. — Убери руки! Мне хорошо! — Ну так возьми и убери, раз хорошо. Страшно что-либо предпринимать. Её стиснули с двух сторон. Раскрыть Иноджина? Нет, стыдно! С другой стороны, ведь эти двое от этого дома и щепок не оставят. Это же Боруто, а он ведь Иноджин. — Не смотри на меня так внимательно, — запнулась и легонько прикрыла глаза, как губы старшего Узумаки приблизились ещё на три сантиметра. — Ты бесишь, — он выдохнул прямо в приоткрытый ротик сестры, и по истечению секунды, Химавари по правде стало страшно открыть глаза, хотя нависающий аромат ванили, исходящий прямо из его уст, был весьма неплох. Всё это смущало ещё больше, чем сегодняшний поступок брата. Узреть его таким — это выше её сил. Руки младшей Узумаки уже напряглись, чтобы в случае чего оттолкнуть наглеца ударом мягкой ладони, но чужое терпение лопнуло раньше, и не успела засомневаться в правильности собственных действий. Да, метода изощрённей Иноджин не придумал, но даже так Боруто отлетел назад, а одеяло подлетело на десять сантиметров, сама Хима содрогнулась от неожиданности, крепко схватив пальчиками приземлившееся на неё одеяло. По телу прошёл заряд тока, как только Яманака использовал свою очередную технику. Блондин будто бы пришёл в себя. Схватился за голову и поднявшись на ноги, что-то пробормотал в манере извинения. — Продолжим? — Яманака схватил девушку за волосы и потянул угрожающе назад, убрав маскировку. Головка члена вошла в нутро девушки, и последняя не сдерживает крик, утыкаясь в подушку лицом. Ниже живота пронзила до крика нестерпимое чувство, а с голубых глаз тут же скатились слёзы. Не успели и двери захлопнуться, как едва отдалился Боруто. — Вот же заноза в жопе, — член всё глубже проникал внутрь, хозяин впустил его до самого основания, Химавари нервно дышала и недовольно скулила, стиснув зубы. На этом он остановился, будто дал шанс что-то сказать. — Я уверена, Боруто-кун не виноват. В этих глазах блестело что-то лишнее, это было не его, — оправдывала брата. — Он не такой! Это не может быть правдой, — Коноха слезам не верит, но сейчас дело касается Боруто. Сына господина Седьмого и брата возлюбленной. Здесь Иноджин чуть ли не провалил свою условную миссию, чего никак нельзя позволить. — Если эта зараза ещё раз попробует, так просто уже никто не отделается. — Ладно! Сделай со мной что хочешь, только выкинь этот случай из своей памяти… пожалуйста… пожалуйста, — Яманака был немного поражён. Эта девушка приносит себя в жертву ради брата? Так на что же она способна, в конце концов? Что она продаст дьяволу, если таков существует? Иноджин любит опускать людей ниже себя, пусть это и девушка, но Химавари никогда не поддавалась этой технике, хотя и не была шиноби. Может это в ней настолько зацепило парня? Хотел сковать цепями и опустить на колени перед собой, только что-то не получилось. Со временем замечаешь в человеке вещи, которые более потрясающие, и это начинает влечь тебя всё сильнее. Как аромат свежей пиццы в духовке. — Ещё пожелания есть? — вопрос не был риторическим, но Химавари ничегошеньки не сказала. Ирьёнини продиктовал следующее. — Похоже, девственность для тебя не была дохрена ценной вещью. Ну и чёрт с ним. В любом случае, вряд ли это было настолько больно, как ты пыталась показать. Ты надеялась на жалость? — Узумаки продолжала громко дышать, не разжимая кулаки. — Не знаю я. Благословение это, или же наказание? Не знаю. Ты извращенец. Жуткий извращенец. Мне только семнадцать в следующем месяце, — «это единственное, что тебя волнует? Неужели это правда всё? Я не прочь быть убитым, если это твоя цена, но готова ли ты?». — Слышишь, ты не вертись, — Иноджин прижал неровно дышащую красавицу к себе. — Смена позы сопровождается болью. По крайней мере, в первый раз. С другой же стороны, тебе не придется притворяться, а я буду сверху. Что ты выбираешь? — Я хочу, чтобы ты сейчас же отпустил меня. — Пора бы тебе смериться. Тебе приятно, ты сама это знаешь. Я вхожу в тебя, а ты молча воспринимаешь мои толчки, но стараешься не постанывать, но это зря, я получил уже вполне достаточно удовольствия, — Иноджин издевательски захохотал, сжав обеими руками грудь дамы сердца, но почти перестал двигаться внутри неё, мол, решил опробовать что-то новое. — Тебе так больше нравится. Что скажешь, подсолнушек? — Вот же… Идиота кусок… А-а.***
«Ты уткнулась носиком мне в грудь, дочь Узумаки. Свет падает на нас с тобой, сквозь прозрачные стёкла окошка в твоей комнате. Ты всё ещё спишь? Тем и лучше. Ты. Я. Очень жаль, что всего этого не должно быть. Сломал гордость принцессы, которой не принадлежу. Я не отделаюсь одним «прости» и «пожалуйста», как бы этого не хотел. Как бы съязвил и как широко бы не улыбнулся. Всё уже изменилось. Я смыл все те чувства, которые ты могла ко мне ощущать раньше. Надеюсь, ты не почувствуешь момент, как я уйду. Ведь если подумать, холоднее тебе всё равно не станет. Мне же, теплее всё равно не быть. Маньяк.» — Не для меня в саду роза цвета. Я буду наказан.