К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Лекари сделали все, что могли, убрав последствия старых травм и вернув Одину свободу движений, но большую часть шрамов с лица и тела убрать не удалось, только слегка сгладить, словно отодвинув подальше в прошлое. — Поражение в правах до конца лета, — приказал старший лекарь. — Поражение в правах — это что? — насторожился Один. — Тюрьма? И тут тоже? Ломион расхохотался. — Нет. Только люди способны посадить в клетку другое живое существо. Поражение в правах — это значит, что ты не имеешь права покидать целительские покои без сопровождения, назад дороги не найдешь. Впрочем, тебя это не касается, ты иллюзий не видишь. А из леса выходить нельзя даже с провожатым. До конца поражения в правах никто не допустит тебя к оружию, никто не заключит с тобой договора и никто не примет всерьез твоих слов. У тебя нет права голоса. В остальном делай что хочешь. Нож и винтовку оставь в соседней нише. — Тоже мне — поражение, — ухмыльнулся оборотень. — Видали и похлеще. Сопровождение — это ты, что ли? — А мне деваться некуда. Русский, кроме тебя, знаю только я. Изучай синдарин — тогда сможешь понимать остальных. Раз ты научился слышать — дело пойдет веселее. Дергай знания из моей головы, так же как я таскал все из твоей. И освой, наконец, верховую езду, — Ломион подумал и ехидно добавил: — Здесь трамваев нет.       С осанвэ изучение синдарина действительно пошло быстрее и легче. С каждым днем оборотень говорил на чужом для него языке все более свободно и правильно. А получив возможность читать, стал тратить на чтение большую часть своего времени. Летописи и трактаты, записываемые Видящими, хроники, попадавшие к лайквэнди от Нолдор — Один не упускал ничего, изучая мир, в котором ему отныне предстояло жить. Да и заняться всерьез на время поражения в правах ему, по сути дела, больше было нечем, не считая верховой езды да добровольной помощи целителям.       Знакомство с Хэледиром принесло странные плоды. С легкой руки лесного менестреля дозорная молодежь перевела “Катюшу” на синдарин и теперь распевала повсюду. В песне речь шла о вещах близких и понятных — дева ждала своего избранника, ушедшего в дальний дозор, да и мелодия красивая. Вскоре в Лесу зазвучали и другие песни мира людей.        С законами, политикой и историей Один разбирался быстро. Ломион с удивлением наблюдал как из-под пера напарника на куске пергамента появляется карта, где горы, леса и реки были обозначены приблизительно, но зато было удивительно точно прорисовано, кто какими землями владеет. Для обозначений Один использовал внутреннюю письменность Леса, которую, как и кирт, запомнил так, словно когда-то знал. Вот подкова хребта Эред Энгрин, сдерживающая Великий Лед на севере, обозначения Ангбанда и пиков Тангородрим, открытая всем ветрам равнина Анфауглиф, владения Моргота — нейтрально-серая штриховка свинцового карандаша. Безразличны. Вот, южнее, путаница ущелий, хребтов и нагорий Эред Вэтрин, Криссаэгрима и Дортониона, пятно лесов Дориата южнее, непролазные болота Сереха в верховьях Сириона, текущего на юг, к заливу Балар — лоскутное одеяло земель Нолдор и примкнувших к ним Синдар — разные оттенки киновари. Опасны. Равнина Эстолада на западном берегу Гэлиона, заселенные людьми вечно спорные земли, которые считают своими рыжие близнецы Амбаруссат, и, севернее, владения Маэдроса, Маглорово ущелье и расположившийся западнее Дориата Бретиль — рыжая охра. Потенциальные союзники. Гэлион, как и Сирион, текущий с севера к далекому южному морю — ничем не отмеченная граница между квэнди и людьми. Вытянувшаяся вдоль Гэлиона длинная линия горного хребта Эред Луин с узкой полосой Таргэлиона и расчерченного линиями семи текущих с Эред Луин и впадающих в Гэлион рек Оссирианда — земли лайквэнди. Ломион знал, что напарник разным цветом обозначал на карте степень возможной опасности для Леса. Ломион увел Одина от войны, его прошлое было накрепко заперто, но вывести войну из его души оказалось невозможно. Похоже, он вообще не представлял себе мирной жизни.       Солнце уже не так высоко поднималось в небо, напоминая о скором равноденствии. В зелени древесных крон начали появляться первые золотые пряди. Луга пахли сохнущими травами, пижмой, черной полынью и ацеласом, с ними спорили своими медовыми и остро-пряными ароматами пурпурно-розовая недотрога и запоздавшие сливочно-белые метелки цветов шеломайника на речных берегах. Лето уходило, время поражения в правах кончилось, и Один отправился в свой первый дозор. — Что я вижу? Ролевую игру, цыганский табор или стоянку хиппи? Кто ж так в разведку идет? — презрительно выплюнул лауме, явившись на место сбора и глядя на сваленное в кучу оружие и снаряжение, костерок и вольготно расположившихся вокруг него квэнди, называвших себя дозорным отрядом. — А что тут такого? — удивилась компания, — Всегда так делали. — Встать! — гаркнул оборотень, пребывавший в прескверном настроении. Накануне с земель Карантира к целителям привезли раненых нолдор, которых свои сочли убитыми. Вастаки, опасавшиеся лесных эльфов, с нолдор не церемонились, да и крестьяне тех племен, что называли себя “друзьями эльфов” не отказывали себе в удовольствии без шума и пыли помародерствовать на местах чужих боев, в очередной раз списав все на орков. Пришельцев из Валинора спасала невероятная живучесть — они отчаянно не хотели попадать в Чертоги Ожидания. Разглядывая “мешки с костями”, оборотень мрачнел на глазах. “Духи и есть духи. Даже в этом мире. Бил их, бью и бить буду”. — Как вы разговариваете с офицером?! — голос лауме раскатился по поляне глухим рыком. Ломион ни разу от него такого не слышал, — Руки по швам, смир-рно!       Наконец пришло время сыграть веселую шутку, которую Ломион готовил три новолуния. Повинуясь незаметному знаку, дозорные дружно вскочили, построились в шеренгу, вытянулись по стойке “Смирно” и звонко прокричали по-русски: — Здравия желаем, товарищ командир! Один ухватил не успевшего увернуться напарника за косу. — Твоя работа? — Моя, — не стал отнекиваться Ломион. — А что? Ты же сам себя так называешь. Товарищ командир. И еще как-то... Что-то, похожее на верховного вождя. А я при чем? — Вот намажу уши депилятором — узнаешь, при чем! — Ты сперва депилятор добудь! — расхохотался Ломион. — Сам-то лишнюю шерсть наточенным ножом сводишь! Оборотню крыть было нечем. Ни опасных, ни безопасных бритв квэнди не знали. — Растаманы, мать вашу, — неодобрительно бурчал Один, не собираясь менять гнев на милость. — Только косяков в зубах не хватает. Ладно, шутки в сторону. При таком раздолбайстве неудивительно, что люди вас теснят. И долго вы отступать собираетесь? Будете действовать так же неспешно — люди вас численностью задавят. Если всех людей построить в одну колонну и начать расстреливать из луков, то рождаться и вырастать они будут быстрее, чем падать. Дарю идею. Можете проверить. Лайквэнди вздрогнули и негромко зароптали. Кто-то уже представил себе эту картину и не замедлил поделиться с остальными. — Мы не вступаем в открытый бой, — попытался растолковать Хэледир. — Нас слишком мало и потеря каждой жизни для нас невосполнима. Ну сам подумай. До четырех дюжин зим мы малые дети. В четыре дюжины отправляемся учиться. В пять-шесть дюжин, получив звание мастера, заключаем договор о намерениях. Сватаемся, по-вашему. Потомство появляется самое раннее — в без трех дюжин гросс. Обычно позже. Да и разрыв между нашими детьми велик. Две дюжины зим, но бывает и больше. Перерождение положения не спасает — ведь все приходится начинать, по сути, с начала, пока не осознаешь себя заново. Мы очень медленно наращиваем численность. — Значит, надо наращивать мозги, — парировал Один. — Развивать технологии, совершенствовать оружие. И не позволять людям наращивать их так же. Этот мир таков, что выжить должен кто-то один. Или люди, или вы. Ясно, ушастые? — А вот Финрод так не считал, — задумчиво проговорил совсем юный парнишка, сидевший в обнимку с рыжевато-бурым псом. — Жил грешно и помер смешно, — презрительно фыркнул Один. — Позволить себя сожрать в собственном винном погребе! Позорище. Думаю, Намо здорово повеселился. — То-то ты от этого человеколюба сбежал! — подначил паренька Хэледир. — Явился-не запылился, помесь орка с огородным пугалом. Скажи спасибо, что дозорные по заморской речи тебя опознали, а то шлепнули бы не глядя. Грязный, блохастый, верхом на таком же грязном и блохастом варге. Страшно — аж жуть! Пес завилял хвостом, разметав сухие листья, и выдал нечто подозрительно похожее на улыбку. — Не сбежал, а отослали, — набычился парнишка, в отличие от своего пса явно не видя в шутке ничего забавного. — Я тоже хотел идти с государем, а он отправил меня с вестями в Дориат. Берену уж очень хотелось, чтобы Лутиэн знала о походе за Камнями. Я думал добраться побыстрее и поехал через старый гномий тракт. Откуда мне было знать, что средние феаноринги все дороги от самого Нарготронда и до Сарн Атрада под себя подмяли... — А Финрод тоже об этом не знал? — нехорошим тоном осведомился Хэледир. — Нууу… Он не ожидал от них удара в спину. Они же все-таки родичи… И все помирились после того, как Фингон… — Так вот. Маэдрос с вами, может, и помирился. Хотя и не факт. Скорее всего, ему просто не до вас. А недалекий и благодушный король — первейший враг своему народу. — Рэкетиры хреновы, — по-русски откомментировал лауме и снова перешел на синдарин. — Любопытный расклад получается. Похоже, средненькие всерьез задумали вернуть корону нолдор в Первый Дом. Фактически власть в Нарготронде сейчас у них. — Власть у Ородрета! — вскинулся мальчишка. Один криво ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что он думает по этому поводу. — Ородрет — правитель еще более слабый, чем его старший брат. Его можно смело сбрасывать со счетов. Финрода убрали, сильно ослабив этим Третий Дом. Очередь за Ородретом и его потомством. И вот — Третьего Дома нет, а со Вторым можно разделываться в открытую. Теперь, фактически захватив власть в Нарготронде, братцы К-серии получили в свое распоряжение все пути, и сухопутные, и водные. На одном конце Карантир, на другом — Куруфин с Келегормом, а обходных путей нет. Отрезав Хитлум от торговых путей, они запросто могут потребовать возвращения короны. В таких раскладах они и братцев М-серии могут к ногтю прижать. Химринг — военный форпост, он ничего не производит. Вся еда там привозная, а войско надо кормить. Несколько перебоев с продовольствием — и готов бунт. Старший от короны уже отказался, а Маглору на власть наплевать. Так что оба от короны будут отпихиваться всеми наличными конечностями и не станут возражать, если королем станет Куруфин. Камни, из-за которых разгорелся весь сыр-бор, давно забыты. Феанорингам нужна власть. Ты принес Карантиру ценнейшую информацию на блюдечке с голубой каемочкой. Финрод — труп физический, Ородрет — труп политический, реальная власть у феанорингов, даешь военный переворот? Одного не понимаю, почему Карантир не убрал столь опасного свидетеля? — Посчитал, что я и сам дорогу в Чертоги найду. Выспросил, куда еду и зачем, узнал, что в Дориате у меня знакомых нет, а потом велел заплатить за проезд по тракту. А мне нечем. Тогда он приказал дружине отобрать в уплату доспех, меч и коня, разрешил взять припасов сколько на себе унесу и отправил на все четыре стороны. Ступай, дескать, пусть орки и варги тебе обрадуются. Оркам я, слава Единому, не попался. А ручной варг по дороге приблудился. Пока скитались — он мне роднее брата стал. Вместе охотились, вместе ночевали, вместе в Лес попали. Он меня к дозорным отрядам и вывел. Хороший пес. И имя у него есть, в отличие от Хуана. — А Хуан — разве не имя? — Нет. Хуан — это любая большая охотничья собака. А моего пса зовут Карнгвай. Он мне сам так сказал. — Хо Ши Мин, — непонятно сказал оборотень со смехом и тут же перевел на синдарин, — Красный ветер, стало быть. Пес, услышав это, словно разулыбался весь, от стоящих торчком ушей до кончика лохматого хвоста. “Да, я Карнгвай, Красный Ветер Химлада, друг-полузверь, — безмолвно подтвердил он, — Хорошее имя. Получить имя — это высокая честь. Имен не имеют дикари и рабы”. ”Вон оно как. Не сильно, видать, Келегорм любил своего пса, раз даже имя ему дать не удосужился”. “Хуан — предатель и тупая безмозглая скотина”, — заявил пёс и демонстративно почесался, выразив этим свое глубочайшее презрение. — Значит, пса зовут Карнгвай, а хозяина? — Теперь мое имя Игнир. — Смотри-ка, Игнир, что у нас получается. Финрод, с подачи Берена, основал добровольное общество “Пищевые резервы” и нашел бесславный конец в собственном винном погребе, — теперь Один говорил как наставник с учеником. — Прикормив людей, он выживание всего своего вида поставил под угрозу. Может ли быть такой правитель хорошим? Люди множатся, теснят вас, сгоняют с привычных мест, вырубают ваши леса и распахивают ваши земли. За все это скажите спасибо Карантиру и Финроду. Карантир обязан был следить за тем перевалом и не пропускать сюда незваных гостей, но он предпочел своим прямым обязанностям разбой на дорогах. Люди явились на здешние земли беспрепятственно. Но лайквэнди бы с ними справились, если бы не Финрод… Если бы он их не привадил, не случилось бы ничего из того, что мы видим сейчас. — Он хотел как лучше… — А получилось как всегда, — проворчал Один и добавил, снова мрачнея: — Хотел бы я знать, что на самом деле приключилось в том винном погребе. В слезливые сказочки о благородном самопожертвовании ради нового юного народа я даже спьяну не поверю. Свидетелей-то не осталось. Надо бы этого Берена разъяснить. Ладно, потом как-нибудь. Когда время будет.       Превращением дозорных отрядов в боеспособную армию Один занялся так же серьезно, как до того — изучением синдарина. Привыкший жить на пределе предела, в мирное время не находивший себе места, в подготовке к войне он видел весь смысл своей жизни.