К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Нэн и верила, и не верила. Казалось, все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ей мнилось — это сон, и она сейчас проснется. Но сон не кончался…       Меч, который Камлост ночью так и не нашел в ощетинившихся колючками зарослях боярышника, обнаружился на рассвете. — Лесные ковали, — заметил Один, оглядев клинок, — Сталь не гномья, лесная, а клеймо дориатское. Стало быть, в Дориат попал по обмену. Верну тем, кто его создал. Нечего ему делать в таких грязных руках. — Но ты же честно добыл его в поединке, — удивилась Нэн, — Разве ты не оставишь его себе? — Зачем? Мне топор привычнее.        С восходом Нэн и Один действительно переправились через Гэлион и двинулись в лес. В этот лес Нэн раньше никогда не заходила дальше опушки, всегда оставляя на приметном камне мешочек с солью. Этот лес был чужим и здесь не жаловали людей, не то, что подвластные нолдор леса западного берега. Но Один бестрепетно повел ее в глубь пущи, словно был у себя дома.       Стоило им зайти чуть поглубже, как Нэн услышала звонкую перекличку эльфийских голосов. — Цыц, остроухие! — прикрикнул Один. — Опять казачью вольницу без меня развели, одной ночи хватило? Уши оборву! — Мы куда идем? — Нэн испуганно оглядывалась, стараясь держаться поближе к своему провожатому. — И эльфы… Чего они от нас хотят? — Побуйствовать хотят. Скоро Пограничье года, время свадеб. Вот они и радуются. Нэн слушала и не могла поверить. Всю свою жизнь она считала эльфов таинственными, опасными, коварными, мудрыми и прекрасными. Но ее избранник общался с ними так, словно был вдвое старше их, да еще и грозился уши оборвать. — Разве так можно? Ведь они Древний Народ, высокие и мудрые… — Нужно. И никакие они не мудрые. Просто другие. — А почему ты их остроухими называешь? — По старой памяти. Так их называли там, где я жил раньше, хотя сроду ни одного не видели. — Привет, напарничек! — Ломион, как всегда, возник словно из-под земли, — К Видящему идешь? Ну, считай, уже пришел. С этой ночи я полноправный Видящий. — Экстерном, что ль, сдал? — Вроде того. В вашем мирке поживешь — еще и не тому научишься, — Ломион продемонстрировал напарнику охвативший запястье браслет, набранный из мелких бус, — Получил право на личную библиотеку. — Ну, поздравляю, мастер. Диплом обмыть уже успел? — Пока еще подмастерье. Нет, не обмывал. Тебя дожидался. Ну, представь нас, что ли. — Знакомься. Это ведьма Нэн. Моя избранница. — Знаю, знаю! Почти своя, даром что из людей. Сам для нее корешки собирал. Было дело. Ломион отвесил шутовской поклон. — Ломион, с вашего позволения, мэм. — Кончай комедию ломать. Нэн, а ты не тушуйся. Этот шут гороховый — Ломион, напарничек мой. — Идем к нам. В будущем году и мы с Бребенэль сыграем свадьбу. — Женишься?! А чего молчал? — Зачем кричать на каждом углу? И так все ясно, — пожал плечами эльф. — Кстати, где она? — Сейчас явится. И действительно — Бребенэль не заставила себя долго ждать. Нэн смотрела во все глаза. Рассказы о Пришедших из-за Моря, приносимые издалека купцами и менестрелями, описывали эльфийских дев совсем не так. Величием в облике Бребенэль даже не пахло. Ни таинственной недосказанности черт, ни неторопливой величавости движений, ни гордой осанки, ни дивного нездешнего света, который, как говорили, окутывал всех эльфов, ни богатых одежд. Облаченная в неясно-пятнистые рубаху и штаны из тонкой кожи, с накинутым поверх переливчато-серым плащом, подбитым песочного цвета мехом, легкая, быстрая, словно птичка-мухоловка, лесная дева, схватив ошарашенную Нэн за руку, деловито объявила: — Ребята, вы ступайте. Я ее сама со всем познакомлю и расспрошу, как проходят свадьбы у смертных. — Это еще зачем? — пробурчал Один. — Но ты же хочешь, чтобы все было по-человечески? — Бребенэль смотрела прозрачно-ясными золотисто-зелеными глазами, искрящимися лукавым весельем. — Вот и ступайте. А мы о своем побеседуем. Когда напарники скрылись за деревьями, Бребенэль потащила ведьму за собой, болтая без умолку: — Так ты и есть та самая удача, про которую лауме еще ночью рассказал? — Как это... рассказал? — удивилась Нэн. — Он же всю ночь со мной просидел, никуда не отлучаясь. — Мы, эльфы, умеем говорить между собой безмолвно и на расстоянии. Лауме тоже научился. Все, что произошло ночью, мы знаем. И мне очень интересно, сможешь ли ты понимать мысленную речь, когда вы с лауме станете принадлежать друг другу? Спрошу у Ломиона, если он согласится ответить. А то заведет свое: “Знаю, но не скажу, потому что потом неинтересно будет”. — Он что — колдун? Впрочем, люди говорят, все эльфы колдуны… В ответ эльфийка звонко рассмеялась. — Ха-ха-ха! Какие забавные эти смертные! Ломион — провидец. Не всякий может похвастаться такими способностями. Разве каждая человеческая дева — ведьма? — Что ты! — заулыбалась Нэн. — Ведьмой надо родиться. — Вот и провидцем надо родиться, Galwen. — Вообще-то мое имя Нэн. В наших краях всех ведьм зовут или Нэн, или Энн, или Бетси. — Я — Бребенэль. Так у нас называют весенний цветок цвета туч в первую грозу над Лотланном. Ты — Galwen. Дева-удача. Так тебя назвал лауме этой ночью. Другое имя — иная судьба. — Бывает, люди меняют имена, чтобы отвадить злых духов, — припомнила Нэн. — Не знала, что и у эльфов это есть. — Есть. Ну что, пойдем, покажу, как мы живем. Заодно расскажешь мне про людские свадебные обычаи. — Да я и сама не больно-то много знаю, — смутилась Нэн. — Ведьмы замуж не выходят. Чего сама видала — про то скажу. Нэн рассказала все, что знала о том, как проходит деревенская свадьба. Лесная дева совершенно искренне не понимала самых обыкновенных вещей. — Что значит у нас “у нас товар, у вас купец”? — удивленно распахивала она большие золотисто-зеленые глаза, — Жених невесту покупает? Будто вещь на обмене? Какая дикость и глупость! И зачем вам нужен дайн? — Так у людей принято. Чтобы светлые боги свадебный союз благословили. Но это все для порядочных. Ни один дайн не согласится благословить ведьму. Даже последнюю шлюху с бездомным бродягой благословит, а ведьму — ни за что. — Велика беда! Ломион вас и благословит, если тебе это так важно. А зачем новобрачных у храма осыпают зерном? — Чтобы в достатке жили. — Сдается мне, что это обряд на бедность, — заметила эльфийская дева. — Не годится начинать жизнь с расточительства. А что делают гости в доме жениха? — Едят, пока брюхо не лопнет. Пьют вино и пиво. Пляшут и поют. Кто кого перепляшет. Потом спьяну все дерутся. — Хм, — озадачилась эльфийка. — А это обязательно?..       Бребенэль на несколько мгновений задумалась и словно подернулась дымкой. Потом вернулась. — Я рассказала Ломиону о том, что услышала от тебя. Теперь пусть лауме сам решает, нужно это ему или нет. А теперь пойдем в баню. — Я чистая, — робко возразила Нэн. — Каждую луну в лохани моюсь. Вот давеча перед ярмаркой мылась. — Ты пахнешь человеком. Надо, чтобы ты пахла как мы. А то всех кэльвар распугаешь.       Баня представляла собой небольшой дом с крышей, крытой дерном и спустившейся до земли. Нэн сначала приняла ее за простой холмик, пока не заметила ведущую внутрь дверь. Внутри было тепло и сумрачно. Посреди помещения расположилась выложенная камнем чаша, над которой курился пар. Рядом был открытый очаг. Вода, перетекавшая через край чаши, собиралась в каменный желоб и утекала в отверстие в основании одной из стен. Бребенэль внимательно оглядела ведьму. — Раздевайся, я сейчас вернусь. — и исчезла, словно в воздухе растворившись. Скидывать свою одежонку Нэн не рискнула, а предпочла осмотреть помещение внимательней. Лавки, деревянные лохани, веники из веток разных деревьев, пучки трав, около курящейся паром чаши обнаружился ковш для воды — словом, ничего странного или непонятного. Разве что только почему вода в чаше горячая и не остывает. Нэн все еще смущенно топталась в предбаннике, когда вернулась Бребенэль с каким-то свертком в руках. — Ты чего стоишь? Раздевайся! С этими словами эльфийка живо скинула свою одежду, щелкнула пальцами — и все ведьмино тряпье упало на пол. Не успела ведьма ахнуть, как эльфийка подхватила ее одежонку и ничтоже сумняшеся швырнула в очаг. — Кожушок тебе еще пригодится зимой, а все прочее подлежит сожжению. Оно даже на тряпки уже не годится. Вот это — для тебя. — с этими словами Бребенэль вручила Нэн сверток из коричневато— зеленой замши, тонкой и мягкой. — Да как же это…— запричитала Нэн. — Юбку-то еще поносить можно было! И рубаха почти не латаная! И чулки до настоящих холодов еще послужили бы! В чем я ходить буду? — В том же, в чем и я. — В штанах?! Стыдобища-то какая! Да как же я в деревне покажусь в таком виде! А перед Одином?! — Хм? Не понимаю, зачем тебе там, у людей, показываться. До лета вы будете жить с нами. Лауме ты ничем не смутишь. Там, откуда он явился, девы в юбках почти не ходят. Разве что летом, в самую жару.       Чудеса продолжались. Дома Нэн привыкла к тому, что к горячей воде нужно относиться бережно — ведь хворост приходилось таскать из леса на собственных плечах. Но здесь горячая вода сама била из земли, наполняя каменную чашу. Были и глина, и травы, и щелок, и мыльный корень. Промывая волосы, Нэн краем глаза разглядывала Бребенэль. Скинув одежду, эльфийская дева походила на человека еще меньше, чем одетая. Бросалась в глаза совершенно, не по человечески, гладкая кожа. На грудь тоже даже намека почти не было. У Бребенэль была гибкая, тонкая и поджарая фигура подростка. Зато волосы цвета тронутого временем серебра были необычно густые и длинные — квендэ могла завернуться в них, словно в плащ до колен. Облик лесной девы был не странным — он был чуждым при всем поверхностном сходстве человеческим. “Может, она еще не достигла брачного возраста?” — А сколько тебе лет? — отважилась спросить ведьма. Ответа она, впрочем, не ожидала — у людей на такой вопрос отвечать впрямую было не положено. — Гросс без двух дюжин с третью, — ничуть не удивилась Бребенэль. — Не знаю, сколько это будет по-вашему. Нэн сочла на пальцах — выходило сотня с лишним. Чудеса да и только! — Я рассказала тебе о людях. А как все происходит у вас? — Про нолдор ничего говорить не буду. Не знаю. У них за морем не то что все наоборот, а и вовсе наизнанку. А у нас… Для начала тебе следует узнать вот что. В лесу дева предлагает и дева выбирает, когда получит право на личную библиотеку, — Бребенэль показала ведьме яркий браслет из мелких бус. — Тогда создается Дар, который ответного дара требует, и заключается договор о намерениях. А ее избраннику нужно доказать, что он будет полезен клану, в который собирается перейти. Клан принимает лишь тех, кто усилит его, а не ослабит. Не докажет — не обессудь. Интересы клана всегда выше личных. А уж если доказал — то можно подыскивать подходящее место и отстраивать зимний дом, а когда крыша в доме сядет на место, то сообщить о свадьбе на ближайшем празднике. Обычно это Пограничье года, потому что все летние дела окончены и к зиме подготовились. — И все? — Нэн была крайне удивлена. — А родители? А дайн? — А разве мало? — точно так же удивилась Бребенэль. — Родители могут только советовать, но не влиять на право Выбора. Дайнов у нас нет вообще. У нас Видящие. И Видящий на свадьбе — только свидетель сказанному. Не понимаю, зачем нужно что-то еще. — А кто же служит в храме? — У нас нет храмов. Да и для чего кому-то служить? Валар прекрасно обойдутся без нас, а мы без них. Три племени когда-то за ними пошли, так и то сообразили, что сделали глупость. — А как же вы славите богов?! — Ты о Валар? Мы их не славим. Мы просто знаем, что они есть. Этого достаточно. — пожала плечами Бребенэль, натягивая штаны и рубаху. Нэн последовала ее примеру, тем более, что ничего другого ей не оставалось. В штанах было до крайности странно и непривычно. — А на свадьбу тоже вот так, в штанах? — спросила она. — Зачем? В платье, — серьезно ответила Бребенэль, заплетая волосы в косу, — Платье — это домашняя одежда любой замужней леди. Мое уже готово, и айятэ тоже. Хочешь посмотреть? Тогда пойдем в дом. Ясный день на дворе. Спать пора. Нэн хотела знать все. Еще вчера она и представить себе не могла, что ей откроются все тайны эльфийских владений на восточном берегу реки. И вот — она в сердце заповедного леса.        Достав кувшин терпкого тернового вина, Ломион разлил его по кубкам. Огонь в очаге почти прогорел, закатно переливаясь грудой раскаленных углей. — Рассказывай, напарник. Год ничего тебе не надо было и вдруг одной ночи хватило. Не успел познакомиться и разом решил семьей обзавестись. Не иначе как у Моргота любимая летучая мышь сдохла. — Сам не знаю… Сначала просто собирался проводить, чтобы чуреки местные не увязались. Потом хутор… Решил помочь хоть чем. А потом… Не знаю как, но она сняла цепь. Я точно пьяный стал. Словно удавка на горле затянута была — и вдруг ее распустили. А когда этот дезертир за удачей приперся — меня такое зло разобрало, хуже, чем с чуреками. Мерзкое суеверие — кто первым ведьму снасильничает, того и удача. Дикари. А Нэн не испугалась, рядом встала. Герой великий деру дал так, что свой меч на память оставил. Забрал бы ты его, что ли… Тут меня и торкнуло — моя она, солнце рыжее. Чистая. За временем и пространством дождалась. Никому не отдам. Клал я с прибором на все местные суеверия — у нас с ней все должно быть по-человечески. — По-человечески — это как? Как Галвэн рассказывала? Напиться и передраться? Или как в мире людей — белый лимузин, фата и кукла на капоте? Марш Мендельсона можно обеспечить, менестрелей в Лесу хватает. Вместо лимузина возьмем белого коня, да хоть моего Инея. Вплетем ему в гриву разноцветные ленточки… — напарник неприкрыто издевался. — Тьфу на тебя, окаянный! Ну хоть благословить-то сможешь? — Смогу. А зачем? — Я ж объясняю — чтоб все по-людски было. — Зачем? Разве ты человек? — Нэн — человек. — А теперь следи за мыслью. Клана у нее нет — следовательно, ты забираешь ее в свой клан. — Так весь мой клан — это я сам! — Тем более. Обычаи мира людей оставь миру людей. Вы будете жить по законам Леса и лауме. Твой клан разрастется. Там, где сейчас обитают люди, поселятся лауме. — Иди ты к…— Один хотел сказать “К лешему”, но вовремя вспомнил, что напарник, в некотором роде, леший и есть. — К Морготовой бабушке! — И не подумаю, — ответил Ломион, но на всякий случай, тут же заглянул в будущее. Знакомо уже пробежал по спине неприятный холодок, и перед мысленным взором возникла маленькая валиэ в черных одеждах. За ее спиной зеленел склон высокого кургана, на вершине которого поднимались, казалось, к самому небу, два мертвых, почерневших дерева... — Хватит пороть чушь, ей больно, — оборвал видение напарник, — Обычаи здешних аборигенов мне не по душе. Средневековье дремучее, недостойное разумного существа… — Один подумал, глядя, как пробегает мелкая рябь в темной лужице вина на дне кубка и добавил, — От Нэн люди сами отказались, а я и вовсе не человек. На кой лях нам их обычаи. Обычаи мира людей остались там, в брошенном Валар мире. Марш Мендельсона и кукла на капоте, говоришь? Так ЗАГСа тут все равно не водится. Остаетесь только вы и ваши обычаи. Так правильнее. Просто Нэн нужен обряд. Какая разница, чей. Главное — чтобы все было по закону. — Вот и правильно. Ушедших в Лес — Лес и соединит. А с Даром что собираешься делать? Имей в виду, что ведьмина удача — не миф, а самая что ни на есть правда. Удача — ее Дар, который ответного дара требует. — А что я могу ей предложить, кроме себя самого? Весной снесу ее старую халупу и поставлю нормальный человеческий дом. То, что сейчас у нее стоит, даже под курятник не годится. Выучу Нэн грамоте. — Добро. Стало быть, с заходом солнца начнем подготовку, чтобы можно было объявить обо всем в ночь Пограничья года. Трофейный меч — тоже хорошо. Оставь пока у себя, отдашь сыну, когда ему придет пора сменить детское лезвие на взрослый клинок. А теперь пошли спать, напарничек. Но отдохнуть напарникам было не суждено. Закрывавшая входной проем занавесь откинулась, впустив Эльворна. — Я слышал, ты сделал свой выбор, друг-полузверь? И даже добыл взрослый клинок для своего сына? Наш мир принял тебя. Где ты собираешься строить свой дом? — Останусь в Сонной лощине. — Одина уже давно не удивляло, что учитель его напарника загодя знает бОльшую часть разговора, происходившего без него, и что для него не преграда составленный из песен мира людей мысленный щит — Нэн там всю жизнь прожила, да и место хорошее… — Место, может быть, и хорошее, — в тоне Эльворна сквозило явное неодобрение, — Но не забывай, что твоя избранница — деревенская ведьма. Люди не оставят вас в покое. Твой выбор для них — будто кость в горле. Мой тебе совет, друг-полузверь, уходи на наш берег вместе с избранницей. Люди обойдутся без вас. Они никогда не станут вам друзьями. Один только плечами пожал. — А чего нам бояться? Земли спорные — то ли людей, то ли младших феанорингов. Информационная связность никакая, на уровне ОБС и АТС — Одна Баба Сказала, А Тетка Слышала. Любые новости расходятся со скоростью почтовых улиток. Централизованнной почты просто нет — письмо можно передать только с оказией, сиречь, с попутным караваном. Время неспокойное — война грянет того и гляди. А в таком раскладе местные власти кого больше всего боятся? Ломион, успевший в мире людей прочитать немало книг, улыбнулся. — К нам едет ревизор? — Пренеприятнейшее известие, верно? Вот я и стану для них ревизором. На какое-то время. Пусть попробуют рыпнуться. Живо все конторские книги проверю и недоимки стребую. Не в княжескую казну, упаси все боги. Себе в карман. У меня, знаешь, ли, в таких делах богатый опыт.       Чудеса продолжались. То, что Бребенэль называла “нишей”, оказалось просторным помещением, ненамного меньшим, чем комната у Нэн на хуторе. Ведьма, конечно, знала, что эльфы — существа ночные, но самой засыпать днем было странно и непривычно. Нэн долго не могла уснуть, ворочаясь на мягком ложе, но потом ее все— таки сморило и, засыпая, она подумала, что это был очень славный сон. Жаль будет проснуться на хуторе в Сонной лощине, когда за затянутым рыбьим пузырем окошком едва начинает теплиться серенький мокрый рассвет и понять, что на самом деле не было ни воина-лауме, ни эльфов, ни леса на восточном берегу реки… Но закат во всем великолепии своего Янтарного часа застал ее все в той же нише, более похожей на комнату. Натянув на себя одежку, которую дала утром Бребенэль, Нэн отдернула плотную занавесь, заменявшую дверь, и столкнулась с лесной девой лицом к лицу. — О, Галвэн, проснулась? Я уже заждалась тебя, — Бребенэль была свежа и готова действовать, — Вода у очага, завтрак там же. Мужчины уже куда-то ушли, но нам сейчас хватит дел и без них. Позавтракаем — и покажу тебе свой свадебный наряд.