К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Снег, выпавший в ночь Самайна, растаял, сменившись дождями, заморозки сменялись оттепелями, а потом на землю снова ложился снег. Изнывавшая от любопытства Берта сбегала к ведьминому дому, но не обнаружила никаких следов ни Нэн, ни эльфийского наемника. Дом стоял закрытым, пробой был завязан веревочкой, а дверь подперта поленом. “Свел одноглазый ведьму, — решила Берта. — Пойду парням расскажу”. — Здорово, однако, вышло! — прыснул Дасти, выслушав новость, — А кто скотину теперь лечить будет? Дайн, что ли? Компания покатилась со смеху. — Дайн?! Да он только уморить может, — махнул рукой Тим. — Что ж я, не знаю, что ли. Окромя как молитвы болботать ни хмыря зеленого делать не умеет. А боги что-то не больно его слушают. — Далеко они, боги-то. Не доходят до них молитвы, — предположил Билли. — А я так тебе скажу, — рассудил Тим. — Творец-то как создал все, так и ушел за Грань Мира. Сидит себе там да в щелочку поглядывает — как тут все без него крутится. Не станет он в людские дела лезть, хоть обмолись. А богам на нас и вовсе плевать. Они только с эльфами водятся, ясно? — А вот как по мне, — яростно зашипела Берта, — эльфы у него — любимые дети, а нас он сотворил, чтоб было над кем поиздеваться, вот! — А гномы тогда, по-твоему, кто? — поскреб в затылке Дасти. — Приемные дети. Ты на гномов не гляди, они нам не ровня. У них свой творец. За них есть кому словечко замолвить. Так в священных свитках написано, не поспоришь! — ответил Тим. — Слушайте, ребята! — хлопнул себя по ляжкам Билли, стараясь свернуть разговор со скользкой темы. — А пчелы-то! Пчелы остались! Ведьма своих пчел нипочем не бросит. Раз пчел не забрала, значит, вернется. — Может, одноглазый взаправду наместник? Это пока его не видно-не слышно, а как придет срок налоги платить — тут-то и узнаем…— Дэн в задумчивости повертел в руках щепочку и отбросил ее прочь. — И как мы сразу не дотумкали! — Тим от избытка чувств даже подскочил. — Он на ней женился и повез лордам представить, как по закону положено. Чует мое сердце — по весне вернется, вот тогда староста с Лысым Томом попляшут! Да и дайну на орехи достанется за байки Злоязыкого-то. Это что, — скажет, — за непочтение к богам? Почему не окоротил? Почему Кулак Тулкаса не вызвал? Хорошо, если наш Вернейший только сана лишится, а то ж и голову снять могут. — Может, Лысый Том пиво разбавлять перестанет, со страху-то? — съехидничала Берта. Парни одобрительно загоготали. Про пиво все знали. Злые языки болтали, что по Лысому Тому можно проверять, едет сборщик податей или нет. Коли едет — пиво хорошее, а коли нет — одно название. — Балрог меня раздери! — сообразил Дэн. — Одноглазый-то умней всех оказался! Ведьмину удачу забрал, стал-быть, силу ее забрал, да еще и деревню без ведьмы оставил. На веки вечные без ведьмы. Ведьмина-то дочь теперь тоже лордам служить будет. Ловко он нас всех провел. Ой, прижмут нас теперь лорды, ой, прижмут… Кто ж теперича сборщику податей глаза отведет? Неладно это. Новую ведьму заводить надо. — Знать бы еще, где ее взять… Компания в задумчивости разошлась. Но не прошло и пол-шестиночия после похода Берты к ведьминому дому, как в трактире объявилась мерзкого вида старуха, а при ней — вастачка-полукровка Бертиных лет. Со старухой вастачка вела себя почтительно и заботливо. Усадила на скамью, спросила, не жестко ли, не дует ли, и чего изволит откушать бабушка. Затем тут же переменилась — покрикивала на служанок, точно хозяйка. — Эй вы, шлюхи! Живо шевелите задницей! Ежевичного вина, мягких лепешек, меду, кролика в сметане для бабушки! Да пошустрее, мы ждать не можем! Трактирщица заколебалась — а есть ли чем заплатить этой наглой оборванке? Но старуха порылась в своих лохмотьях и швырнула на стол горсть серебра. Хозяйка удалилась на кухню и кликнула старшую служанку. — Кого послать-то? — Да Сувданцэг пошлите, госпожа. Вастак вастака завсегда поймет. Трактирщица свернула кукиш и сунула его под нос Келли. — Хмыря болотного тебе, а не Сувданцэг! Cидит в углу, трясется и бормочет — колдунья, страшная колдунья, злая, не пойду, нет-нет, хоть режьте! И ведь поди тронь ее — вся вастачья слободка сбежится. В трактире судомоек да подметальщиков одних сколько, и все ей родня. Берту пошлем. Она сирота безродная, да и шлюхи из нее путной не выйдет. Пусть хоть съест ее ведьма — невелика потеря. Келли молча согласилась. — Берта! — крикнула она. — Обслужи гостей! “Берту не жалко!” — с досадой подумала Берта, собирая на стол. — “И старуха-то противная какая, тьфу! Ну да делать нечего, придется идти. Может, хоть монетку сунет. Зима на носу, смерть до чего теплые чулки нужны. А остальное переможется как-нибудь”. Когда Берта с поклоном придвигала старухе блюдо со сладкими пирожками, та вдруг цепко ухватила ее своей костлявой морщинистой рукой. — Вееедьма, — довольно протянула она, точно кошка, слизнувшая хозяйскую сметану. — Молодая. Свеженькая, только с грядки, а силушка через край. Хорошая силушка, вкусная. Острая да чистая. Ведьмина спутница угодливо хихикнула, но тут же осеклась под строгим взглядом госпожи. — Садись, посиди с нами. Берте было и страшно, и любопытно. “Да какая ж из меня ведьма…Чтоб ведьмой стать, у ведьмы родиться надо”. — Я бы рада, госпожа колдунья, да не могу, хозяйка разбранит… — Ничего. Я заплачу вдвое. Садись, поешь. Ай, хороша плутовка! Сильная да злющая — то, что надо. Рэтти, кончай зубы скалить. Забыла, откуда я тебя вытащила? То-то же. Закрой рот и ешь суп. Ну, выкладывай, — обратилась старуха к Берте. — У вас тут, говорят, ведьма пропала? — Пропала, — с набитым ртом кивнула Берта и выложила старухе все, что знала. Острая, как мышиная мордочка, рожица Рэтти скривилась в неприятной ухмылке, когда Берта дошла до истории с Камлостом. — До медведей допился, ха! Да много они понимают, слуги светлых богов! Амхен, можно я скажу? — Говори. — И вовсе он не допился до медведей, — затарахтела Рэтти. — Ведьма заставила его увидеть истинную суть. Заклинание такое есть. — А Тим почему ничего не увидел? — Так не ему ведь приказано было, — пояснила Рэтти. — Истинную суть из непосвященных может увидеть лишь тот, кому приказано ее увидеть. Амхен, я верно сказала? — Верно, верно. Как тебя звать, молодая? — Бертой кличут, с вашего позволения, сударыня. — А теперь, Берта, смотри. Старуха зажмурила один глаз, сплела решетку из пальцев и навела на Лысого Тома, который как раз выглянул в залу. — Повторяй. Берта повторила. — Что видишь? Берту чуть не вывернуло наизнанку. Усилием воли она сдержалась — выблевать дармовую еду было бы непростительно. — Фу! Гнилой мертвяк с червяками... гадость какая! — Такова его истинная суть. Увидела? Раз увидела — ты ведьма. — Да какая из меня ведьма! Помню, было мне лет восемь, сунулась я к мамаше нынешней ведьмы, мол, возьми в ученицы, трактир с хозяйкой мне уже во где сидит! — Берта чиркнула себя пальцем по горлу. — А она меня отшила. Ведьмой, дескать, родиться надо. Ведьму воспитывает мать с пеленок, а я, дескать, уже большая и не от ведьмы родилась. Почем она знает, от кого я там родилась! Я ж подкидыш. — Дура она была, серая Бетси, — фыркнула старуха, — Одно слово — недоучка. И мать ее дурой была, и бабка. Только и годились, что коровам хвосты крутить. А вот Нэнси, похоже, из другого теста. Удачу отдала, а силу не потеряла. Снял одноглазый воин ведьмино проклятье. — Ведьмино-то снял, да на свое заменил, хи-хи, — встряла Рэтти. — Зарекутся теперь охотники медведей в этих краях бить. Теперь скрипуче хихикали обе колдуньи — и старая, и молодая. “При чем тут медведи? — недоумевала Берта, — И почему охотники зарекутся их бить? Медвежьи когти и желчь колдуны покупают, шкуры — купцы, сало — лекари. Плащ, подбитый медвежьим мехом, дорого стоит. И чего они, стервы, в этом смешного нашли — били охотники медведей, бьют и бить будут”. Отсмеявшись, старуха велела Берте придвинуться поближе. — Смотри, что еще можно делать. Видишь, таракан по столу бежит? — Я ему побегаю! — Берта схватилась за тряпку. — У нас приличное заведение, не какой-нибудь там дрянной кабак… — Зачем же самой трудиться? — медовым голосом пропела старуха. — Смотри, как это делается. Она прищурилась, будто лучник, посылающий стрелу в цель, сложила пальцы так, словно собиралась дать кому-то щелчка, и коротко произнесла, словно плюнула: — Пух! Таракан, бойко бежавший по столу, вдруг споткнулся, опрокинулся на спину, сложил лапки и затих. — Дохлятина! — Рэтти ткнула его пальцем. — Хочешь — сама убедись! Берта проверила. И вправду — дохлый. Дохлее не бывает. — Вон, паука в углу видишь? — спросила старуха. — Вижу. — Повтори! Берта прицелилась. — Пух! Дохлый паук с остатками разорванной паутины шлепнулся на пол. — Здорово! — воодушевилась Берта. — Еще хочу! — Работает на кусачих и ползучих, прыгучих и летучих. На тараканов да мошек, на блох да на вошек. Клопов можно извести. Придешь в свою каморку, по тюфяку пройдись. Пары раз хватит. На приятелях своих вшивых поупражняйся. — Пока вошки их живьем не сожрали, — пропела Рэтти. Обе колдуньи снова противно захихикали. Берта сложила пальцы решёткой и попыталась просмотреть обеих. Но ничего, кроме серой мути, вроде золы, разведенной водой, не увидела. Ведьмам это показалось очень смешным, они прямо животики надорвали. — Ишь чего захотела! Посвященных даже не пытайся просматривать — не выйдет. — Мы хорошо прячемся, — поддакнула Рэтти. — Мы сами тебе все показали, потому и не тронули тебя. А от кого другого так в лоб прилетит — мало не покажется. На всю жизнь дурой останешься, будешь мычать да слюни пускать. — А как вы это делаете? — загорелась Берта. — А это уже другой вопрос, — отбросила всякое веселье старуха. — Хочешь знать — плати. — Да чем же мне платить-то? — растерянно заморгала Берта. — У меня и нет ничего. Разве что фляжку гномьего у хозяина стяну. — Дурочка ты, дурочка, — теперь в голосе старой ведьмы звучала прямо-таки материнская ласка. — Я ваш трактир могу с потрохами купить, да с хозяином вместе. Мне другое надобно. — И чего это? — насторожилась Берта. — Не скажу. Хочешь учиться — будешь платить когда скажу и чем скажу, поняла? — Ага, — кивнула Берта которой это совсем не понравилось. — Ну, я пойду? — Надумаешь — приходи в вастачью слободку. Не надумаешь до нашего отъезда — сама за тобой явлюсь. Быть тебе среди нас. Берта убежала на кухню, попутно размышляя, что лучше — серебрушка или два заклинания. Серебрушка, конечно, вещь хорошая, на нее много всего купить можно, только вот заклинания нигде не купишь. Вернувшись в свою каморку, она первым делом испробовала ведьмину науку на своем старом тюфяке. Получилось! Только дохлые клопы воняли неимоверно. Совсем как раздавленные. Придется солому в тюфяке сменить. Ну и вастачкин тюфяк заодно от клопов избавить. А то от нее наползут. Сувданцэг явилась, когда Берта выметала из каморки дохлых клопов и пристально оглядывала стены — нет ли еще там еще какой кровососущей твари. — Держи, — Берта подпихнула к ней ногой оба тюфяка. — Вытряси, старую солому сожги да набери на конюшне свежей. От лошадок не убудет. Да, и чехлы замочи на ночь. Завтра поутру со щелоком постираем. А я покамест блошек выгоню. — Ай, злой колдовство, плохой колдовство! Кто научил? — Старая ведьма. Задаром научила и к себе жить позвала. — Ой, не делай как ведьма, — запричитала вастачка. — Плохая ведьма. Плохо будет. Много-много плохо будет. — Да ну тебя! Охота тебе с клопами спать — спи. А мне они надоели. Вастачка подумала, решила, что ей клопы тоже не по душе, и живо натаскала с конюшни свежей соломы. Ночью Берте не спалось, хоть и никто больше не кусал. Тихонько выскользнув из-под тонкого пледа, она босиком побежала на конюшню и растолкала Дасти. — Слышь, кликни Тима. Потолковать надо. — Да ты, девка, одичала, что ль? Куды я попрусь среди ночи? Спать охота. И свинопас, натянув на голову рваный плащ, повернулся на другой бок. — Куды велю, туды попрешься. Ведьма я, ясно? — Докажи! — Стой смирно. На вошках я еще не тренировалась. А если сложить в щелбан не два пальца, а четыре и один? Ого, как полыхнуло! Посыпались не только вошки с приятеля, но и пероеды с кур и уток, власоеды с коней, а кроме того, всевозможные мелкие насекомые, забившиеся в щели конюшни зимовать. — Крапивниц и златоглазок жалко, — с легкой грустью проговорила Берта, глядя на кучу трупиков. — Они красивые. Я не хотела. А ты вытряси свою одежонку на снегу. Да и сам хоть мокрой тряпкой оботрись. Смой с себя всю эту дрянь. Дасти попятился. — Щас… Щас… погоди... Приведу Тима, пущай он тебя отчитает. — Постой еще чуток. — Чего опять? — Это не больно. Я посмотреть только хочу. Берта зажмурила один глаз и сплела пальцы решеткой. — Балрог меня заешь! Допилась до медведей. — Ты чего делаешь? — Истинную суть просматриваю. Чудно как-то. Огонек вижу. Яркий, как пламя свечи. Тебя вижу. Человек как человек, а вот тень у тебя медвежья. — Да ну тебя. Свет от факела так падает, вот тебе и померещилось. Мало ли чего в потемках да сквозь пальцы увидишь. — Ага. А Лысый Том в трактире мне тоже примерещился? Он изнутри знаешь какой? Как дохляк с опарышами, вот! — А может, кто на тебя морок навел, вот и чудится не пойми чего? Побегу-ка я за Тимом. Он разберется.       Дасти скоро вернулся в компании Тима и Билли. — Дэна не добудились. Старшие подмастерья его шутки ради напоили. Пьяный в дымину валяется. — Ведьма, говоришь? — Тим с сомнением оглядел подружку и прочел молитву Манвэ Всевидящему, дабы открыл он ему сокрытое и даровал ясность ума. Потом прищурился. — Простите меня, светлые боги, но ты и впрямь ведьма. Ну и дела... — Стой тут, — велела Берта. — Щас вошек выведу. Она прицелилась. — Пуф! Вошки дождем осыпались с паренька. Тим отошел в темный угол и распустил завязки штанов. — Ух ты! Везде передохли! Как ты это делаешь? Берта показала. Парни попытались повторить, но вышло только у Тима. Тот ухитрился подбить случайно залетевшую зимовать летучую мышь. Берта подобрала с соломы слабо трепыхавшегося зверька. — Жааалко… Они безвредные. Она подула мыши в мордочку. Та очухалась, на прощание цапнула Берту за палец и улетела восвояси. Упражняться больше было не на ком — вся мелкая живность в конюшне передохла. — Пошли в свинарник! — загорелся вдохновленный удачей Тим. — Там наверняка что-нибудь есть! В углу свинарника, растянувшись на соломе, выкусывал блох корноухий косматый серый пес, под веселую руку названный Хуаном. После сказочек Злоязыкого половина Жучков, Джеков и Чернышей в деревне стала зваться Хуанами. — О! Вот на нем и испробуем! — оживился Тим. Пес и остатком уха не повел, сосредоточенно продолжая свое занятие. Тим сложил два пальца. — Бубух! Хуан поднялся и с удивлением отряхнулся. Ни единой живой блохи на нем не осталось. — Ну и что такого? — тут же заметил Дасти. — Тим, по-твоему, тоже ведьма? Чушь все это. Устроившись в любимом углу на перевернутом корыте, удобно подсунув замерзшие ноги под бок у Хуана, мальчишки стали донимать Берту расспросами. — А откуда ты все это знаешь? Берта рассказала про старую ведьму. Приятели переглянулись. — Неладно тут что-то, — покачал головой Билли. — С чего бы ей такой добренькой быть? — Я так скажу — с жуликами в кости не играй! — заявил Дасти. — Ишь чего удумала — отдай то не знаю что. А может, она чего нужное забрать захочет — почем тебе знать? — Погодите, дайте подумать… Ну-ка, еще разок повтори. Чего она тебе про силу-то наплела? Вкусная? — Острая да чистая, самое то, — повторила Берта слова старухи. — Во! — просиял Тим. — Я вспомнил! Ведьмы бывают серые и черные. Нэн — серая, а старуха — черная. Серые ведьмы нам всем знакомы. Отдала удачу, родила дочь, воспитала новую ведьму. Их сила невелика. А черные — это другой коленкор. Эти детей не рожают. Они берут учениц со стороны. Воспитает одну черную ведьму, но кто знает, у скольких силу отберет. — Десять забей, одну выучи? — горько усмехнулась Берта, сообразив, что вырваться из трактира ей не судьба. — Ага. Она ж обмолвилась — вкусная ты. Никто тебя учить и не собирался. Выпила бы она тебя до дна и вся недолга. И кто знает, сколько лет этой старухе, если она знала и бабку, и прабабку Нэн? Дайн говорит — люди живут, а нежить продолжается. — А что ж мне делать-то теперь?! — не на шутку перепугалась Берта. — Говорят, что черная ведьма в дом серой не пойдет никогда. Пока старая стерва не уберется, ночуй в доме у Нэн. А днем у всех на виду она колдовать не посмеет. Берта поежилась. Ночью идти одной через лес и кладбище в ведьмин дом ей не улыбалось. Да и ведьмин овраг дурной славой пользовался. Сколько охотников за удачей нашли в нем свой конец! Вон сколько могил на краю — на кладбище дайн хоронить таких не позволял. Но старуха казалась страшнее. — Не боись, — успокоил Тим. — Проводим. Ежели на кладбище или у оврага какая нежить и водится, к большой компании она сунуться побоится. А уж в ведьмин дом тем более не полезет.       Эту ночь Берта провела в компании Мо. Хряк обзавелся зимней шерстью, не хуже чем у медведя, и Берте было рядом с ним тепло и не страшно. Только вот не каждую же ночь в свинарнике ночевать. Воды не напасешься отмываться поутру, а грязнющую хозяйка в зал не выпустит, да еще и поколотит. Заведение-то приличное, не кабак портовый. Старуха со своей ученицей теперь столовалась в трактире, только что не поселилась там. — Ну, красавица, не надумала еще? — сладко пела старуха всякий раз, когда Берта приносила ей кушанья. — Я с жуликами в кости не играю! — угрюмо отвечала Берта, чем неимоверно веселила обеих ведьм. — А мы тебя и не спросим. Выкуплю я тебя у хозяйки — и все дела. Сколько за тебя уплочено? Я вдвое дам. “Вот влипла-то! — с досадой думала Берта. — Сожрет ведь, как пить дать, сожрет!” Так что хочешь не хочешь, а вечером пришлось идти в пустующий ведьмин дом.