К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Проснувшись на другое утро, Берта обнаружила возле лавки вещмешок из тонко выделанной кожи. Значит, оставили его здесь не люди — люди шили свои заплечные сумы из мешковины. За ночь дом успел выстыть, как всегда. Поеживаясь, Берта слезла с лавки, поспешив подкинуть хвороста на угли и убедилась — ночью в доме кто-то побывал и добавил дров в очаг, иначе углей, из которых можно раздуть огонь, было бы гораздо меньше. Впрочем, тогда и утренний холод разбудил бы ее раньше. Когда хворост разгорелся и по комнате начало разливаться живое тепло, она обратила внимание на вещмешок. Странно, но ничем вроде не примечательная вещь словно просила — возьми, посмотри, это твое. Рука сама тянулась развязать стягивавший горловину ремешок. Поколебавшись несколько мгновений — стоит это делать или не стоит — Берта все же развязала мешок и принялась исследовать его содержимое. Времени хватало — зимой в трактире дела шли еще более неважно, чем всегда, и хозяева только рады были не кормить прислугу. Внутри обнаружились все те же бруски эльфийской еды — пять... семь… Целых девять! Ого! А еще рубашка и штаны из тонкой мягкой кожи и деревянный кулон на кожаном шнурке, прикрепленный к рукаву рубашки. А под ними что-то мягкое… Плащ! Переливчато-серый плащ, подбитый песочного цвета мехом. Под таким спать — одно удовольствие! Нипочем не замерзнешь. Рубашку она тут же примерила — как на нее сшита. Кулон Берта обрадованно нацепила на шею. У нее никогда не было никаких украшений. Гладкий, медового цвета кругляш со странным, похожим на работу жука— короеда орнаментом казался ей теплым, словно маленькое солнышко. А вот штаны разглядывала долго, не решаясь надеть. Негоже девчонке в штанах разгуливать. Разве что под юбку надеть вместо чулок… Тут в дверь постучались. Явились приятели. Они уже не боялись и приходили в открытую. Берта тоже не таилась и сразу похвасталась подарками. — Смотрите, что мне оставили! Эльфы ночью приходили, если б кто другой — я бы шаги услышала. Парни деловито пощупали ткань. — Сопрут, — единогласно решили они. — Не успеешь оглянуться, как сопрут. — Здесь оставь. В деревне так не появляйся. — За такой плащ и прирезать могут. — И потом, не надо хвастать деревенским, что ты с эльфами дружбу водишь. — Да я и не вожу, — удивилась Берта. — Они сами… Вот, кулончик подарили. С закорючками. — Это не закорючки, а надпись, — сообщил Тим, изучив узор. — Эльфы писали, но что — разобрать не могу. У лесных есть внешнее и внутреннее письмо, так вот, внутреннее, кроме них, никто читать не умеет. — Берта, а я тебе чулки теплые принес, — вмешался Дасти. — Вот, держи. Честь по чести сменял. Вастачка за ожерелье косой Элис хорошую цену дала. — Тогда эльфийские штаны себе забирай. А на будущий год и рубаху тебе отдам, когда из нее вырасту. Берта юркнула за занавеску и быстренько натянула чулки. Эльфийские штаны оказались Дасти впору. Переодевшись, они оглядели друг друга и по очереди примерили плащ. Дасти больше не напоминал вывалившегося из гнезда полуоперившегося галчонка с торчащими во все стороны клочьями серого пуха. Казалось, он стал выше, взрослее. Будущий воин, но все же тот же самый Дасти. Та же метаморфоза постигла и Берту. Не трактирная служанка-сирота, не подобранка — чародейка. И деревянный кулон обернулся золотым солнцем на шее. Тим стал похож на настоящего волшебника, только посоха недоставало. Билли тоже преобразился. Не сын паромщика с захудалой переправы — мореход. Билли озадаченно разглядывал приятелей. — Это что ж получается — на том берегу у нас друзья? Не увидел — не поверил бы. — Да, похоже, что наместник эльфам за нас словечко замолвил, — отозвалась Берта, подкидывая хвороста в очаг и вешая над огнем котелок. Билли тут же насторожился. — Значит, чего-то ему от нас надо? Знать бы еще, чего. Не пригляд же за ведьминым домом? — А может, и пригляд. Чего с нас еще взять. В одном кармане блошка на аркане, в другом вошка на цепи, и то чтоб с голодухи не разбежались. Ничего так и не решив, компания позавтракала и отправилась в деревню, натянув свое старое тряпье поверх лесных подарков, чтобы не привлекать излишнего внимания.       Берта впервые за свою недолгую жизнь была сыта и не мерзла. Эльфийская рубаха, надетая под старую блузу, защищала от ветра, а новые чулки приятно грели ноги. В свете этого мир вокруг казался замечательным — тяжелые кисти бузинных ягод, покрытые тоненькими иголочками инея, хрустевшие под ногами замерзшие палые листья, присыпанные выпавшим за ночь легким снежком и розовый диск показавшегося из-за края мира солнца, похожий на покрытое нежным румянцем осеннее яблоко. Но чем ближе Дасти и Берта подходили к трактиру, тем неуютнее им становилось. То, что они ощущали, не имело названия, но, казалось, пропитывало собой все, словно злобная вонь. Идти в трактир не хотелось совсем, но деваться было некуда.       Стоя в дверях кухни, Лысый Том оглядывал зал и настроение у него оседало словно перебродившая квашня, плавно переходя из состояния “скверно” в “хуже не бывает”. Благословенные времена, когда клиентов приманивал своими сказками Злоязыкий и деньги лились рекой, давно прошли и в кошеле вместо звонкого серебра все чаще гремела грязная медь, а золото уж и дорогу туда забыло. Вот и сейчас зал был почти пуст, не считая сапожника, давненько уже пившего в долг, да полудюжины его дружков, в кошелях которых было столь же пусто. По залу слонялись без дела Сувданцэг и Элис, косящая глазом еще больше обычного. Дело, правда, немного оживилось, когда пришла старая Амхен со своей Рэтти, но на ведьму особо рассчитывать не стоило — она хоть и платила серебром, но это все же не дневная выручка. А уж если чего придется не по нраву вздорной старухе — что тогда? — Явиилась-не запылилась! — встретила Берту хозяйка, настроение которой было ничуть не лучше, чем у муженька. — Да еще и со свинопасом! Эй, вонючка, а ты чего в зале забыл? Кыш в хлев, а то всех посетителей распугаешь. Слышь, безродная, ты чего с ним — всю ночь в хлеву прокувыркалась? То-то рожа так и сияет! Принесешь в подоле — продам вастакам к балрогу лысому, так и знай! Стоило хозяйке отвернуться, как девчонка высунула язык и так же молниеносно спрятала его обратно.       Едва успела старая Амхен сделать заказ, как в трактир, галдя и смеясь, ввалилась развеселая компания лесных эльфов — дюжины две, если не больше, вооруженные луками и ножами. Они живо рассредоточились по залу, взяв под наблюдение все входы и выходы. А следом за ними явился — не было печали! — одноглазый наместник, который сразу же направился к старой ведьме и плюхнулся на скамью напротив нее. “Мне крышка! — подумал трактирщик. — Кто знает, что ему в голову взбредет? Еще всплывут, не дай боги, регулярные недоплаты в лордовскую казну… Обдерет ведь как липку, если узнает. А если за ним еще и Кулак Тулкаса? Прежний верховный дайн Белерианда и князь Бретиля собрал себе такую армию головорезов, что только держись. Он-то помер, да только Хадор оказался ничуть не лучше. Надо бы выяснить, что у одноглазого на уме и за каким балрогом его сюда принесло”. Хозяйка тут же сообразила, как следует поступить. — Келли! — заорала она. — Обслужи госпожу колдунью и господина наместника, живо! Берта, Сувданцэг, ступайте к господам эльфам, спросите, чего они изволят. Элис, а ты марш на кухню, не пугай почтенных господ своей косой рожей. “Молодец, женушка, — и Лысый Том от избытка чувств ущипнул супругу за необъятный зад. — “Знает, кого подослать. От этих молодых девок толку никакого, пускай эльфами занимаются. А Келли — тетка ушлая, и чего знают, и чего не знают — все выведает”.       Смутить Келли было сложно. За время своего пребывания в трактире Лысого Тома она успела навидаться всякого, выслужившись из судомойки в старшие подавальщицы. Ради заработка Келли не брезговала ничем. Разузнать, о чем будут толковать наместник и старая Амхен, было бы полезно. Не столько ради Лысого Тома, который, к слову, платить стал все хуже и хуже, сколько ради собственной выгоды. Келли давно уже хотелось убраться из деревни и открыть свой трактир, да на месте побойчее, а там и замуж можно, пока красота не увяла, время-то идет… Так что, подхватив на кухне поднос с заказанными старой ведьмой жаренными в ореховой корочке окунями, фаршированными грибами земляными грушами и подогретым пивом с пряностями, Келли направилась к столу, занятому неприятными гостями. Старая Амхен сидела съежившись, как лягушка в коровьем следу. Рэтти, которая обычно вела себя как хозяйка, старательно делала вид, будто ее здесь нет. Наместник расположился, словно у себя дома. Впрочем, ему-то что, вон свиту какую с собой приволок, случись что — от трактира бревна на бревне не оставят и никакое колдовство не спасет. — Чего изволите, сэр наместник? — с самой сахарной улыбочкой обратилась к нему Келли. — Мяса. Жареного. С грибной подливкой, тушеной репой и пряными травами. Шарлот… Черт, как это по-здешнему-то? Яблочный пирог. И эстоладского, большой кувшин. Да не вздумай разбавлять! Сразу учую и сам тебя, хм, разбавлю. Келли округлила глаза с видом оскорбленной невинности: — Как можно, сэр! У нас приличное заведение, сэр, не какой-нибудь портовый кабак! — Давай, топай на кухню. Понравится, как кормят, — еще закажу. “Понравится — спросит сладкого в комнате для почетных гостей? — подумала Келли. — Было бы неплохо. В постели из мужика можно ой как много вытрясти. К тому же он непритязателен — простые кушанья требует. Значит, и ублажить несложно — особых выкрутасов не потребуется”. Как бы невзначай она наклонилась над столом, подавая заказ ведьме и позволяя наместнику разглядеть все свои прелести в низком вырезе платья. Выстрел ушел в молоко: наместник просто повернулся к подавальщице слепой стороной и обратился к ведьме — Ну, здорово, черная. Давно не виделись. Ты все такая же, только еще грязнее стала. Дорого бы Келли дала за то, чтобы узнать, где и когда наместник встречался со старой Амхен. Но торчать у стола, развесив уши, не годилось. Келли отправилась на кухню. Со вчерашнего вечера там еще оставались яблочные пироги, они, когда постоят, только лучше делаются. Хозяйка, гремя ключами, сама сбегала в погреб и живо притащила эстоладского. Келли поставила пирог и вино на поднос и понесла заказ в зал. Приближаясь к столу, за которым устроился наместник, она замедлила шаг, соблазнительно крутя бедрами, и вся превратилась в слух. — И что ж тут такого? Ведьма пропала, а в деревне без ведьмы нельзя. Одна ушла — другая пришла. Что плохого я сделала? Чем не угодила? — Я из тех мест, где за колдовство сжигают на кострах. Ясно тебе? — А как же Нэнси? — сладко пропела Амхен. — Нэнси понравилась лично мне. Я забрал ее себе, забрал имя и дал другое. На языке моего лорда. Отныне она Галвэн. — А Нэнси как? Согласилась? — Я никогда и ни у кого, кроме лорда, не спрашиваю дозволения. Просто прихожу и беру то, что мне по нраву. — И старший лорд не разгневался за ведьму-то? — Отнюдь. Лорд отдал ведьму в полное мое распоряжение, а я представил ее ко двору. Моя деревня — мне в ней и бесчинствовать. “Ох и высоко взлетела Нэнси! — подумала Келли. — И чего он в ней нашел? Рыжая, конопатая, да еще и ведьма. И ведь проклятия не побоялся! Теперь никто ей не страшен, кроме богов! Да отчего бы старший лорд человеку такое благоволение оказывал? Все же знают, что Маэдрос людей на дух терпеть не может, в приграничье, где братец его заправляет, селиться еще разрешает, а ко двору — ни ногой... А, вон оно что! — Келли немного покумекала и ее озарило. — Не иначе как одноглазый Маэдроса в бою собой закрыл. Да-да, так оно и есть. Эвон отметины-то какие — не в пьяной же драке горшком с углями по роже досталось. Больше похоже на кипящую смолу с крепостной стены”. Служанка нарочито медленно подала одноглазому заказ, надеясь услышать что-нибудь еще. — А что с медведями делать намерен? Запретишь на них охотиться али как? — ехидно осведомилась Амхен. — Да с вашими человеческими аппетитами тут скоро не только медведей, а и былинки сухой не останется. Вы как саранча — после себя оставляете лишь голую землю. Что вам, короткоживущим, — после вас хоть потоп. — Вон оно как, — насмешливо протянула старуха, — Сам-то, выходит, уже не человек? Лутиэн от эльфов отреклась, от бессмертия отказалась, а ты, значит, от людей? И даже речь людскую позабыл? Эльфам с потрохами продался. А бессмертием своим эльфы с тобой поделились? Сколько ты живешь, наместник? — Что есть — все мое, чужого не надо, своего не отдам. Так что мой тебе совет — убирайся отсюда подобру-поздорову, пока я не сложил для тебя костер на ярмарочной площади. Пока старуха была занята разговором, Рэтти сунулась проглядеть наместника и отшатнулась, едва не завизжав от ужаса. Ломион постарался на славу. За основу приятели взяли смотренный в “Бригантине” фильм “Время ведьм”, щедро разбавив его “Дракулой”, “Ван-Хельсингом” и всеми ужастиками на средневековую тему, какие смогли вспомнить, заодно подправив то, что не соответствовало местным реалиям. Так что чернухи, крови, грязи, мордобоя, пожаров, застенков святой инквизиции и костров аутодафе в страшилке хватало с избытком. — Амхен, Амхен! Глянь, глянь скорее! — затеребила ученица старуху. — Кулак Тулкаса! “И вправду попахивает Кулаком Тулкаса. Правда, они вроде бы с эльфами не в союзе и не жгут ведьм на кострах, но кто знает, кто знает... Может, верховный дайн новый указ выпустил. Проверять на своей шкуре неохота. После встречи с личной гвардией Хадора еще ни одна ведьма живой не уходила”. Какой-то замок случайно оказался похожим на Химринг. Ведьме стало не по себе. Наместник видел крепость снаружи и изнутри — значит, и вправду прислан сюда Маэдросом. Лорд разрешает одноглазому творить все, что вздумается, — выходит, высоко ценит. Очень высоко. А бесчинствует-то он на земле рыжих — значит, и им старший приказал не препятствовать. И Кулак Тулкаса наместнику не указ, Еще бы. Такого попробуй тронь — будешь иметь дело с феанорингами. А кому это надо? Дураков нет. Заденут одноглазого — и верховному дайну, и его покровителям несладко придется. А коли так, пожалуй, стоит уносить ноги, пока и вправду не сожгли на костре. — Так как же деревне без ведьмы? Нэн при дворе, а тут кто останется? — сделала она последнюю попытку зацепиться. — Галвэн весной вернется, а как отстроимся — так и вовсе тут поселится, как и раньше. Так что нечего тебе здесь делать, черная. Местов нет, все билеты проданы. Последних слов, произнесенных Одином по-русски, ведьма не поняла, но сочла их за особо изощренное проклятие. Нет, отсюда и впрямь надо убираться, и чем скорее — тем лучше. Поспешно доев свой завтрак, обе ведьмы — старая и молодая — вымелись из трактира. “Ну, напарничек, не думали мы, что ты так лихо умеешь врать!” — Ломион, сидевший в глубине зала с Ласселином и Хэледиром, все прекрасно слышал. “Это не ложь, а дозированная дезинформация. Все, что надо, она додумает сама. Учитесь, остроухие”. Келли тем временем поспешно передавала Лысому Тому и его жене все, что успела подслушать. — Мэгги, нынче же подчисти все конторские книги, — тут же велел хозяин. — Ничего хорошего от этого наместника ждать не приходится. Вот не было печали, балрог его побери! — Балрог брал-брал, да не побрал, — ехидно вставила Келли. — Подавился и выплюнул. Похоже, хозяин, этот похуже Камлоста будет. — А не родня ли он Камлосту, случайно? — задумалась хозяйка. — Больно уж похож. Не иначе как еще Беор где-то байстрюка прижил, а наместник — того байстрюка потомок. Эльфам с потрохами продался, а кто им вот так напрямую служит? Кроме Беоровых отродий — никто. До того возгордился, что язык человеческий позабыл. И ведьме имя эльфийское дал. — И Берена за порог вышвырнул! — припомнила Келли. — Выходит, нет между ними дружбы. Надо бы разведать, какая мышь летучая между ними пролетела. — Либо Беоров, либо Барахиров ублюдок, но сразу видать, что родня, — подытожил Лысый Том. — Так у Берена еще братья были. Может, кто из них на стороне погулял? — Непохоже, — с сомнением покачала головой Мэгги. — Староват. Скорее уж Барахирово отродье. Трактирщица обернулась и с криком накинулась на служанку: — Элис, шлюхина дочь, балрогова подстилка! Вынь жаркое из печи, перестоится же! Келли, ступай в зал, пригляди за девками. Я сама к наместнику выйду. Обтерев руки от масла и муки, спрятав волосы под чепец и завязав тесемки передника на неохватной талии, Мэгги взяла поднос. Что делать, родив сына и трех дочерей и обладая хорошим аппетитом, сохранить девичью стройность не стоит и мечтать… Впрочем, это не беда. Главное — чтобы кошель с выручкой не отощал. А если наместник начнет копать, куда идет большая часть податей, — отощает, к ведьме не ходи...       Очаровательно улыбаясь всеми своими тремя подбородками, Мэгги выплыла в зал. И без того небольшие глазки совершенно утонули в складках жирных щек, что, впрочем, не мешало хозяйке отлично видеть все происходящее в зале. Эльфы пока что вели себя довольно безобидно. Они хохотали и дурачились, требуя то одного, то другого, и гоняя туда-сюда взмокшую Берту. Разговаривали они на человеческом языке, так что Мэгги понятно было абсолютно все. — А это что? А это зачем? А из чего это готовится? А как? Как-как?! Хммм… Это точно можно есть? Точно-точно? Давайте испробуем на наших мохнатых друзьях, когда они проснутся. — Перемрут. Тебе их не жалко? — Жалко. Ласселин, тогда попробуй ты. А если вдруг еловой корой покроешься — Видящие расколдуют. “Собакам еду хотят бросить. Боятся, что отравим, — разозлилась Мэгги. — У-у, лесные пни, чтоб вам замшеть, хмырь зеленый вас побери!” Ее не обманывало показное добродушие лесных. Она прекрасно понимала, что, стоит наместнику подать знак, — и их веселье как ветром сдует. Схватятся за ножи и разнесут трактир по бревнышку. Камлост хоть и куражился, но ходил в одиночку и платил чистым золотом, что вполне покрывало нанесенные убытки. А от лесных возмещения ущерба не дождешься. Ни хрена огородного они не возместят.       Тем временем Берта, улыбаясь до ушей, шустро исполняла приказы эльфов, делая вид, что никого из них не знает, хотя уже успела перезнакомиться почти со всеми. Только двоих не знала — златокудрого зеленоглазого, пристально ее разглядывавшего, отчего в голове становилось щекотно, и менестреля с лютней, сидевшего в уголке. “Вот бы мне насовсем у Нэн остаться! — размечталась она. — “Я бы ей все-все по хозяйству делала… За одну кормежку и крышу над головой. Ем я мало. И училась бы — не отлынивала. Может, попроситься, когда она придет?” Мэгги подала Одину кушанье и уютно умостила свой необъятный зад на том месте, где сидели ведьмы. — Выпивка за счет заведения, господин наместник. Я — Мэг Лобелия Балдтомсон, хозяйка этого трактира. Не желаете ли осмотреть наше хозяйство? Ах, какие у нас свиньи! А коровы! Чистые сливки дают, а не молоко. Скотник вам все покажет. — Еще не хватало — по свинарникам лазить, — проворчал Один. — Эй, остроухие! Ты, ты и ты — он ткнул пальцем в Ломиона, Ласселина и Хэледира, — ступайте, поглядите. А я есть хочу. “Дура Келли, дура еловая. Из простонародья он, как же! Кушанья-то нехитрые заказывает, а держится — ну точно король! Берен рядом с ним обычным разбойником кажется. Вон как лесными командует. И они слушаются. А лесного эльфа попробуй-ка переупрямь! Да кто ж он такой, одноглазый этот?!” — А дозвольте узнать, господин наместник, Камлост вам родней приходится или как? Один охотно ответил... “Нашего теста лапша на всяких ушах хороша”, — передал он для всего отряда дозорных, когда хозяйка удалилась. Выведав все, что ей было нужно, Мэгги вернулась к мужу. — Родня он Камлосту, только дальняя. По линии Андрет и ее двоюродной бабки. Прогневал Камлост своих родичей, ох, прогневал. Родичи-то феанорингам служат, а папаша Беренов, Барахир, к Финроду подался. Ну от папаши хоть какой прок был, а сыночек говнюк говнюком уродился. Только пить да байстрюков плодить горазд. — А с чего родичи-то прогневались? — А с того, что заполучил он королевскую дочку да и засел с ней на острове, свои земли у Моргота отбивать даже не собирается. Феаноринги границы держат, а с ними — и родня Камлостова, ясно теперь? За него в Дортонионе да в Химладе феаноринги отдуваются, пока он своей эльфийке сиськи мнет. А Тингол-то тоже не дурак. Выставил его с глаз долой — из сердца вон, на Травяной остров, в гнилое болото. Лысому Тому все было понятно и близко. За свой трактир он удавил бы кого угодно. А тут — целое государство, шутка ли! И швырять такое богатство в нужник, даже ради эльфийской королевны — да ни в жись! А Берену, выходит, на свое добро плевать. Дрянь, а не хозяин. Дааа, делааа... — Так что ж получается-то? Камлост просто голодранец безземельный? С каких же шишей он золотом швыряется? — Да небось жениным приданым разбрасывается, — пожала необъятными плечами Мэгги. — Ловко устроился! — не унимался Лысый Том. — А как все промотает — на что жить будет? — А нам что до того за дело? Ты лучше вот о чем покумекай, муженек. Нам и Камлоста восвояси отправить нельзя, и с наместником ссориться не резон. А наместник с Камлостом друг друга терпеть не могут. Чисто два кота на одной крыше. Камлост-то к ведьме нашей подкатывался. А она теперь жена наместника. Вон одноглазый и взъелся. Как быть? — Хмырь болотный побери, ну и влипли мы в историю. Элис! Где тебя балрог носит, дура косая! Сымай передник да беги живо к старосте. Проси, чтоб зашел, я сам ему все обскажу. Но Элис вернулась ни с чем. Кум староста уехал к родне в соседнюю деревню и раньше чем через два дня обратно не собирался.       “Вот зачастили-то!” — сплюнул Лысый Том, углядев в окно через пару дней очередную компанию лесных, на сей раз без наместника. — “Кой балрог им тут нужен, да еще и зимой? Не угощаться же пришли! Не иначе, как настали последние времена для “Старого загона”! А тут и староста явился. Бледный, дрожащий, с роскошным фингалом на пол-рожи. — Сплю я, значится, у свата, десятый сон вижу. И тут — трах, бах! — эльфов принесло! Да одноглазый наемник с ними. Я-то сперва подумал — Берен! Он-то, — думаю, за каким балрогом тут?! Сидел бы на своем острове и сидел. Меня из постели за шиворот на двор вытащили. Я со сна понять ничего не могу. А наемник-то и говорит: “Ты, что ль, староста? Если Морготовых слуг привечать будете — всей деревней ответите. Ясно?” — Это что ж — в шею гнать прикажут, коль появятся?! А выручка?! — ахнул Лысый Том. — Эльфы, — безнадежно махнул рукой староста. — Им попробуй растолкуй. Они ж дивные, денег не знают. И наемник не лучше. Я-то сперва откупиться хотел. Золотом. Да, видать, не угодил, — врезал он мне по морде, сказал, что предупредил, мол, коль еще черные появятся, вся деревня запылает. И ушел с эльфами вместе. Дай выпить, куманек. Такого страху натерпелся — аж до сих пор поджилки трясутся. “Выходит, вправду Маэдрос наместника прислал, и Кулак Тулкаса тоже при деле — уныло размышлял Лысый Том, наливая куму старосте неразбавленного гномьего, — Не дай боги заявятся. Рыжие-то братцы — тьфу, плюнуть и растереть. Их и в собственной семейке ни во что не ставят. А вот старший у них в семерке самый бешеный. И наместник, судя по всему, такой же. Маэдросу только такие и служат. И с вежливыми людьми верховного дайна встречаться совсем неохота. Дааа, делаааа…”