К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Это был самый обычный вечер. Светило, с самого утра укутанное толстыми серыми облаками, тихо сползло по небесному косогору к далекому морю, уступая место беззвездной ночи, черной, словно сажа в печной трубе. Но обитателям ведьминого хутора в Сонной лощине, скрытого ото всех за кладбищем, оврагом и лесом, до этого не было никакого дела. На чисто выскобленном столе, накрытом скатертью из небеленого полотна, ровным светом горела масляная лампа. В этом мире не знали электричества, равно как и массы других, для кого-то самых обычных вещей. И вечерами в круге света собирались все обитатели дома. Нэн сидела с очередным свитком о магических свойствах северных трав, полученным из Леса и, иногда отрываясь от чтения, тихо любовалась на своих домочадцев. Большая семья. То, о чем и мечтать не смела деревенская ведьма. “Он красивый, — думала она, глядя на мужа, — Хоть и огнем отмеченный, но все равно красивый. И дети. Пусть не все рождены мной, а все равно мои”. — Ну что, ребятушки-зверятушки? Уроки выучили? — обратился Один к мальчишкам. — Я выучил, — мгновенно отозвался Тим и бойко затараторил по-русски: Вышли мы все из народа, Дети семьи трудовой. “Братский союз и свобода”— Вот наш девиз боевой. — Понял, что учил? — Понял. Все, кто трудится, — братья, и неважно, что они не родня по крови. Мы с Дасти — братья. Оба на дайна работали. И Бетти — наша сестра. Она тоже из простых. А Лысый Том, дайн и староста — наши враги. — Молодец. Записал по памяти? Давай сюда. Бетти, продолжай. — Свергнем могучей рукою Гнёт вековой навсегда, И водрузим над Землёю Красное Знамя Труда! — подхватила Берта. — А это что значит? — Будем жить как эльфы — кто самый умный, тот и вождь. И никакие короли нам не указ. Ни людские, ни нолдорские, ни дориатские. — Дасти, а ты? — Всё, чем держАтся их троны— Дело рабочей руки. Сами набьем мы патроны, К ружьям привинтим штыки. — Все ясно? — Ясно. Мы всё должны уметь сами. А патроны набивать сегодня будем? — Я те дам патроны! Написал что задано? — Не люблю я писать. Нейдет мне эта наука в голову. Вот ежели собрать-разобрать чего требуется — тут я ого-го! А правда, что гномы новое оружие привезли? — Вот пока не напишешь — никакого оружия тебе не будет. Потому что безграмотному неучу от оружия только вред. “Тимми, дай списать!” “Сам учи, лоботряс! Даже Дженни все написала и отдала”. “У нее уроки легкие. Всего-то объяснить, что такое “букварь”, “буденовка” и “вагон”. Тоже мне уроки, смех один”. “А сам-то понял?” “Чего непонятного. Букварь — это книга, по которой учатся читать. Вроде священных свитков, только для малышей. Буденовка — это как шлем, только из сукна. Непонятно только, зачем она нужна. Разве что отличительный знак воинов бога людей? А вагон — это еще проще. Всего лишь большая повозка. Чтоб перевозить много людей или скотины за один раз. У Дженни все легко”. “Так она еще маленькая, а ты лоб здоровый, женить пора!” “Скотина. А еще побратим называется. Бетти, дай списать! Я же тебе дроби списывать давал!” “Я еще утром все отдала”. “Придется самому…” — скис Дасти. “Хочешь — картинку покажу”, — сжалилась Берта. — “Срисовывай руны. Только все равно Один объяснять заставит”. Тяжело вздыхая, Дасти взял остро заточенную палочку и восковую дощечку. Он выучился писать, просто терпеть не мог это занятие. Получалось вкривь и вкось, словно не руки, а жабьи лапы. То ли дело разобрать, а потом собрать обратно какую-нибудь гномью штуковину! Или арифметика. Тут он хоть кого обставит. Но Один был тверд: Не ответишь урок — не допущу к механизмам.       Берта взяла спицы, клубок и продолжила прерванную работу — вязать Наллену рукавички на вырост. “Будущей зимой пригодятся”. Рядышком пристроилась Дженни и старательно доделывала жабью королеву, изначально бывшую девичьим чепчиком. Глазки она пыталась пришить уже в третий раз, но дело не клеилось. Все время получалось криво, и косоглазая жабья королева напоминала загулявшего деревенского сапожника. — Ой, рукодельница! — вздохнула Берта, отнимая у Дженни злосчастную игрушку. — Твоя жабья королева, похоже, изрядная любительница слоняться по кабакам. Дженни смущенно улыбнулась. — Я без контура еще не умею... — Давай угольком нарисую, где глазки, а где лапки. Воот. Теперь дело пойдет на лад, а? “Один сказал — мы все братья, — поймала она непрошеную мысль Дженни, — Может, он разрешит называть себя “папочкой”? Тогда Галвэн будет моей мамочкой, Бетти — сестричкой, а Дасти и Наллен — братиками. Тим не может быть моим братиком — за братьев замуж не выходят. А я за него пойду, когда вырасту. Вот было бы хорошо!” “Гляньте-ка, ребята, — мысленно обратился к приятелям Дасти. — Вот хитрюга! Даром что малявка”. “Ну тебя! Попробуй-ка соврать, когда думаешь для себя, а не для других. Попробовал? Ну как, выходит? Нет? То-то же. Будто сам его отцом не называешь” Дасти покраснел до ушей. “Она прикрываться еще не умеет, — продолжала Берта. — И вообще не понимает, что ее все слышат. Она маленькая, ей страшно одной. Пусть бы Один согласился на “папочку” — жалко ему, что ли?” “Он нам все равно что отец. Нам всем”, — вмешался Тим. — “Вы своих не помните, а мой от меня отрекся. Мы родня по всему, кроме крови. Как в песне, которую сегодня учили”. “Песня красивая. Эх, если бы хоть кто-то из нас петь умел…” “Ребята, хотите секрет? Я в трактир лазил и на чердаке хорошенько пошарил. Нашел там лютню Злоязыкого и притащил сюда”. “Дасти! Значит, музыка все-таки будет! Пусть и без слов!”       Идиллию прервала возня под дверью. С лаем вскочил со своего места Волчок, размахивая лохматым хвостом словно флагом. — Это я, Билли! — раздался из за двери знакомый голос, приглушенный толстой войлочной обивкой, — Пустите меня! “Что-то стряслось. Не побоялся явиться, когда хозяева дома”. — Заходи, — Берта распахнула дверь. — Ты чистый? — Вчера в корыте мылся, чего тебе еще? Наш род который век гномам служит. Мы не купленные, мы потомственные. А гномы — они чистоту любят, — Билли шагнул через порог в горницу, да так и замер, испуганно моргая. — Что произошло? — В деревне погром. Два дня назад чужие вастаки явились с караваном. В “Старом загоне” остановились. Вечерами садились в кости играть, только нельзя выигрывать столько раз подряд. А сегодня Дэн с ними играть сел. Все спустил. Поднимается и говорит: “Я отыграюсь! У меня еще есть что поставить! Погодите — мигом притащу!”. А мужики наши встали кругом и орут: “Обманом выиграли! Да у них кости фальшивые! Бей их!”. А тут и наши вастаки прибежали, с Броддой во главе. Свояк свояка видит издалека. Конечно, встали за своих. И пошли стенка на стенку. Я уж удрать под шумок собрался, плащ забрать, — что у него еще кроме Бертиного плаща оставалось? Мог ведь он за нами проследить, когда мы его перепрятывали? А тут — я прям моргнуть не успел — пришлый вастак кривой кинжал вытащил да Дэна по шее как полоснет! Башка об пол — стук! И покатилась! Все, не играть ему и не пьянствовать больше. Я дёру, да за плащом. А как возвращался — гляжу, мужики на вастачью слободку с вилами да с топорами идут. А от переправы еще один вастачий караван прется. Ох, драка будет… Ну, куда деваться — я к вам. Держи свой плащ, Берта. Тут его укрыть надежней будет. — Оставь себе. Нам эльфы еще подарили. У нас вся одежка с того берега. И учимся мы у эльфов. Нас на этом берегу ничего уже не держит. — Вон оно кааак… — протянул Билли. — Ну, благодарствую. Хороший плащ, теплый. Так вы в Нарготронд, значится, не пойдете? — Мы скорей на тот берег уйдем. В Нарготронде мы, кроме Тимова брата, никого не знаем, а на восточном берегу у нас друзья. — Ну тогда я один туда пойду. Вот деньжат подкоплю и пойду. — Не стоит, парень, — вмешался Один. — Пропадешь. В Нарготронде скоро станет очень жарко. Ну, скоро — по эльфийскому счету, но на твой век войны хватит. Ты успеешь обзавестись домом, семьей, ребятишек растить будешь — словом, все как у порядочных людей. И тут Нарготронду придет конец. Ородрет слаб. Он не удержит королевство. Так говорят лесные, а они слов на ветер не бросают. — А к Фингону? — Фингон — смертник. Он погибнет еще раньше. Хочешь служить эльфам — ступай к Кирдану, в Гавани. Этот дооолго протянет. Потому что кое-что совсем не тонет. — В Гавани далеко-о... — Есть еще один способ… Наняться в дружину к Старшему. — Ненене! Он бешеный, — замахал руками Билли. — И людей терпеть не может. — Он надежный. И если ищет неприятностей — то лишь на свою голову, не впутывая в это других. Этим он выгодно отличается от Финрода и его никчемной родни. В деревню сейчас не суйся. Переночуй у нас. А дальше видно будет. Тим, баню! — Да она выстыть еще не успела! Мигом управлюсь. Дасти, волоки раскладушку с чердака! С нами переночует, третьим в комнате ляжет. Билли даже не предполагал, что останется ночевать в ведьмином доме.       На столе, приклеенный расплавленным воском к донышку глиняного блюдца, горел огарок свечи. Дасти, Билли и Тим, усевшись на кроватях, держали военный совет. — Ой, ребята, никак последние времена настают! И вастаки страх потеряли, — виданное ли дело, ни за что ни про что башку человеку снести у всех на виду! Наместник-то вступится? — Не-а, — дружно ответили приятели. — Ему до людей дела нет. Вор у вора дубинку украл — велика невидаль! — Ну, достанется, значит, деревенским на орехи. Значится, так тому и быть. Наше дело тоже сторона. Мы гномам служим. Билли, вмиг потеряв интерес к вастакам, переключился на новую тему. — А знаете, ребята, орки вконец обнаглели. Везде шляются как у себя дома. В наших краях отродясь орков не водилось, а тут — ребята, чем хотите клянусь — в полудне пути вверх по течению сам видал! Средь бела дня прутся и ведьму за собой тащат. Мне интересно стало — я в тростники тихонько причалил и проследил, пока вдоль берега шли. Отстал, когда тростники кончились, там спрятаться было негде. — Ведьму? А с чего ты взял, что ведьму? Ты ее знаешь, что ль? — Чужую ведьму. Незнакомую. На себе тащили. Серая — как пить дать. Черная волосы всегда прикрывает хоть чем нибудь, хоть платочком, хоть веночком, шлюха — какую-никакую прическу накрутит, украшений нацепляет, побрякушек всяких. Только серая носит волосы распущенными как есть, ни кос не плетет, ни чепца не носит. И юбчонка вся в заплатках, кожушок небось еще от матери достался, если не от бабки. Словом, как наша Нэн была, пока наместник ее не забрал. Тащат они ведьму, значит, а рядом — ребята, не поверите! — медвежонок бежит. Сам бежит, не на веревке, не на цепи. Вот спрашивается — откуда взялся, все медведи спят, зима на дворе. И масть... Масть неправильная. Серый. Ну, как твоя шевелюра, Дасти, — вот такой. Будто мучной пылью присыпан. Отродясь у нас таких медведей не водилось, это тебе любой охотник скажет. В наших лесах все бурые да черные, а серых нету. — А велик ли медвежонок? — Да мал. Год, может быть. Бежит, скулит, а мамки рядом не видать. Чудные дела творятся. “Бетти, иди сюда! Билли интересное рассказывает!” Берта пришлепала босиком и устроилась на лавке, поджав ноги и завернувшись в одеяло, как летучая мышь — в крылья. Билли повторил историю и для нее. — Орки — это уже не шутки. — нахмурилась Берта, — Про чужую ведьму обязательно нужно рассказать. И Одину, и эльфам. А еще какие новости? — Лысый Том балбеса женит. — Да ну?! Где ж он такую дуру нашел, что Гэса не знает?! Городская, что ль? — Не, деревенская. В дальней деревне взял какую-то. Тетка рада-радешенька была ее с рук сбыть. — Либо шлюха, либо бесприданница, — решила Берта. — Либо и то и другое, — резонно заметил Билли. — Лутиэн вспомните! Как она за Береном в одном исподнем по всему Белерианду бегала! — По навозу босиком к милому ходила! — дружно выдала вся компания.       Утром, едва рассвело, вся четверка явилась в горницу, чтобы рассказать про орков и чужую ведьму, но обнаружила, что их опередили. Ломион сидел мрачнее тучи, сверкая свежими царапинами на щеке и громадным фингалом под глазом. — Ого! Кто это тебя так разукрасил? — присвистнул Один. — С деревенскими бабами схлестнулся. Они меня за орка приняли. Еле отбился. Один расхохотался. — Ничего смешного нет, — возмутился Ломион. — Я не люблю, когда меня бьют по лицу. Тем более — коромыслом. Подростки, хрюкая от смеха, осели кто где был. — А из-за чего сыр-бор? — поинтересовался Один, вытирая выступившие от смеха слезы. — Твоих выручали. Ведьма-Тень и детеныш-оборотень при ней. “Ведьма с медвежонком! — охнул Дасти. — Так это были не орки?!” “Это были мы, — отрезал Ломион. — Я, Хэледир, Лассэлин, Игнир и прочие ловцы Теней. Тинти за старшего” — Так это были эльфы? — поразился Билли. — Это были мы, — вслух повторил для него Ломион. — Ты разве не знал, что мы раскрашиваем лица, отправляясь на разведку? — Слыхал, что это дело дохлое. Вон Финрод раскрасился, а его все равно поймали. — Потому что и он, и его отряд размалевались как в голову взбредет. А орочья боевая раскраска имеет свою систему. По ней они опознают, кто перед ними и откуда. Конечно, орки мгновенно поняли, что перед ними шпионы. О последствиях ты, я думаю, наслышан. Вообще-то, ходили мы за совершенно другим. Кстати, по твою, Тим, душу. — А я-то тут при чем? — При том, что ты ворлок, единственный из всей семьи. Мы хотели выяснить, нет ли в вашем роду других ворлоков и ведьм. Но узнали другое. Тот, кто тебя воспитывал и отдал в обучение к дайну, тебе вовсе не отец. Если говорить совсем начистоту, он никому из всех, кого растил как своих, не отец. Не знаю уж, обрадует это тебя или огорчит. Твоя мамаша каждый раз, оказавшись в тягости, бегала к старой Амхен и заменяла ненужные воспоминания. — Ловко! — Дасти заржал, как конь, глядя на растерянную физиономию побратима. — Выходит, ты теперь с нами в одной корзинке. Такой же безродный, как и мы. Наплюй и разотри. У нас теперь другая семья. А деньги за обучение мы отдадим. Раздобудем как-нибудь. Ты думаешь, из-за чего батька так на тебя взъелся? — Из-за сана. Я сан не получу... — Дурак! Ему просто денег жалко. Двадцать золотых в год, да помножь на восемь лет — шутка ли, эдакие деньжищи! Мне бы тоже жалко было. — На обратном пути мы пошли вверх по течению, там у нас свои дела были, — продолжал Ломион. — К людям и заглядывать не собирались, если бы не Лассэлин. Он всех и подбил. Дескать, зайдем да зайдем, — вдруг там творится что-нибудь интересное. Я ничего не почуял — а он углядел. Не успели до деревни дойти — нам навстречу девчонка. С дюжину зим по вашему счету. В слезах, в панике. Нас увидела — перекинулась зверем прямо у нас на глазах, рявкнула по медвежьи — и со всех лап обратно в деревню. Мы за ней. Вовремя успели. Деревенские ведьму жечь собирались. Считай, мы эту ведьму с костра сняли. Людей разогнали, а деревню до последней халупы спалили. Теперь на орков спишут. — Где сейчас ведьма? — встревоженно спросила Нэн. — У нас. — А дочка? — При ней. Перекинулась обратно, как только убедилась, что вреда ей не причинят. — Ведьма — Тень? — Тень. — А дочь — оборотень? — раздумывал Один. — Любопытно. Кому ведьма удачу отдала? В память заглядывали? — Заглядывали. Да толку мало. Кроме облика — ничего. Она даже имени его не спросила, не говоря уже, кто и откуда. — А на кой ведьме его имя знать? Ей с ним не жить и детей не растить, — заметила Нэн. — За ведьминой удачей обычно приходит либо купец, либо воин. И не из-за прихоти минутной, а если совсем край наступит. Никому не охота пополнять число дохлых женихов. Считается, что ведьма удачей наделит, но и проклятием наградить может. Во всем везти будет, да только мужчиной быть перестанешь. Вот свое имя ведьме и не называют — чтобы проклясть не могла. Так кто отец? — Хотите взглянуть? Любуйтесь, — Ломион брезгливо скинул образ из чужой памяти на всеобщее обозрение, — Хорош? Кем надо быть, чтобы бросить свою семью на произвол судьбы? — Воин, — определила Нэн. — Или из Бретиля, или из Дор-Ломина. — Ой! — удивленно чирикнула Дженни. — Да это же другой дядюшка, к которому меня мой дядюшка Джереми послал! У дядюшки над камином висел большой-пребольшой портрет в золотой раме. Там дядюшка Джереми и мой другой дядюшка вместе на охоте. Кем же он дядюшке приходится? Кузен… Или троюродный кузен… Не помню… И как звать — не помню. Дядюшка всегда им очень гордился. Все мы, — говорил, — мешки с перцем, а он один из всей родни в люди выбился, и всю семью наверх тащит, к княжескому двору. Сначала поставки пряностей, а там дальше — глядишь, и больше будет. — От паршивец! — тут же ополчилась на незнакомого воина Берта. — Да я б ему и таракана дохлого не доверила, не то что дитё! — Дядька Джим тоже хорош, — осудил Дасти. — Баба вертит им как хочет, а он и слово поперек сказать боится. Отправил девку с глаз долой-из сердца вон. И ничего, совесть не гложет. Хорошо — не под кустом бросил. — Что ж, круг поисков сужается, — подытожил Ломион. — Мы знаем, хоть и приблизительно, из какого он рода, и знаем, что служит Первому Дому. А тут уже можно искать.       Семья Дженни, оказывается, звалась Редферны и вымерла практически целиком. От некогда многочисленного семейства остались только Дженни, Рози да беспутный дядюшка, служивший, как выяснилось, младшему из старших феанорингов. До остальных добрался черный мор. До богатого дядюшки, сплавившего племянницу куда подальше, — тоже. — Э, э! — встрепенулся Дасти. — У той семейки денежки водятся, и немалые! Поставщики княжеского двора — это тебе не осел чихнул. А наследниц — только Дженни да ее сестра. Дженни должна получить свою долю по справедливости. — Для людей Дженни сгинула, — напомнил Ломион. — Ее беспутный дядюшка — тоже. Свои сочли его мертвым. Дженни рано или поздно уйдет в Лес, а там ей деньги ни к чему. На обзаведение хватит и того, что мы стрясли с дайна. Пусть наследует старшая сестра. — Сочли мертвым? Что произошло? — Одина дела наследства Редфернов интересовали меньше всего. — Что обычно. Ехал рыцарь темным лесом за каким-то интересом. Не один, а с маленьким отрядом. Напоролись на орков и все полегли. Остаток орочьего отряда нарвался на наши дозоры, а у нас с орочьим племенем разговор короткий. Трофеи у них интересные были, ну, наши и пошли проверить, где орки таким добром могли разжиться. Об уничтоженном орками отряде людей наши сообщили Маглору. А про выжившего говорить не стали. Меньше знает — крепче спит. Сухой остаток — недобитый котлетный фарш обретается у соседнего клана. Желаешь познакомиться? А ты, Нэн, хочешь увидеть ведьму с дочкой— оборотнем? Старшие представители дома переглянулись. — Похоже, ребятушки-зверятушки, придется нам с супругой отлучиться на восточный берег. Дом и сына оставляю на вас. И под вашу ответственность. Берта только вздохнула. Ей тоже хотелось познакомиться с ведьмой. Но ее не пригласили и, что поделать, приходилось оставаться.