К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Этот год не сулил добра. Сухая жара, нанесенная ветрами с дальнего юга, накрыла восточный Белерианд уже к концу весны. К ночи Середины лета реки обмелели и в дрожащем от марева воздухе появился запах горелого торфа. Дождей не было уже полторы луны.Травы и посевы выгорали на корню, обещая голодную зиму и по людским поселениям поползли слухи о проклятии. Только вот никак решить не могли, кто в этом виноват — Моргот на дальнем севере или кто поближе.       Привязав лодку к мосткам и закинув за плечо винтовку, Один шел к дому. Под ногами тихо похрустывала сухая трава. Позади привидением плелся Верный. Винтовкой, по правде говоря, Один называл свое оружие только по привычке — то оружие, что он принес с собой из другого мира, лежало, завернутое в промасленные тряпки, в оружейном ящике. Пользы от него было немного — к нему оставался один, последний патрон, и добыть новые было негде. А за плечом висело творение ногродских гномов — жуткая помесь “трехлинейки” с бурским “роёром”, где продольно-скользящий затвор совмещался с длинным гексагональным стволом калибра, заставлявшего вспомнить об авиационной пушке. Но страшилище службу свою несло исправно, а патроны можно было переснаряжать вручную. Топор за поясом, тоже гномьей ковки, и принесенный с собой из-за грани мира штык-нож от “Калашникова” в потертых ножнах довершали вооружение лауме.       Перебраться жить на восточный берег было решено, как только сошел снег. И неспокойно на западном берегу становилось, да и семья Грэйс пригляда требовала. Старшим детям тоже скоро предстояло обзаводиться собственным жильем. Год-другой — и Берта с Дасти вылетят из приютившего их гнезда. Позже придет очередь Тима и Дженни. Один невольно улыбнулся, вспомнив, как однажды, когда лес полнился запахом ландыша, а во дворе начал распускаться куст мелкой лиловой сирени, из дома вылетела растрепанная Дженни и, распахнув объятия, понеслась навстречу лауме и его супруге. — Папочка! Мамочка! Я соскуучилась! Славная девчушка. Знания впитывает как губка. Мало того что сама освоила язык другого мира, так еще и кузину Хоуп научила. Правда, кем девчонки друг другу приходятся, выяснить так и не удалось. Какая-то седьмая вода на киселе. Впрочем, столь ли это было важно, кто какому забору троюродный плетень. Сдружились ведьмочки — и ладно.       Поднявшись на пологое всхолмье, Один остановился и огляделся. Небо объял совершенно босховский закат, затопивший атмосферу потоками лавы. Дальние леса на западе казались горящими, их застилала багровая мгла. Из мглы поднимались свинцовые облака, окаймленные расплавленным золотом, стекавшим к границе земли и неба. Их очертания неприятно напоминали силуэты самолетов — бомбардировщики и истребители сопровождения. Они словно взлетели откуда-то с окраины мира за западным горизонтом, ища себе цель среди обжитых земель востока. Восток укрыли пурпурные тени. Северный горизонт сиял холодной сиреневой синевой. Юг лизали протянувшиеся с запада алые языки. Поднявшийся на закате ветер тронул волосы лауме, горячий и несущий с собой запах гари, так похожий на запах войны. Война не хотела отпускать, напоминая о себе снова и снова, даже оставшись за временем и пространством. Видящие оказались правы — рядом с людьми спокойной жизни не было. Так что отстраиваться решили вовремя — как раз к началу листопада можно будет окончательно уйти на восточный берег, в предгорья.       Пора кончать эту игру в наместника — что-то шоу затянулось, легенда по швам трещит. Сначала нападение местных вастаков. Этих разогнать было несложно — спасибо гномам, вовремя привезшим экспериментальные образцы винтовок. Череп незадачливого разбойника-вастака, хитроумно заклятый Хоуп в систему сигнализации, до сих пор украшает ворота для острастки и в назидание, хотя Ломион и был против. Потом объявились сборщики налогов — и откуда только взялись. Похоже, местные лорды действительно войну готовят. Пришлось, на пару с Талионом, объяснить им, кто в Сонной лощине дает по мозгам, а кто получает. В военном деле от непутевого рыцаря был толк. А после и вовсе целый отряд под синей тряпкой со звездами явился. Кольчуги начищенные сияют, на щитах кулак нарисован. Тоже — войска Евросоюза… Это уже потом выяснилось, что под таким штандартом местная святая инквизиция разгуливает — тот самый Кулак Тулкаса. Хотелось бы знать, кто их навел на Сонную лощину. Спасибо гномам и волчьим всадникам из дозорного отряда лайквэнди — помогли отбиться, а Дасти, Берта и супруга- ведьма оказались прирожденными снайперами. В Неодолимом болоте все нападавшие нашли для себя последний приют. Молодняк смеялся, стаскивая трупы в трясину, дескать, кто пришел с мечом в наш дом — отдавай металлолом. Для них война пока еще забава, а не ремесло.       Так что уходить самое время. В конце зимы у Галвэн (тут Один поймал себя на мысли, что все чаще называет жену тем именем, какое дали ей эльфы) должен родиться второй ребенок, с двумя младенцами на руках уходить будет на порядок труднее. Парни — Тим с Дасти — уже днюют и ночуют на том берегу. Организовали прииск, построили балаган и старательством промышляют на Аскаре. Дасти на обзаведение копит, а Тим отцу с братом долг за обучение хочет вернуть. И Талион вместе с ними. Хоуп непутевому папаше условие поставила: построй дом и введи туда нас с матерью честь по чести. Тогда я, может, и сменю гнев на милость и назову тебя отцом. Еще одна валькирия растет. Что Берта, что Хоуп среди людей пары себе не найдут. А Дженни, как подрастет, обеим прикурить даст. Третья валькирия в доме. Похоже, для ведьмочек это типично.       Едва оклемавшись, непутевый рыцарь попытался сунуться к людям — забрать кубышку, что на черный день была припрятана, — так едва ноги унес. Оказалось, что бывшие друзья-приятели давно уже все прикарманили, разделили и пропили. Конечно, разбираться не стали — живой он или умертвие поднятое. Вся застава мечи повытаскивала. Бей Морготова слугу! Хорошо, дозорные за ним приглядывали — отбили. Всей пользы — мысленной речью научился пользоваться. Кому-то для этого нужно было с коня слететь, а кому-то — по дурной голове получить, да так, что целители вынесли вердикт — отвоевался. Вот теперь попритих, старательствует вместе с пацанами. Хорошо, весь край на восточном берегу в этих местах — сплошной Клондайк. Лесным эльфам золото без надобности, проку в нем они не видят. Они ценят сталь. Люди до россыпей семиречья не добрались, ходить на земли авари — дураков нет. Так что приглядел себе Талион место в соседнем распадке, глядишь, к весне тоже отстроится. Недавно покровительства попросил. (Дожил ты, Один Хардраде, несостоявшийся властелин мира. В лорда превратился, подданными стал обрастать, как гнилая доска ракушками).       До хутора оставалось всего-ничего, так что закат только-только успел перейти из Янтарного в Алый Час, когда Один вошел во двор. Во дворе жизнь кипела ключом. Берта кормила скотину. Дженни доила коз. Нэн развешивала белье. Наллен, быстро сообразив, что старшим не до него, вцепился в густую шерсть Волчка, распластался у него на спине, прилип как репей и с довольным видом катался по двору. Пес покорно сносил все издевательства маленького хозяина. Наллен гордо подъехал к отцу и сообщил: — Конь! Один подхватил сына на руки. Воспользовавшись этим, кобель тут же куда-то удрал. — Это не конь, это пес. Наллен упрямо мотнул головой. — Конь! Но, но! Один рассмеялся. — Ну пусть будет конь. Подошел Верный. Обнюхал Наллена, проверяя, что это точно он. Малыш обеими руками схватил лося за морду и радостно объявил: — Конь! — Для тебя он слишком велик. Подрасти сначала. Дженни как раз закончила вечернюю дойку, Берта вытряхнула последние отруби из ведра в корыто. — Верный! Хочешь хлебушка? — Дженни вынула из-под передника круто посоленную горбушку. — На! — Н-ня! — повторил Наллен. Завидев свою няньку, он заерзал на руках у отца и потянулся к ней. — Бетти! Нння! Ння меня! — Семейство, собираемся. Нас всех пригласили на тот берег, к кострам Середины Лета. Тиму приглашение отдельное, он уже знает. Дженни, уже успевшая утащить ведро с молоком в погреб, примчалась, словно на крыльях. — Папа! Мы к эльфам пойдем? На праздник? А Бребенэль мне паучков покажет? Она давно обещала! — Увидишь ее — спроси сама. — К эльфам! Вот здорово! Интересно, они своих детей на праздник берут? Вот бы поглядеть, какие у них дети! — мечтательно проговорила Берта. Нэн радости девчонок не разделяла. — А с чего Тиму отдельное приглашение? Чего от него хотят? — Да ничего особенного. В Лесу очередное пополнение — перебежчики от нолдор. Хотят послушать людские священные писания о Валар. Они тех валар вживую видали и намерены здорово повеселиться, слушая пересказ пересказа о величии богов.       Ночь, жаркая и душная, накрыла землю. Тонкий серп молодой луны утлой красной лодочкой плыл по звездной реке безоблачного неба. Лес, укрывшийся листвой, замер в безветрии, источая ароматы цветов и трав, заставлявших хмелеть мохнатых ночных бабочек и цветочных духов, затевавших пьяные танцы над лесными полянами, озаренными призрачными звездным светом. Под пологом леса мерцали огни костров Середины лета. — Нужен дождь, — задумчиво произнесла Нэн. — Хороший дождь. — Обряд? — тотчас же ухватила мысль Грэйс. — Но вдвоем мы ничего не сделаем. Дождевые облака далеко. Две ведьмы, три ученицы… Мало. — А я?! — вскинулся Тим. — А ты не годишься. Твоя магия — боевая. Ты можешь вызвать дождь, но это будет гроза с ливнем, ураганом, градом и наводнениями. — Ух ты! — у бывшего ученика дайна загорелись глаза. — А меня этому научат? — Всему свое время, ученик, — сказал невесть откуда взявшийся Муйнак. — Это ночь песен. Ступай к ближайшему костру. Тим двинулся куда указали, но костер, только что горевший совсем рядом, исчез и зажегся совсем в другом месте. Тим свернул с тропы, пошел на свет, но костер снова погас. Тим в темноте налетел на дерево и почувствовал, как по шее ползет что-то маленькое и мохнатое. — Разуй глаза, ворлочонок! — раздался тоненький капризный голосок, чуть громче комариного жужжания. — И-ик! — Это еще что?! — Я не что, а кто. Цветочный дух. Люди нас еще феями называют. — Слыхал я про вас. Дайн рассказывал, что вы вроде людей, только ростом с мизинец и со стрекозиными крылышками. Люди болтают, будто вы желания исполняете. Взаправду исполняете? — Стрекозиные крылышки! Желания! Я т-те дам желания… Ик! — сварливо проворчал цветочный дух, — Сшиб с ветки, — теперь носи меня до рассвета. Таково мое желание. Тим осторожно провел рукой по шее, поймал незваного гостя и рассмотрел поближе. Существо сильно походило на ужасно вредную для сада большую белую ночную бабочку — такие же крылья шалашиком и покрытое густым мехом тельце и лапки. А может и не лапки, а руки-ноги, все волосатое, не поймешь. Во всяком случае, их четыре, а не шесть, как у настоящей бабочки. И лицо похоже все же на человеческое, хотя и не совсем. А ведь не посмотрел бы — прихлопнул бы не глядя, как огородного вредителя. Существо светилось приглушенным переливчатым светом и тихонько икало. — Мог бы и повежливей… Ик! Знай, что ты держишь в руках родственника Валар, причем не слишком дальнего. — Да ну тебя. Расхвастался. Раз желания не исполняешь — так хоть дорогу покажи. — Это мы можем.       Неожиданно Тим очутился у костра в центре большого круга. Лица незнакомые. Осанка благородная — похоже, что из заморских. И вышивка на обшлагах и вороте рубашек — лесные так не носили. У тех вышивка всегда выше локтя. Известное дело — нолдор не самим же стирать. У них на то слуги имеются. Стирали бы сами — десять бы раз подумали, как одежку украшать. Эльфы выжидательно смотрели на него. — Ну же, ворлочонок! Расскажи нам, что люди знают о Валар. Держи кубок и начинай. Мы ждем! Священные тексты Тим знал назубок — дайн заставлял долбить так, что ночью разбуди — расскажешь. Попробуй хоть в одном слове ошибиться — и посохом огребешь. — Был Эру Единый, что в Арде зовется Илуватар; и первыми создал он Айнур, Священных, что были плодом его дум… — начал он. Затверженное наизусть говорилось легко. — Манвэ — король всех Валар, первый из созданных... — Неправда, — вдруг подал голос из капюшона цветочный дух, про которого Тим успел забыть, — Мелькор был создан раньше… Ик! А Унголиант была еще до Эру. Эру, появившись, первым делом создал Время и Дорогу. Их тема в Музыке была самой первой. Остальные появились уже потом, и брали из первой темы, внося в свои, — прибавил он. — Ого! — поразились и лесные, и беглые нолдор. — Этого даже мы не знали. — Так их не пятнадцать, а и вовсе семнадцать?! И Эру был не всегда? “И тут дайн мне соврал… Вот сволочь! Ну я ему отомщу... Что бы такого сделать?” — Шестнадцать, если не считать Унголиант, — сварливо поправил цветочный дух. — Ничего-то вы не знаете. Демиурги приходят и уходят, а Небытие остается… Ик! Унголиант — Небытие. Она была до Эру и будет после него. Все появляется из Небытия и исчезает в нем же, но Небытие воистину бессмертно. И что было, и что будет — все когда-нибудь попадает к ней… Ик! И она будет довольна. “А в священных свитках написано, что она всегда голодна и желает все пожрать. Так вот в чем дело! Ну, дайн, ну, старый брехун!” — А кто такая Дорога? Я знаю священную историю, но ни разу про нее не слышал. —О ней известно еще меньше, чем о Мелькоре. Никто из живых не видел ее лица, — сказал кто-то из нолдор. — А мертвые? — тут же кинул новый вопрос Тим. — Никто не знает этого доподлинно. Вернувшиеся плохо помнят о Чертогах. — Из Нарготронда недавно прислали последние уточнения к священным свиткам. Там написано, будто боги вернули Финрода. Так ли это? — снова с жадным любопытством спросил Тим. Короткий смешок донесся от компании нолдор. — Никто не возвращается с того берега. — И нам туда — ик! — нель-зя! — снова подал голос цветочный дух из капюшона. — Кто туда попадает — обратно не возвращается… Ик! Наверное, Валар делают там с нами что-то очень- очень страшное. Может быть, даже едят. — Что верно, то верно, — прыснул кто-то. — На том берегу такой живности не водилось. Наверное, Валар их уже во что-нибудь перепели. — А ну, вылазь, вредитель! — потребовал Тим, невежливо встряхивая капюшон. — Давай выкладывай, что знаешь. Кто такая Дорога и где ее искать? Скажешь — нальем еще. Дух выбрался из капюшона, по рукаву рубахи сполз на ладонь ворлочонка и начал вещать, иногда икая: — Безликая когда-то была вольным духом, из самых старых и сильных, первыми явившихся в мир. Ее жилище, Башня-которой-нет, было далеко на востоке, но она любила бродить по земле с теми, кто отказался уходить,- Ик! - помогая живым в трудный час, когда рухнули Столпы Света и валар покинули Эндорэ. У живущих-на-земле оставался только свет ее фонаря. А потом Валар забрали ее у нас и лишили облика. Ее жилище ныне сокрыто ото всех. Теперь она служит Намо, - Ик! - ее лицо видят только мертвые и имя ее забыто живущими. Но мы, малые духи, помним многое. Ее мы зовем Гилфиниэн, косматая звезда. Когда она появляется в небе — быть беде. — О, про косматую звезду я знаю! — обрадовался Тим. — Старики болтают, будто от нее все беды. Говорят, перед Браголлах она появлялась. Здоровенная яркая звезда с хвостом на полнеба. — Она не насылает беды, — Ик! — а лишь предупреждает о них.       Цветочному духу налили вина и отломили кусок медовой лепешки. Вредное создание на время умолкло, наслаждаясь угощением. — Рассказывай дальше, ворлочонок. Что там в ваших священных книгах пишут про Манвэ? — потребовали нолдор. — Ну… Манвэ не думает о собственной славе и не стремится угнетать, но правит в мире. Больше прочих эльфов любит он ваниар, и от него они научились песням и стихосложению, ибо поэзия — любовь Манвэ, а песня — его музыка. Одежды у него голубые, и голубым огнем сияют глаза, а скипетр его — из сапфиров, которые сотворили нолдор; он — наместник Илуватара, король мира валар, эльфов и людей и главный защитник его от лиха Мелькора... — Хм. Братцы, кто-нибудь видел Манвэ в таком обличье? Мне вот не приходилось. — И мне. — Ага! Чуть что не по нему — тут же ураган и получишь, или еще чего похуже! — Да еще с дождем и градом, если с Ульмо сговорится! — Может, он только Артафиндэ являлся в полном блеске своего величия? Иначе откуда бы эта сплетня пошла гулять среди людей? Нолдор, по-кошачьи фыркая, осели кто где стоял. Послышались ехидные возгласы лесных: — Это ветер-то всем заправляет?! — Лисицы лают — ветер носит, а гномий караван идет. — Время было создано первым. Время, Дорога, а потом уже — все остальное! Кто ж создание всего сущего с ветра начинает?! Долго ли такой мир простоит? — Не воюй со временем — и время начнет работать на тебя. — От ветра петь научились… Ха! Разве что выбивать дробь зубами. Холодно было на этом озере, я вам скажу! Особенно когда ветер с воды. — Мы пели тогда, когда валар здесь и в помине не было… Это действительно смешно. Давно мы так не веселились.       Подбадриваемый едкими комментариями, Тим дошел до Исхода и сожжения кораблей. — И так плыли они сквозь бури и ветер, и Маглор, величайший из менестрелей, пел им... — Да не так все было! — не выдержал кто-то из пришлых. — Мы в темноте верфи перепутали, на ремонтную ввалились. Феанор с Куруфином орут — идемте с нами, что толку сидеть между морем и горами и лить напрасные слезы! А не хотите — так корабли отдавайте, мы пойдем отбивать наши Камни! Братцы — за ними. Тэлери в ответ вопят — мол, не пустим, вы на этом никуда не уплывете! Вас Уйнэн потопит как грузило от сети! Да кто ж их слушал? Карнайвэ — он при средних тогда был — обозвал тэлери трусливыми крабами, которые из своего панциря высунуться боятся. Мы, — прокричал он — вам предлагаем весь мир, а вы бултыхаетесь в грязной луже под приглядом нянек! Да тьфу на вас. А потом кто-то из тэлери выстрелил. И, к несчастью, попал в леди Лехтэ, супругу Куруфина. Славная она была, Шустрая Леди. Ни в чем не уступала супругу. Мечом владела не хуже него. И в битве встала рядом, плечом к плечу. Жаль… Мы все любили ее. — Тут уж феаноринги озверели и бросились в драку. Да что мы могли сделать против луков с одними только мечами! Много наших тогда полегло. — Это была не битва, а бойня. Трижды тэлери отбивали наши атаки. Но когда у них кончились стрелы, мы добрались до лучников и не пощадили никого. — Куруфин веслом по голове получил и полетел за борт. Одним Валар известно, кто его тогда из воды вытащил. Кажется, Карнайвэ-Огонь. Дааа… Потом Уйнэн бурю устроила. Часть кораблей ко дну пошла — они же все как решето были. Мы всю дорогу только и делали, что воду из трюмов вычерпывали. Ну, и пели, разумеется. Чтобы ритм задать. Слышали бы вы, какие непристойные и хулительные песни сочинял о Валар Маглор! Из наших только Огонь, тэлеро-полукровка, умел с парусами обращаться. Доплыли чудом. Добрались кое-как до Лосгара, в заливе Дренгист высадились — а там тоже не мед. Холодно, промозгло, ветер прямо с ног сбивает. А мы еще и промокли до нитки. Зуб на зуб не попадает. Про то, что здесь зима каждый год по полгода бывает, мы и понятия не имели. Собрали все, что могло гореть, развели костры, сели греться и сушиться. Тут налетел шквал, пламя взметнулось выше головы, угли разметало, и как раз к кораблям и понесло. Полыхнуло сразу в нескольких местах. Мы остолбенели, не знали, куда кидаться и как тушить. А тут Старший к Феанору подходит и спрашивает: “Отец, а как же мы теперь перевезем Фингона и остальных?” Нашел место и время дурацкие вопросы задавать... Так что не виноваты мы перед Вторым и Третьим Домами. И никто не виноват. Зря Ангрод Тинголу со слов тэлери про резню наплел. Много они видели, Третий Дом, да и Второй тоже. Их даже рядом не было, когда все началось. А нас просто расстреливали. — А виру? Виру за Хэлкараксэ вы зачем платили, если не виноваты? — недоумевал Тим. — Объяснили бы все честь по чести… — Попробуй что-нибудь доказать Нолофинвэ! У него всегда все виноваты, кроме него самого. Так что проще было заплатить, чем доказывать. — Но он же вывел свой народ через Льды…— робко попытался возразить Тим — Он, Финрод и Финродова сестрица, как бишь ее там... Мы родословные только начали изучать, когда меня дайн выпер. Снова фырканье рассерженных кошек. — Финголфин, Финрод и Артанис сумели только потерять дорогу. Хочешь страшный секрет нолдор? Тим весь превратился в слух. — Так вот. Нолофинвэ, Артафиндэ и Артанис повели Второй и Третий Дома через льды и заблудились. Многие погибли. И тогда, спасая остатки выживших, командование взял на себя Тинти Урукето. Он вывел всех к берегу. Он, а не они. Только вспоминать об этом Второй и Третий Дома не любят. У Тима отвисла челюсть. — Это что ж такое получается? Второму Дому корона принадлежит вовсе не по праву?! И из Финголфина король как из свиньи белка? А Тинголу и вовсе пересказали из пятых рук, да еще те, кого и близко не было? Лихо выходит у вас. Не хуже чем у людей… Самое интересное прервалось появлением галдящей лесной молодежи. — А ну-ка, сочтемся! Кто сколько духов поймал? Я троих! — Отстаешь! У меня пятеро! У кого больше? По веткам их! — Я одного своей деве отдам. — Эй, ворлочонок, пойдешь с нами на охоту? Тим согласился. В голове у него забрезжила пока еще не ясная, но очень соблазнительная идея, как можно насолить дайну. Дух перебрался обратно в капюшон и благополучно уснул там.       Охотиться вместе с эльфами на цветочных духов пошла вся молодежь лауме, кроме Наллена, который уже успел вдосталь накуролеситься и теперь мирно спал в айяте, привязанном между двумя деревьями. Как выяснилось, эльфийские матери брали маленьких детей на праздник с собой, оставляя их под присмотром громадных лесных псов.       Для ловли духов выбрали поляну возле ручья, заросшую болиголовом. — Главное — не хватать их раньше времени, а то скинут обличье и поминай, как звали, и обратно уже не явятся. Вино они любят, но и так способны упиться до зеленых гоблинов одним лунным светом. А когда как следует захмелеют, то уже никуда не денутся, — наставлял Игнир, устанавливая на кочку глиняную плошку и наливая в нее медовухи из фляжки. — А теперь отходим, чтобы не распугать, и ждем, когда явятся. Как упьются — рассядутся по соцветиям, вот тут их и надо ловить. — Да ну, — наморщила носик Хоуп, — Если руками по одному, то больше разлетится, чем поймаешь.А вот если над плошкой поставить решето и подпереть палочкой, то можно накрыть всех сразу. — Дельная мысль! — одобрил Тим. — А где решето взять? — Корзинка тоже сойдет. Корзина быстро нашлась и вскоре ловушка была готова. Цветочные духи тоже долго ждать себя не заставили — не успели ловцы размотать веревку и спрятаться за ближайшие кусты, как над поляной закружил целый рой. Цветочные духи радостно слетелись на дармовую пирушку. Когда любители халявы набились под корзинку, Хоуп дернула за веревочку и сладкоежки очутились в плену. — Ловко мы их! Сейчас упьются, соберем и будем ловить следующих. Впрочем, цветочные духи и не стремились выбраться на свободу. Они были заняты медовухой. Упившиеся устраивались спать прямо там, где сидели.При этом они сильно походили на дохлых бабочек и только свечение и икание выдавало их с головой. Когда шевеление под корзиной прекратилось, охотники, вооружившись холщовыми мешочками, в которых зимой хранили запас пряных трав, стали собирать свой пьяный улов. Берте быстро наскучило это занятие и она, посадив себе на волосы цветочного духа, выбранного для нее Дасти, ушла разыскивать старших ведьм. Остальные с удовольствием продолжили охоту. — Цветочные духи не больно умны, сварливы, любят хмельное и большие сладкоежки, — на ходу просвещал Тима Игнир. — Постоянного жилища у них нет, постоянного имени — тоже. Они кочуют с одного цветка на другой. Меняют дом — меняют и имя. Весной он был подснежником, а осенью безвременником станет. Так что людские сказки о том, что, назвав духа по имени, можно заставить его себе служить, — глупость и больше ничего. Попробуй-ка угадай, как его зовут сейчас. — А что они едят, когда вы их не угощаете? — полюбопытствовал Дасти. — Питаются они, в основном, звездным и лунным светом, но любят лакомиться нектаром и пыльцой. А уж если наткнутся на кленовый или березовый пень с забродившим соком — тут у них пир на весь мир начинается — где один, там и вся округа. Вино у них в особом почете, потому что в лесу ничего подобного нет. Когда осенью цветы кончаются, духи забиваются по щелям и трещинам и залегают в спячку до весны. Цветочные духи, рассаженные по веткам, лучшее украшение летнего праздника. Они красиво мерцают в темноте. — А утром? Возвращаете на место? — А зачем? Протрезвеют — сами разлетятся.Пожалуй, больше ловить не будем, нам и этого хватит. Пойдем рассаживать. Какой-то не до конца упившийся дух обиженно протянул: — Даааа, я думал — вы в честь праздника наливаете, а вы нас корзинкой… Идея с отмщением дайну в рыжей голове Тима оформилась окончательно. Он усадил духа на ладонь и мысленно обратился к нему: “Я знаю, где всегда есть дармовая выпивка, без всякого подвоха. Ее никто не охраняет” “Не обманываешь, ворлочонок? — с подозрением осведомился дух. — Кто вас знает, может, вы и мысленно врать умеете!” “Чтоб мне лопнуть на месте, если вру! — поклялся Тим. — ”На том берегу, в храме, в чашах всегда налито сладкое вино — жертва богам. Все дайновы ученики воровали оттуда понемножку. Если не наглеть, никто и не заметит, что вина в чашах малость поубавилось. Я и сам не раз отливал себе фляжку-другую. Паромщик за священное вино хорошую цену давал. Вы, духи, богам родня, значит, на подношение полное право имеете”. “Покажи дорогу”. Тим в красках описал путь до храма, его внутреннее убранство и объяснил, в каких нишах какое вино стоит. “Я завтра сумерках проберусь в дайнов сад и открою окно”. “Зачем открывать? Стены нам не преграда. Воплотимся прямо там. Большие валар ничего и не почуют — больно нужно им ваше вино. Будет стоять, пока не высохнет. Жалко. Добро пропадает. Утром протрезвеем и полетим. День проведем в храмовом саду, а ночью нас ждет пир”. “Там все есть — и вино, и пиво, и фрукты, и сладкие лепешки, и мед. Каждому богу — свое подношение”. “И это в каждом храме так?!” — перспектива полакомиться на дармовщинку прельстила цветочного духа и развеяла всякие сомнения. “Дайн говорит, что все храмы устроены одинаково. В нашей деревне он маленький, а в городах и фигуры богов под потолок, и подношения богаче”. “Жаль, мы раньше не знали. Впрочем, и неудивительно — люди подносят валар срезанные цветы, а нам они неинтересны. С них нектару уже не выпьешь — так, разве пыльцы слизнешь немножечко”. Стоило Тиму показать дорогу к храму, как над лесом заклубилось мерцающее приглушенным светом облако, которое немедленно понеслось на тот берег. “Ничего. Там на всех хватит”, — новый знакомец уютно устроился в чашечке ночной фиалки. “Эй, а как же молитвы?!” — спохватился Тим. “Словаааа, — пренебрежительно протянул дух ночной фиалки. — “Магия у людей всегда хромала. Если бы защиту ставил эльфийский Видящий или хотя бы ведьма — нам пришлось бы изрядно попотеть, чтобы добраться до лакомства. А молитвы нам нипочем. Даже на руку. Где молитвой пахнет — значит, там наливают. Спасибо, что подсказал”.       Только сейчас Тим сообразил, что же натворил. Охранительные молитвы дайн читал не только над храмовыми жертвенными чашами, а едва ли не над каждой кладовкой во всех окрестных деревнях. Теперь человеческим запасам грозило нашествие прожорливых сладкоежек. Но повернуть дело вспять было уже нельзя. Ужаснувшись содеянному, Тим пошел виниться к Одину. Он нашел учителя в компании все тех же знакомых эльфов: Ломиона, Тинти, Моркелеба и Муйнака. Узнав о причине Тимова горя, эльфы очень развеселились, а Один скупо похвалил ученика. — Для начинающего диверсанта неплохо. Это тебе не дайну молоко испортить и не слух распустить о том, что кто-то до медведей допился. Чего нос повесил? Запомни. Чем хуже людям — тем лучше нам. — Но теперь тебе придется научиться от Галвэн охраняющим заклинаниям, чтобы обезопасить свои собственные припасы. Уж она-то знает, как это сделать, — прибавил Тинти. Муйнак и Моркелеб переглянулись. — Далеко пойдет парень. Ломион неспешно разлил по рогам и кубкам прошлогоднее вино. — С такими помощниками, как Хоуп и Тим, мы вскоре получим целый клан последовательных и лютых врагов людского племени. А ведь они только первые ласточки. Тим успокоился, поблагодарил за науку и отправился дальше бродить от костра к костру. Цветочный дух, спящий в капюшоне плаща, ему нисколько не мешал, напоминая о себе только тихим иканием. Ночь солнцестояния действительно была ночью песен, перетекавших от костра к костру, полня собой мглу подлунного леса. Дженни не отставала от лесных, притащив с собой лютню Злоязыкого. Теперь она гордо демонстрировала свои умения лесным менестрелям у праздничного костра. При первых же звуках лютни менестрель Хэледир, страдальчески оскалившись, зажал уши. — Дитя, у какого орка ты отобрала этот черпак? Или это был тролль? Верни законному владельцу. Он, наверное, плачет. Ему хлёбово нечем мешать. — Это не черпак, а лютня Злоязыкого! — насупилась Дженни. Задумалась на мгновение и огорченно добавила: — У меня ничего другого нет. В родительском доме ее учили играть на хорошем инструменте, специально заказанном у дорогого мастера, но здесь за неимением лучшего сгодилось и наследство сказочника, похищенное Дасти с трактирного чердака. — Хорошо, пусть будет лютня. Знаешь, что? Давай меняться. Я дам тебе другую, а ты мне эту. А? Хэледир вынул из чехла новенькую, сверкающую свежим лаком лютню и искушающе повертел ее перед глазами девочки. Обмен состоялся. Дженни без всяких сожалений отдала “орочий черпак” лесному менестрелю и, тут же вцепившись в эльфийскую лютню умчалась хвастаться. Довольный Хэледир любовался своим приобретением. — Даже у людей не каждый день встретишь такую великолепную дрянь. Она прекрасна в своем безобразии. И по виду, и по звуку. Подарю наставнику. Пусть показывает ученикам, как делать не надо. Где они еще такое увидят? — Папочка, смотри, смотри, что мне эльфы подарили! — Хэледира работа, — тут же определил Ломион. — А он мастер не из последних. Учись хорошо, будь достойна такого подарка. — Ломион, а где Бребенэль? — тут же прицепилась Дженни, решившая в эту ночь побывать везде и увидеть все, — Она обещала показать мне паучков. — Она помнит о своем обещании. Сейчас придет. — Паучки, паучки! — запрыгала на одной ножке Дженни. Бребенэль долго ждать себя не заставила. Похоже, была где-то около соседних костров и появилась, словно ночная птица. — Значит, не раздумала знакомиться? Тогда пойдем. — Пойдем! — восторженно чирикнула Дженни в ответ. — Папочка, подержи лютню, мы только поглядим на паучков и вернемся! — Тогда и я с вами! — подхватилась неведомо откуда возникшая Хоуп, — Я тоже хочу паучков. Тем временем Нэн и Грэйс сидели и беседовали у соседнего костра. С ними была и Берта — знакомиться с пауками она не пошла и тихо сидела рядом со старшими ведьмами, приглядывая за безмятежно спящим Налленом и слушая взрослые разговоры. В медном котле над огнем начинала закипать вода. — Если не будет дождя в ближайшие дни, нас ждет неурожай. Не будет цветения — пчелы не смогут набрать достаточно меда, а того, что они собрали весной, мало даже для них. — Высохнут травы — уйдут звери. А мы не квэнди, чтобы откочевать вслед за ними. Попробуем все-таки вызвать дождь? Не хотелось бы сниматься с места. — Не получится, — покачала головой Нэн. — Вдвоем мы не замкнем круг. Берта пока только учится, а учиться она начала поздно. У нее нет опыта, третьей в круг она встать не сможет. Разве что за зельем последить. — Да какое там зелье… Вдвоем мы только чай из вереска сварим. Берта вздохнула. Как варят зелье дождя, Нэн ей рассказывала, но хотелось попробовать самой. А круг она действительно замкнуть не сможет… Неужели ничего не выйдет? Ну вот где, спрашивается, третью ведьму найти? Тихо шептал что-то огонь в костре. Ему вторила кипевшая в котле вода, где уже плавали веточки вереска и листочки мяты. Лента лесного ручья, протекавшего по краю поляны, на границе темноты и света от костра, в ночи казалась темной и неподвижной. Где-то там, далеко за ручьем, чья-то флейта плела сложное кружево мелодии, зовущей в танец, да вторил ей какой-то запоздавший соловей. Они не нарушали молчания лесных чащоб, а лишь подчеркивали его. Неожиданно по мягкой траве прошелестели быстрые, легкие шаги и звонкий смех разбил подзвездную тишину. На поляну выбежала в танце дева. Не лесная. Человечья. На вид пришелица была едва старше Берты — хорошо, если два десятка зим сравнялось. Босые ноги, залатанное и слишком короткое платье, когда-то бывшее васильково-синим, черная туча распущенных волос, покрытых венком из белоснежных с золотыми серединками цветков нивяника. Белокожая и сероглазая, она походила на дев племени Беора. — Кто сказал, что ведьм только две? Берта внимательно пригляделась к чужой деве и ахнула. — Черная! — Ну да, черная, — независимо отозвалась гостья. — И что с того? Из тебя бы тоже черная ведьма получилась. — Не хочу быть черной, хочу серой, — по-детски надулась Берта. — Хочу свой дом и замуж. Откуда ты тут вообще взялась?! Мы тебя не звали. — Бетти! Выпорю! — в который раз пригрозила Нэн. — Давно пора, — поддержала ее Грэйс. — Глупых и дерзких девчонок следует учить розгами, пока не поумнеют. Эх ты, недоучка. Что черная — увидела, а суть какая? Берта пригляделась — так и есть, тень зверя. Такая же, как у нее самой, у Нэн, у Тима и у Дасти. Такой же огонек, бьющийся, словно пламя свечи на ветру. — Она своя! Хоть и черная, а своя! — Вот именно. Впредь держи свой длинный язык на привязи, пока не лишилась его. — Коль так, давай знакомиться, — Нэн подвинулась, освобождая место на лежащем возле костра бревне, — Кто ты и откуда и как в лесу оказалась?       Черная ведьма не чинясь рассказала свою историю. Звали ее Лив. Родителей она не помнила. Ее детство прошло среди сосновых лесов, озер и вересковых пустошей Дортониона. Жила она в прислугах у сельского головы, где ей не раз приходилось отведать розог. Глаза отвести, иллюзию накинуть, хозяйское пиво сглазить, удовольствие от трубочного зелья украсть — это она в отместку за тычки и побои проделывала не раз. Сядет хозяин после ужина трубочку со вкусом выкурить — ан никакой приятности. Что трубочное зелье, что прелое сено — нет в нем смаку, да и все тут. Лив накидывала иллюзию на свиной окорок и мысленно шептала хозяйке — испортился, протух, опарыши завелись, сдай его в людскую, слуги все съедят. Хозяйка слушалась мысленного приказа. А слугам того и надо было. Девчонка-подкидыш могла и суть у еды украсть, когда стянуть ничего не удавалось, а брюхо подводило от голода. Подаст хозяйка мужу кусок бифштекса с кровью — а хозяин ковырнет ножом да и вызверится. Мол, готовить, дура, разучилась, бифштекс на вкус — точно мох жуешь. А Лив привязывала краденую суть к той черствой краюхе, которую ей давали вместо ужина — и становилось уже не так грустно. Она и сама не знала, как это у нее выходит. Впрочем, у сельского головы она прожила только до своей девятой зимы. А потом ее перекупила пришлая старая черная ведьма, зачем-то явившаяся в дом. Поглядела она на тощую замарашку, пожиравшую глазами хозяйский обед, и враз сообразила, что к чему. “Это кто тут суть у еды ворует? А ну поди сюда. Моя будешь. Покупаю”, — сказала она. — Бабуля сказала, что если старый хозяин колдовское золото не сбудет поскорее, то шестиночья не пройдет, как оно в черепки да еловые шишки превратится. — со смехом прибавила Лив. — Предупреждать его она, конечно же, не стала. Если не дурак — сам смекнет, а если дурак — то так ему и надо.       У черной ведьмы жилось, однако, лучше, чем у сельского головы. Кормила она досыта, и не запрещала колдовать, а наоборот, учила чарам. Но и баловства не прощала. И наказания у нее были похлеще розги в руках сельского головы. — Много чего было. Самое безобидное — дохлую кошку для декокта раздобыть. А вот достать яйца висельника в новолуние или уши овечьи, лапы кошачьи и глаза человечьи — это да! — со смехом рассказывала Лив. — Я тогда спросила, от живых нужны или от мертвяков тоже сгодятся. А бабушка рассердилась, вытянула меня хворостиной и сказала, что это старая загадка и пока не отгадаю и не принесу, чтоб на глаза не попадалась. Берта слушала, затаив дыхание. “Яйца висельника?! Да я бы и близко подойти побоялась! А загадку эту я знаю — каждому младенцу ответ известен”.       В качестве ученицы черной ведьмы Лив обошла весь Север. А когда наставница умерла, молодая ведьма некоторое время путешествовала одна. Мрачная слава черной ведьмы защищала от крестьян, но не от Кулака Тулкаса. Спасаясь от служителей верховного дайна, Лив оказалась сначала в Нан-Дунгорфеб, а потом, с охотниками за тенями, и на восточном берегу Гэлиона. — И неужто страшно не было? — не утерпела Берта. — Не-а. Ни чуточки. Наоборот — весело. Особенно видеть, как селяне самых безобидных шуток пугаются. Помню, как в первый раз стерву подняла. Ха-ха-ха, навьючила на дохлую лошадь убитого всадника и послала к наставнице. Так по пути две деревни разбежалось. Мы с бабушкой как раз переезжать собирались. Не самой же мертвяка тащить. Он тяжелый, а мне только четырнадцатый год пошел. А так поднять, чтоб и лошадь и мертвяк сами шли, силенок не хватало. — А что за всадник-то? — робко поинтересовалась Берта. — Почем я знаю, — равнодушно пожала плечами Лив. — Драка какая-то на севере случилась. Знатная драка, покойников много было. И шаманам орочьим хватило, и нам с бабулей. — И… Орки тебе ничего не сделали? — глаза Берты стали совсем круглыми от удивления. — А мы, по-твоему, из-за падали должны были передраться? Между прочим, среди шаманов хватало весьма достойных людей… Вернее, не совсем людей, а если совсем честно, так и вовсе не людей. Вот кто такие, по-твоему, Муйнак и Моркелеб? — Эльфы… — Три ха-ха. Орки. И, между прочим, никого это не удивляет. Черные — не значит злые. Да хоть наставницу мою взять — славная была старуха, легкой ей дороги. И колдовала не всякий раз, когда люди к ней за сглазом, порчей да приворотом приходили. — То есть вы людей дурили?! — Разумеется. Этому бабуля перво-наперво меня обучила. Иначе не прожить. Без дома, без хозяйства, да еще если по-честному силу расходовать — не выживешь. Там, где можно чешую на голову сыпать — сыпали, и совесть нас не мучила. Ты вот вкусно покушать любишь? — Люблю, — созналась Берта. — И я тоже. И бабуля моя, покойница, любила, да и винишком, случалось, баловалась, грела старые кости. А денег где на это взять? И за комнату на постоялом дворе платить надо. Так что за всякие дела брались. Где-то морок наведем, где-то память подчистим, где-то воспоминания заменим. — Ого! Это же очень сложная и дорогая работа. Тимова мамаша к старой Амхен всякий раз бегала, когда муженьку рога наставляла. Платила дорого. Лив звонко расхохоталась. — Это не колдовство, а плутовство. Особенно если кумушка сама обманываться рада. Знатно, должно быть, повеселилась эта Амхен. Небось и рогатому муженьку столько чешуи на голову насыпала — только держись. Но цену за это запрашивают высокую, верно. Вот, был случай, еще когда моя бабуля в ученицах ходила… Ты про Андрет-то слыхала? — Еще б не слыхать! И страсть как любопытно — что ж там на самом-то деле было? — Ооооо! — усмехнулась Лив. — Сейчас расскажу. Это очень смешная история. Бабулина ба столько с этой дурищи стрясла, что они год припеваючи жили. И с деньгами, и с силой. Пришла к ней как-то раз эта самая Андрет и говорит — сделай мне приворот, за эльфийского князя замуж хочу. Пристала как репей к собачьему хвосту — приворожи да приворожи мне эльфийского князя, щедро вознагражу, в обиде не останешься. Бабулина-то ба знала, что на эльфах приворот не держится, даже пробовать не стоит. И хлопотно, и затратно, и результата никакого. Но Андрет уперлась — за ценой не постою, и что было, и что будет — все за любовь эльфийского лорда отдам. Ну, бабулина ба и поймала ее на слове. Таким венцом безбрачия наградила — любо-дорого поглядеть. Очень уж старушка дур не любила. Это уже потом Андрет мудрой стали считать, дескать, она ради любви от всего отказалась. А на самом деле ее просто никто в жены брать не хотел, хоть она и княжеского рода. Эльфам она даром не сдалась, а люди поговаривали, будто она с лордом спуталась – кто такую за себя возьмет? Все дура-девка спустила, и силу, и пригожесть, и жизнь своих будущих детей. Даже если бы кто на нее и польстился, никого бы она не родила. Пустоцвет. — Значит, вы, черные, все же пьете чужие жизни… Вон сколько с Андрет взяли. Не такие уж вы сахарные-медовые. Вот Амхен меня взаправду сожрать хотела. Говорила — вкусная у тебя сила. Кабы Один не дозволил в ведьмином доме пожить — пошла бы я старухе на прокорм. — Амхен тебя не тронула бы, — пожала плечами Лив. — На кой ей сдалась твоя жизнь, да и сила тоже? Хорошую ученицу не так-то просто найти. Амхен была готова прогнать Рэтти взашей и взять тебя на ее место. Случись так — быть тебе черной ведьмой, как и положено. Сильная, злая, безродная, бездомная — такие к нам и подаются. А вообще-то за просто так жизнь не выпьешь. С чего мы силу-то обычно берем — с чужой жадности, зависти, похоти, глупости. С того, чем люди сами щедро делиться готовы. Мусор мы подбираем, ясно тебе, желторотая? А меньше мусора в мире — легче дышать. Нас трое. Вызовем дождь, чтобы легче дышалось земле?       Круг огня опоясал поляну. Пар, поднимающийся над котелком с дождевым зельем, свиваясь спиралями, уходил к небу, туда, где плыл лодочкой по звездной реке хрупкий серпик молодой луны. У Лив нашлись все недостающие ингредиенты. Три ведьмы, черноволосая, рыжая и белокурая, читая нараспев заклинания, кружили в магическом танце. Перемигивались в траве, за кругом света, светляки, мерцали в ветвях радужными огоньками цветочные духи, безмолвно сияла над миром Реммират — звездная сеть. Повинуясь поднятым ведьмами силам, потоки ветра над Великим Льдом и далекими темными водами северо-востока меняли свои пути, неся с собой набрякшие водой тучи туда, откуда шел неслышимый зов, чтобы пролить грозы над землями, раскинувшимися между Синими горами и западным морем. В темноте, за кругом колдовского огня, образовав еще один круг, круг живых, безмолвно собрались участники праздника Середины Лета, наблюдая за танцем ведьм. Но вот отзвучало последнее слово дождевого заклинания, пролилось зелье на пылающие угли центрального костра. Вспыхнул и опал круг огня по границе поляны и ему ответил от Синих гор далекий раскат грома. — Мы услышаны! — улыбнулась Грэйс. — К утру придет гроза! — Нэн раскинула руки, словно хотела обнять весь этот мир. — И да будет земля изобильной! — Лив закружилась в танце, обходя костер в последний раз, разрывая колдовской круг, и налетевший порыв ветра взбил черную тучу ее волос.       Пока ведьмы колдовали, на поляну от соседних костров стянулись все знакомые. И тут у костра объявился тот, кого здесь совсем не ждали. Талион, про которого все благополучно забыли, на праздник не пригласили по поражению в правах и который должен был сидеть на прииске в том самом балагане, неожиданно для всех шагнул в круг света, оказавшись рядом с Грэйс. — Перед Лесом и людьми, — заговорил он, — Перед небом и землей, перед солнцем, луной и звездами — ты моя! Я, Талион Редферн из дома Халет, дальний родич верховного дайна, князя Бретиля Хадора и князя Дор-Ломин Хурина и равный им по крови, в ночь середины лета беру в жены Грэйс, ведьму Бретиля! Призываю в свидетели всех, кто видит и слышит нас и всех богов, которые согласны благословить наш союз. Один, до того молча стоявший в стороне, поглядел на непутевого Талиона с нескрываемым омерзением и махнул рукой: — Лес слышал. Да будет так. Цветочный дух, про которого Тим успел благополучно забыть, выбрался из капюшона и, тяжело взлетев, плюхнулся на белокурые волосы Грэйс, засияв так, словно над головой ведьмы вдруг образовался нимб. — Б-благословляю… Ик! — возвестил нетрезвый родич Валар, — Ж-ж-живите в радости! Хоуп, с серебристой ленточкой в руке, вынырнула точно из-под земли, не хуже лесного эльфа. — Мама, что за безобразие тут творится? — перевела взгляд с ошарашенной Грэйс на счастливого Талиона и понимающе фыркнула. — А, ты его все-таки забрала. Ну раз так — пока не трону. Но если он тебя обидит... Перекинувшись у всех на глазах, Хоуп на четырех ногах прокосолапила к Талиону, поднялась на дыбы, положила когтистые передние лапы непутевому папаше на плечи и смачно облизала ему лицо, не то ласкаясь, не то пробуя на вкус. Отошла, перекинулась обратно, полюбовалась на отца, ошеломленно стиравшего с физиономии медвежьи слюни, и триумфально закончила: — Съем! Весь круг грохнул хохотом. Тут, следом, объявилась Дженни, тоже с серебристой ленточкой в волосах. — Мамочка! Папочка! — тут же затрещала она. — А нас Бребенэль с Цисси познакомила! Ой, она такая мохнатенькая! Такая пушистенькая! Интересно, а эльфы пауков вычесывают? И какой для этого гребешок нужен? Цисси нам по ленточке подарила и сказала, что мы можем прийти за свадебными платьями, когда подрастем… А одну паучиху, маленькую, мы с собой прихватили… Ей тоже интересно побывать на празднике. Смотрите, какая хорошенькая! — С этими словами Дженни извлекла из капюшона нечто черное, мохнатое, размером с котенка и протянула Нэн. — Хочешь погладить? Ее зовут Аиша. Бребенэль, а можно, она у нас жить останется? Мы ее поселим в сарае и будем кормить мышами и лягушками… — С-сарай не х-хоч-чу! — подало скрипучий голосок существо, растопыривая лес суставчатых ног и на глазах становясь чуть не вдвое больше.— Там тесссно и пуссто. — Ты слышала? Ей там не понравится. — А другому понравится? Бребенэль, ну подари мне одного! Хоть маленького. Хоть паученышка! — Дженни, пауки разумны. Их нельзя дарить, продавать и покупать.       Талиона чуть удар не хватил. У него был такой вид, будто он живьем проглотил жабу. — Что?! Вы ходили к паукам?! Глупые девчонки! Пауки опасны! — Для тебя — да, — невозмутимо ответила Бребенэль. — Я не хочу больше выпутывать тебя из паутины и уговаривать пауков отказаться от законной добычи. Пришлось в качестве виры за тебя отдать им пару молодых оленей. Ломион сложился пополам от хохота. — Вира… Паукам… За блудного дядюшку… Почему ты раньше не рассказала?! — Я приберегала эту историю для праздника. Но Талион продолжал гнуть свое. — Хоуп, я все-таки отец тебе! Мало ли что придет на ум паукам… Словом, я запрещаю тебе туда ходить. — Чеегооо?! — презрительно фыркнула строптивая дочь. — Поздно спохватился! Тринадцать лет назад надо было думать, а сейчас я тебя слушаться не обязана. Герой — башка с дырой. Мечтаешь теперь о тихой старости в окружении детей и внуков? Так вот я тебя обрадую — не выйдет у тебя ничего! Все мои братишки — сколько там их родится — будут такими же, как я! Ну и как тебе понравится медвежат нянчить?! Это мой тебе свадебный подарочек. Не стоит благодарности. Талион схватился за голову. Только теперь он понял, во что ввязался. — Ээээ… Ты шутишь? — неуверенно спросил он у юной ведьмочки. Но какое-то шестое чувство подсказывало — все правда.       Аиша вылезла из капюшона и устроилась мохнатой шляпкой на девчоночьей макушке, посверкивая всеми восемью глазками. — Дженни, — не добившись толку с дочерью, Талион принялся обрабатывать племянницу. — Я, как твой единственный оставшийся в живых старший родич… — У меня еще папочка с мамочкой есть! — независимо перебила Дженни. — И кузина Хоуп! — Дженни, но ты же понимаешь, что родители у тебя приемные… — Это называется “договор об ответственности”! — поучительно заметила Дженни. — Эх ты, дядюшка! Такой большой, а ничего не знаешь! “Мы будем следить за ним. И если непутевый рыцарь вздумает нарушить данное ведьме слово, то пожалеет, что на свет родился, — мысленно добавила Лив. — Уж я об этом позабочусь”. Праздник продолжался до рассвета, пока восходящее над миром солнце не сказало существам ночи “замри!”. А с рассветом на Белерианд хлынул ливень...