К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Три ведьмы, рыжая, белокурая и черноволосая, сидели в зале у очага и вели неспешную беседу. Наллен, вволю набегавшись и накуролесившись, влез на постель да так и заснул в медвежьем облике, уткнув нос в передние лапы. — Должна вам сказать, подруги, — молвила Лив. — Я наблюдала за принцессой Лутиэн до самого ее отъезда и теперь знаю, что она такое. Про эту нежить мне рассказывала бабушка, а ей — ее бабушка. Принцесса никогда не была живой. У нее много умений. Надевать чужие обличья, наводить иллюзии, навевать непробудный сон… Но ее главное оружие — плач. Пока незрелая — от живой не отличить, но когда начнет созревать, ей непременно нужно найти себе кого-нибудь, чтобы тянуть с него радость. Со временем радости требуется все больше и больше… понимаете, к чему я клоню? Даэрону невероятно повезло — когда он по ней вздыхал, она была незрелой и не понимала, что он хочет. А когда начала созревать, ей подвернулся Берен — на счастье Даэрона. Камень нужен был не Тинголу — он нужен Мелиан, как источник радости. От Тиногла уже много не почерпнешь, а нужно все больше. Сейчас Лутиэн почти совсем созрела, а от Берена ей радости никакой нет, одна похоть. Она голодает и ищет радость на стороне. То-то и слуги с этого острова разбегаются. Хоуп молодец. Она сразу почуяла неладное. — Последнее время стало меньше радости в наших краях. Словно над землей медленно сгущаются сумерки, — На лицах Галвэн и Грэйс отразилась озабоченность, — Но Моргот ничем себя не проявляет со времени Битвы Внезапного Пламени. Значит, причина… — Причина совсем недавно была у тебя в гостях, Галвэн. Чувствовать воздействие подобной нежити — удел черных ведьм. Неудивительно, что ты ее не распознала. Действует она неосознанно, а думает лишь о себе. Никто не свяжет Лутиэн из Дориата с выпивающим всякую радость чудовищем, сочтя надвигающиеся сумерки кознями Моргота и его подручных… Было бы лучше и для нее, и для всех, если бы она навсегда осталась в Валиноре. Ни в коем случае нельзя, чтобы молодые ведьмы и единственный наш ворлок приближались к Тол Гален. Эта нежить очень сильная и хитрая, борьба с ней им не под силу. — Возможно… — Грэйс задумчиво наматывала на палец прядь волос, — Но зачем Мелиан Светлой создавать то, что выпивает всякую радость? Лив издевательски расхохоталась. — Почему ты решила, что Мелиан светлая? Скажи еще, будто веришь в добрых богов… Мелиан пришла на нашу землю вовсе не затем, чтобы хранить ее от зла Моргота. Моя бабуля — легкой ей дороги — наказывала мне не верить богам, будь они хоть светлые, хоть темные, хоть розовые в крапинку. Им всем одно нужно — власть. А мы хотим всего лишь жить спокойно. Настроение Лив внезапно изменилось. Она склонила голову, и ее лицо заслонил черный водопад волос. — Хорошо вам, серые ведьмы. Есть гвоздь, есть дом… Есть избранники, вернувшие вам удачу и Силу стократно… А мне что делать? Вдруг стало видно, что смелая и независимая Лив — младшая из трех ведьм. — Что с тобой, Лив? — Грэйс взяла со столика, сделанного из напоминающей вставшего на дыбы дракона коряги, кубок с травяным отваром, — Разве ты недовольна своей долей? Тебя не держит ни дом, ни привязанности, ни наследница Силы. И дороги свои ты выбираешь сама. — Да, все так и было до недавнего времени. Черные ведьмы не знают любви. Наши дороги — пути чистого Разума, — Лив подняла голову, по ее щекам текли слезы, — Здесь, в Линдоне, я могла не бояться людей. Пока в небе не явилась косматая звезда, будь она проклята! Я без страха бродила по этому краю, не боясь ни жажды, ни голода, ни охотников за удачей, ни Кулака Тулкаса. Я помогала целителям, потому что знаю, как отозвать душу с порога чертогов Мандоса и вернуть ее в тело. Любой из лесных кланов давал мне и пищу, и кров. Я спокойно копила свою Силу и знания. Когда в небе появилась косматая звезда, я не подумала, что это за мной. Богам не может быть дела до черной ведьмы. На вторую ночь ко мне от целителей, от Сарн Атрада, явился вестник. Я была там нужна. Нужна так спешно, что мне прислали коня. Обычно я предпочитаю ходить пешком. К ним привезли раненого воина, из племени Беора, как и я…Бабушка, легкой ей дороги, если бы такого нашла, отпустила бы на пути людей немедленно. Я должна была поступить так же, должна! Но не смогла… Я гадала во вторую ночь на три круга. И вышло у меня, что удачу отдам — то ли мертвецу, то ли восставшему из мертвых. И в спутниках у него будут кот и пес. Все сбылось… Воина привез на себе хромой варг. А вел их meoi. Я не знаю, что делать... Он не понимает ни человеческого, ни эльфийского. Он говорит на том же языке, что и твоя семья, Галвэн, а я этот язык не знаю совсем. Я никуда не хочу уходить от него, а если и иду — меня тянет вернуться. И еще боюсь, что если меня не будет рядом, Мандос у меня его отнимет... — Так что же ты медлишь? Запускай когти, да поглубже. И тогда никакой Мандос вам не страшен. Чем больше ниточек держат его здесь — тем сложнее Тюремщику до него добраться. — Грэйс допила свой травяной отвар и вернула кубок на стол. — Если дорога ведет тебя — иди, — поддержала Нэн, — Я тоже гадала на три круга в свое время. У меня был выбор — отдать удачу тому, кого считают величайшим из героев, или полузверю. И я выбрала полузверя. Что из этого вышло — ты видишь. А теперь поспеши к своему избраннику и не отпускай его. Тяжелая ткань занавеси, заменявшей по теплому времени входную дверь откинулась, пропустив Одина. Лив вскочила со своего места — воплощение отчаянной решимости. — Возьми меня в свой клан, вождь. Научи своему языку. — Ты что, Лив? Какая муха тебя укусила? Узнав историю, выложенную черной ведьмой, Один задумался. Русский язык, кроме него самого да тех, кого он же сам и выучил, в этом мире не мог знать никто. Эльфы не в счет. Выходит, опять открылся какой-то проход между мирами? Этого еще не хватало! День открытых дверей, не иначе. Надо ловить ушлепка поскорее да прибирать к рукам, пока он не успел ничего натворить и им не заинтересовалась местная инквизиция. Залог выживания в добром старом средневековом мире — быть незаметным, а все попаданцы как один рвутся геройствовать. С известным результатом. Мало одного Злоязыкого. Жаль, руки так и не дошли выяснить, кто же это был. — Веди! — бросил он черной ведьме. “Напарник, что произошло?” — ворвался в мысли безмолвный голос Ломиона. “Потом! — невежливо рявкнул Один. — Я к Сарн Атраду, к целителям, когда обратно буду, не знаю. За моими проследи, и Талиону скажи, чтобы смотрел в оба глаза. Отбой.” Ломион чувствовал себя почти таким же растерянным, как когда-то в мире людей, когда Один не был еще для него ни напарником, ни другом, а просто чужим, странным и, возможно, опасным существом. Опять его решения казались непонятными, а поступки внезапными. Тем временем к Сарнскому броду мчались всадник на белом лосе и ведьма на дохлой гнедой лошади, поднятой колдовством. А впереди них несся страх.