К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Блоха, сын гробовщика и второй ученик дайна, затаился в зарослях земляных груш и внимательно наблюдал за тем, что происходило на ведьмином хуторе. Видно было плохо — ботва успела подняться уже на добрых семь футов и застилала обзор широкими шершавыми листьями, но подобраться ближе Блоха боялся. В первых учениках ему не удалось удержаться. Очень скоро его обогнал смышленый Барсук, и Блоха снова оказался на втором месте. Вот второй и все тут, хоть тресни! А сан получит только первый. Что ж теперь — всю жизнь в храмовых служках ходить или в наемные писцы подаваться? Блоха мучительно раздумывал, как бы выслужиться перед дайном и снова стать первым. Случай подвернулся — он решил посмотреть, не занимается ли колдовством бывший лучший ученик дайна Тим, сбежавший к ведьме?       Тем временем Тим поймал на кухне упившегося бражкой цветочного духа. Пока провожали Лутиэн, о бадейке с бражкой как-то позабыли. Ни у кого руки не дошли убрать ее в заклятый погреб, и цветочный дух, по недосмотру проникший в кухню, упился до икоты. Теперь Тим сперва накрыл его чашкой, чтоб никуда не делся раньше времени, а потом ухватил двумя пальцами и пересадил на кусок сотового меда. — Лопай, пока дают. И на вопросы отвечай. — Ик… — У вас могут быть дети? — К-как- ик! - как-кие еще дети? — сварливо поинтересовался дух. — Обыкновенные. Как вы, только маленькие. — Как у кэльвар, что ли? Ик! Н-нет. Таких н-не бывает. — А вы вообще размножаетесь? Или вас сколько сразу спели — столько и есть? — Р-размножаемся. Ик. Но не так, как вы. Нужно не меньше двух духов, причем не каких попало, чтобы из возможной функции спеть настоящую, и не менее пятидесяти мирных спокойных лет, чтобы спетое не развоплотилось. Нас подходящих очень мало. — А с эльфами? У вас могут быть общие дети? — Дурачок! Ик! Ну разве может быть общая тема с эльфами, если они размножаются как кэльвар? У них постоянный облик. А наш облик — как ваша одежда. Нам и без нее неплохо… Ик! Духи живущими-на-земле стать не могут и размножаться как они не могут тоже. — Но… священные свитки гласят, что Эонвэ — сын Манвэ и Варды… — Ч-чеп… Ик! – чеп- пуха! Ик! Вз-здор! У него нет своей функции. Он лишь помощник. — А, то есть новый дух — значит, новая функция? — сообразил Тим. — Даа. Дух водорослей и дух гриба могут дать духа лишайников. Водяной и моховой — духа болот. А если бы вздумали спеть общую тему дух дороги и дух метели, то получился бы дух бури, сносящий все на своем пути. Ик. Ясно теперь, ворлочонок? — А мужчин и женщин у вас тоже нет? — Конечно, нет. Я же тебе объясняю, что облик — только ви- ик!-видимость. Его можно в любой момент снять. И вовсе необязательно, чтобы новую тему пели только два духа. Нас может быть сколько угодно, но подходящих своими функциями к тому делу, что задумали воплотить. В одиночку нельзя. Иначе тема будет искаженной и функции не получится. — А если все- таки… — гнул свое Тим. — Ну, допустим, майа полюбила эльфа… — По-лю- бии-ла? — насмешливо протянул дух. — Как это — полюбила? У нас нет этого… ик! — как его... ваших чувств! У нас есть де-ик!- де- ло. Мы можем замыслить дело и породить для этого новую функцию. А можем и не порождать, если хватает того, что уже есть. Глупый ты все-таки, ворлочонок. Тим наконец задал прямой вопрос. — А Лутиэн? У нее есть функция? — Мелиан решила, что она самая умная, — пробурчал дух, слизывая с мохнатых лапок сладкие капли, — Со Временем захотела тягаться - ик!- и стать- ик! — тем, чем ей не стать никогда. Подменила дураку-эльфу часть памяти, околдовала, устроилась на ничейной земле и решила через него помощника себе состряпать. Ишь чего удумала! Ик! Не положены ей помощники. Это что ж за беспорядок начнется в мире, если всякий помощник сам себе помощников стряпать начнет? И музыку-то пополам с эльфом петь стала. Искажение получилось. Эльфы, люди, звери, птицы, сверчки за печкой — их музыка ничего не создает и создать не может. Слугой Валар она была, слугой и останется. — А Финрод? Он же вступил с Сауроном в поединок на песнях… — Дур-рак! — Кто? — И ты, и он. Оба вы дураки, — совершенно распоясался цветочный дух. — Но- но, ты полегче! — пригрозил Тим. — А то сейчас в кадушку к жабьей королеве посажу и крышкой закрою. Сиди там в темноте, пока не протрезвеешь. Дух немедленно отрастил третью пару мохнатых лапок, ухватил мед и попытался с ним взлететь. Ничего не вышло. Кусок сота оказался слишком тяжелым для маленького тельца. — С перегрузом пошел, — хихикнула Хоуп. — Не пошел, — возразил Дасти. — Гляди, обратно плюхнулся. Тяги не хватило. Дух поднялся на пол-ладони, тяжело опустился на стол и продолжал лакомиться, ворча себе под нос: — Финрод этот… Жить надоело, не иначе. В сказки верил и о сказках пел. А сказка против реальности — одно сплошное огорчение. Саурон в ответ показал ему правду, как она есть. Вот и скис Финрод, как молоко в жару. — Саурона называют отцом лжи… — Сказочники называют. А на самом деле он — ик! — Реальность. Он помощник Времени. Реальность без Времени не существует и себе помощников сделать не может. Он ничего, кроме правды, говорить — ик! — не в состоянии. Отец Лжи — Ирмо, а не Майрон. Мелиан — помощница не только Йаванны — ик! но и Эстэ. А Эстэ, хоть и называют ее люди Пощадой и Милостью — Забвение. Ясно теперь? — Они друг друга дополняют, — сообразила Берта. — Якобы целитель душ и якобы целитель тела — на самом деле Ложь и Забвение. Забудь и усни навсегда. — А Лутиэн… — А про Лутиэн я ничего не знаю — ик! — и знать не хочу. Она — ик! — чужая и для эльфов, и для духов. Ее вообще не должно быть. Вот дозреет — будете знать. — Нежить?! — дошло до Тима. — Вот так фокус… Надо будет наставникам сказать. — Мелиан кроме Эстэ служит еще и Йаванне, — задумалась Берта. — Вот почему она создает видимость жизни и величия там, где ни того, ни другого нет. Стянула с дурака Тингола силу, дав видимость величия взамен, сняла копию с другой девы, добавила своих умений — и вот вам пожалуйста. Дохлое, но от живого не отличишь. — Не дохлое, а ни то ни сё. Оно как боги — ни мертвое ни живое. — А как вы летаете? — встряла Дженни, мало что понявшая из разглагольствований духа, но имевшая свой интерес. — Мы пробовали, но себя поднять никак не получается. — Без крыльев ты себя и не поднимешь. Но можно поднять кого-то другого. А теперь отстаньте от меня, глупые медвежата. Дайте полакомиться спокойно. Подростки вняли просьбе вредного духа и, оставив его на столе, высыпали во двор. — Девчонки, тащите сюда метлу! — распорядился Тим. — Сейчас будет потеха. — Сам призови, — лениво огрызнулась Хоуп. — Или тебя только на моющий пылесос хватает? Тим попробовал. Метла вредничала и вылетать из сарая не хотела. Ворлочонок настаивал. Тогда метла вылетела и хорошенько наподдала ему под зад. Три юные ведьмы скорчились от смеха. Поганцы Билли и Дасти, оба магией не владевшие, скулили и подвывали от хохота. Метла взвилась над крышей и уже нацелилась на что-то за тыном. Там сидел Блоха, но ученики чародея про это не знали. А то все могло бы обернуться иначе. — Да не так ты делаешь! — задыхаясь от хохота, едва выговорила Дженни. — Смотри, как надо! Дженни вытянула руку и метла беспрекословно повиновалась ей. Спустилась — пожалуйста, бери. — Раз так, будешь кататься первой! — мстительно заявил Тим. — Садись давай! — А я не упаду? — Не упадешь. Мы будем крепко метлу держать. — А помните, что Один рассказывал про железных птиц, которыми можно управлять с земли по радио? — вдруг придумала Хоуп. — Большие и людей носили, и оружие, а с маленькими ребятишки забавлялись. Давайте попробуем. Представим, будто метла — это железная птица из-за грани мира. Ну, раз, два, три!       Если бы происходившее во дворе мог увидеть кто-нибудь из мира людей, он бы поразился, насколько забава с метлой походила на радиоуправляемую модель вертолета. Но смотреть было некому, кроме Блохи, вылезшего из зарослей земляных груш и затаившегося среди ветвей старого дуба неподалеку от ведьминых ворот. Повинуясь приказам Берты, Хоуп и Тима, метла с накрепко приклеившейся к ней Дженни воспарила вертикально вверх, остановилась на уровне крыши хлева, немного повисела неподвижно, а потом начала описывать круги вокруг росшей за домом ветвистой груши, постепенно набирая высоту. Каждый раз, оказываясь между грушей и дубом, метла начинала рыскать, словно норовистый конь, пытаясь нацелиться в самую гущу дубовых ветвей. Дженни, обвив метловище руками и ногами, визжала от ужаса и восторга. — Еще, Тимми, еще! — Куда правишь! Левее давай! — командовал Тим. — Еще левее, еще! Ну куда она у тебя опять на дуб нацелилась? Разворачивай ее, разворачивай, а то за тын вылетит — не поймаешь! Берта и Хоуп прыгали и визжали едва ли не громче Дженни, и с неба на все это безобразие глядело солнце и пошедшая уже на убыль блеклая луна. Блоха скрипел зубами от зависти. “Вот скотина-то! — думал он о бывшем однокашнике. — Все ему нипочем! Лучшим учеником был, пока дайн его не выгнал. Другой бы на коленях прощения просил, а этому рыжему как с гуся вода. Будто не знает, что парням колдовать нельзя, это ересь и богохульство”. Блохе хорошо было видно Тима, устроившегося на крыше сарая и по- хозяйски покрикивавшего на метлу. “Ишь ты, одежонка-то ладная какая! Как у эльфов! Это что, он и к ним примазаться успел? Вот рассказать бы им, что это за птица…” — но тут Блохе на нос уселась большая зеленая муха с шершавым хоботком. Откуда только взялась? Не иначе наколдовал кто. Второй ученик дайна чихнул, испуганно оглянулся и вытер сопли залатанным рукавом. Ему ужасно хотелось разглядеть, кто сидит верхом на метле, но мешало солнце и густая дубовая листва. Блоха перебрался повыше. Здесь листвы было не так много и он приготовился как следует разглядеть, кто же летает вокруг груши, но тут его внимание привлекло неприятное басовитое гудение над головой. Блоха оглянулся — и едва не слетел со своего насеста — на расстоянии едва больше протянутой руки ствол дуба рассекала широкая трещина и из нее деловито гудя лезли большие желто-полосатые шершни. Два-три уже заинтересовались, кто же залез под самое гнездо, и начали кружить в неприятной близости от чумазой физиономии второго ученика дайна. — Кыш! — замахал на них рукавом Блоха, — Пшли отсюда, Морготово семя! Шершням это явно не понравилось. Гудение стало угрожающим, а из дупла полезла полосатая орда, ни дать, ни взять, орки из ворот Тонгородрима. Проверять, что будет дальше, Блоха не стал. Он поспешно полуслез-полусвалился на землю, разодрав штаны о какой-то не к месту случившийся сучок и бегом понесся к оврагу.       Дорога до деревни через овраг и кладбище была короче всего, но Блоха выбрал этот путь напрасно. Там бродили неприкаянные пугала, суетились големчики, ползала тряпка. Жабью королеву тоже хотели было выкинуть в овраг, но Берта вовремя вспомнила, что Наллен вернется домой и потребует любимую игрушку. Так что придется и ее переправлять на тот берег. Пока же, чтоб не путалась под ногами, ее закрыли в кадушке, стоявшей в сенях. Выставленные с огорода в овраг пугала уже успели освоиться и теперь стерегли тропку на кладбище так, словно это были их родные грядки. Тряпка намывала до блеска камни на дне, а големчики занимались тем, что собирали все, что могли найти и строили из полугнилых бревен, стеблей бурьяна и всевозможного мусора нечто, подозрительно похожее на крепостные стены высотой по колено, превращая в запутанный словно куриный след лабиринт не только овраг, но и примыкавший к кладбищу пустырь, где уже много лет как хоронили сложивших головы охотников за удачей. Удирая из Сонной лощины, Блоха не смотрел под ноги и, споткнувшись о натащенный големчиками мусор, шлепнулся, покатившись по глинистому склону. Големчики, недовольные вторжением, сбегались отовсюду, хватая за что попало и дергая во все стороны. Блоха орал и отбрыкивался. На шум приползла тряпка. Обнаружив свежую грязь, она радостно оседлала чумазую физиономию неудачливого шпиона. Заверещав как резаный, второй ученик дайна сдернул тряпку с лица и, зашвырнув ее подальше, пустился наутек. Но на склоне его уже поджидали пугала. Возомнив, что Блоха покушается на заросли крапивы, они поступили с ним как с забредшим в огород Мо и начали охаживать хворостинами. Не помня себя от ужаса, Блоха, на едином дыхании пролетев кладбище, добежал до дайнова дома и заколотил в дверь. — Наставник! Наставник! Отоприте! Спасите меня! В овраге нежить! Ведьма на метле летает! А Тим с ней заодно! В солнечных отблесках Блоха разглядел только летящие по ветру рыжие волосы да зеленое платье. Берта лишь недавно перестала красить Дженни соком черного ореха, и природное золото начало проглядывать сквозь каштановый цвет. Сейчас Дженни была почти такой же рыжей, как Нэн. Дайн, впустив изрядно помятого ученика, быстро оглядел улицу, но ничего странного и страшного не увидел. Заперев дверь изнутри на засов, слуга светлых богов строго поглядел на Блоху, трясущегося и размазывающего сопли. — Зачем ты оторвал меня от молитвы, ученик? Если ради пустяка — отведаешь моего посоха. — Наставник… Я в Сонную лощину бегал... А там такое! Путаясь, заикаясь и перевирая события, Блоха выложил все, что узнал. Дайн насупил брови. — Человек не птица, летать не может. Если бы богам было угодно, они дали бы нам крылья. Даже глядеть на такое богохульство грешно. Кто тебе позволил туда ходить? Дурной ученик. Дайн для острастки вытянул Блоху вдоль хребта посохом и велел: — Ступай убирать храм вместе с ослушниками. Ужина сегодня не получишь. Молись, чтобы боги простили твой грех. Блоха упал на колени. — Простите, господин наставник! Я ж не потехи ради! — взмолился он, сообразив, что просчитался и награды ему не видать. Дайн был в плохом настроении, не иначе как объелся на ночь сдобных булок и теперь маялся животом. — И не ради греха… А чтобы вам рассказать… — Чтооо?! Как смеешь ты со мною спорить? Дурной ученик! И Блоха еще раз получил посохом по хребту. — Или ты думаешь, я слеп и глух? — Н-нет, наставник… — Мне ведомы все мирские тайны. О ведьме я без тебя все знаю. Понял? Ступай. И дайн подкрепил свои слова новым ударом посоха. Заскулив, Блоха вымелся за дверь, проклиная свою торопливость. Нет бы разведать сперва, в духе ли наставник… Эх, не везет так не везет.       Выпроводив ученика, дайн крепко призадумался. Мальчишка глуп и болтлив. Сегодня же всем однокашникам раззвонит о том, где был и что видел. А те дальше разнесут и не дай Эру слухи дойдут до верховного дайна. Надо что-то предпринять. Но вот что? Связываться с наместником себе дороже. Вся деревня знает, что случилось с Кирром и Ульфангом, когда те посмели сунуться на ведьмин хутор. Череп Кирра до сих пор украшает ведьмины ворота. Тьфу, мерзость какая. А где наместник — там и эльфы. И ладно бы лесные, а то не дай боги феаноринги нагрянут… Во главе со старшим братцем. Этим сладких песен не споешь. Вон, дедов должок до сих пор помнят, проклятые. Скверно это все пахнет. Вроде и есть в деревне ведьма, а попробуй тронь ее — мигом наместник примчится. Все окрестные деревни без ведьмы оставил. В одно рыло пользуется. Кто теперь дождь вызовет? Кто мор от овец отведет? К кому девки за присухой да отворотом бегать будут? Не к нему же, дайну, в самом-то деле. Молитвы-то — так, слова одни, а настоящая сила у ведьмы. Вон, феи в храме резвятся. Ничем их не выведешь. Чем больше молишься, тем больше этой мелкой нечисти становится. Ведьма бы небось с ними запросто управилась. У нее-то припасы в целости и сохранности. Кровавая луна, косматая звезда, феи в храме… Не иначе — последние времена настают. Давеча, вон, Лысый Том приходил, пожертвовал храму три сотни монет серебром. Службу кабаку заказал на луну вперед. Дела в “Старом загоне” совсем плохи. Как сгинул Злоязыкий, так и покатилось все к Морготу в пасть. Келли-то, оказывается, прихватила у Тома приправ дорогих да выручку за три луны и только ее и видели, а за пару дней до того и скотник Бродда куда-то запропастился... Караваны на Шарбхунд перестали ходить окончательно, остались только те, что сворачивают на старый гномий тракт. Зато гномья переправа оживилась. Старый паромщик знай карманы набивает. И на постой к себе пускает, и выпивкой из-под полы приторговывает. Того и гляди всех посетителей у трактира отобьет. Да Моргот с ним, с трактирщиком. О своей шкуре надо подумать. Кулак Тулкаса не дремлет. То и дело поправки да уточнения к священным свиткам из Бретиля присылают. И добро бы с голубями — с нарочным. Увидит или услышит чего не надо, и жди приезда тихих вежливых людей от верховного дайна. Спросят — мол, а ты, Вернейший, где был? Отчего богохульство не прекратил? И что ответить? Надо опередить возможные неприятности. Следует послать весть в Бретиль и нижайше попросить о помощи. Тогда Кулак Тулкаса с ведьмой да с наместником разберется, а его, деревенского дайна, может, еще и вознаградит за верную службу. Дайн, подметая пол длинным одеянием, прошествовал к столу, обмакнул перо в чернильницу и начал писать.       Блоха, балансируя с ведром воды на шаткой лесенке, оттирал статуи богов остатками старой рубахи. Эта часть уборки считалась у учеников самой скверной и непрестижной. Ведь дайн, вооружившись белым платком, непременно пойдет проверять, как сделана работа. И берегись, если на платке останется след! Велит учитель всыпать нерадивому ученику плетей и заставит все перемывать заново. А статуи после ночных хороводов фей каждое утро как мухами засижены. Воплотившись, мелкая крылатая нечисть оказывалась дивно неопрятной. Не столько съедают подношения, сколько портят и пакостят. Оттирая сладкие и липкие следы с очередной статуи, Блоха думал, как бы насолить Тиму, да и вообще всем, кто поселился в Сонной лощине так, чтобы никто не догадался, кто же это сделал. А то еще прознают наместник или ведьма… Тут солнечный луч, некстати пробившийся сквозь витраж над дверью, ударил прямо в нос замечтавшемуся Блохе. Секунду-другую ученик дайна пытался сдержаться, но желание оказалось сильнее и он отчаянно чихнул. Ведро не выдержало неравного поединка с силой тяжести и загремело на пол, выплеснув воду аж до середины храма. Сам Блоха, тряпки и лесенка, поколебавшись, последовали за ведром. В воздухе повисла крепкая ругань. Это ученики-полотеры на чем свет стоит костерили Блоху. Падая, он опрокинул ведро с душистым травяным отваром, которым сбрызгивали каменные плиты. Кряхтя и потирая ушибленный затылок, второй ученик дайна поднялся, подхватил ведро и двинулся во двор к бочке с дождевой водой. “Это ведьма во всем виновата, она меня сглазила! Как бы ей отомстить-то? Придумал! Все одно битым быть, так не пойду на общую молитву, а сбегаю к ведьминой переправе да лодку отвяжу. Пускай на пару с наместником вплавь на тот берег перебирается!”       Осуществить задуманное Блохе удалось через несколько дней. Грозы в это время года не длились долго, но всегда налетали внезапно, и одна такая, с ливнем и ветром, накрыла второго ученика дайна как раз тогда, когда он возвращался с Сарн Атрад, куда наставник посылал его закупать у белегостовских гномов каменное масло и ароматную смолу для священных курильниц. Переждав гнев стихий у хромой Пенни, Блоха, прежде, чем идти к наставнику в храм, добежал по залитому вздувшейся рекой берегу до ведьминой переправы. “Пусть теперь думают, что лодку водой унесло! — злорадно думал он, отвязывая от маленького причала добротный челн, явно построенный на восточном берегу. —Лодку течением унесет куда-нибудь в заводь, я через пару дней найду, перепрячу понадежнее, а когда буча уляжется — продам кому-нибудь заезжему. И все будет шито-крыто”.       Тем временем, неподалеку от построенного гномами в незапамятные времена каменного моста Йант Йаур, на берегу Эсгалдуина, текущего через хранимую равнину Дор Динен к Дориату мимо огороженной страхом долины Нан-Дунгорфеб, вольготно расположилось несколько разбойничьих банд. Они стояли здесь уже несколько дней, ожидая подхода с нагорий Дортониона орочьей армии Моргота, а со стороны Ароссиаха по Древнему Гномьему Тракту к ним подтягивались новые и новые банды. Были среди них и местные крестьяне, но в основном банды состояли из невысоких, длинноруких, смуглых вастаков. Бывший скотник Лысого Тома Бродда, успевший объявить себя вождем, ходил от костра к костру и с удовольствием смотрел, как банды, собравшиеся по его кличу, обещавшему сказочные богатства всякому, кто пойдет с ним, все больше и больше начинают походить на армию. Презренный Злоязыкий предсказывал, что за черным мором должна начаться большая война, которая разорит тех, кто называет себя “друзьями эльфов”, вастакам, которые примкнут к войску Темного Властелина, принесет новые земли, а ему, Бродде, — все богатства и власть Дома Хурина. Поговаривают, правда, что жена князя — ведьма, не менее опасная, чем рыжая Нэн… Но Бродда был уверен — нищета, которая придет после войны в разоренный княжеский дом, поможет ему справиться с Морвен. Небось голодать да холодать-то не приучена. Хлебнет горя – сговорчивая станет. А он, Бродда, предложит ей прежнюю роскошь в обмен на титул. Княгиня станет его женой, а наложниц будет столько, сколько он пожелает. Не случайно ведь ему вспомнилось то предсказание, когда в “Старый загон” явилась прячущая лицо под капюшоном незнакомая дама, разыскивавшая Злоязыкого. Именно он, Бродда, отправил ее на ведьмин хутор к наместнику. Про наместника только глупый да ленивый не болтал, будто тот, дескать, с путей людей вернулся и что боги даровали ему новую жизнь. — Ступай, матушка, ступай, — ласково напутствовал Бродда. — Люди зря болтать не станут. Раз наместник с путей людей вернулся, значит, боги ему что-то открыли.       А вдруг тетка что полезное разузнает? Это ж не корова Келли, у которой мысли не шли дальше собственного трактира. Что ж, он пообещал ей трактир на бойком месте. Теперь деньги, которые она стащила у своего хозяина, лежали у Бродды в кошеле, а тело дуры-служанки было надежно спрятано. Бродда погладил мешок, на дне которого лежал раздувшийся кошель, и довольно ухмыльнулся. Подскакал вестовой на взмыленной лошади. — Чего еще? — огрызнулся самозваный вождь. — Разведка донесла — орки на подходе, эльфы объявили о союзе, а северные князья собирают войска! Бродда потер руки и ухмыльнулся еще шире. Презренный Злоязыкий снова оказался прав. Вот она, обещанная война! Он не заметил, как увязавшийся следом Ульфанг тихо пробрался в его шатер, выбрался оттуда, пряча что-то за пазуху, а потом, отойдя туда, где были привязаны кони, прыгнул в седло и понесся куда-то в сторону перевала Аглон. После знакомства с одноглазым наместником он боялся феанорингов куда больше, чем Ангбандского владыки. И теперь отчаянно спешил создать себе доброе имя, везя в Химринг в качестве доказательства украденную у Бродды карту. Слово Злоязыкого продолжало делать свое грязное дело.