29. Огнеслав
14 декабря 2017 г. в 16:01
Помещение никак не походило на больничную палату. Скорее уж на какой-то частный дом. Очень странный дом. Со своего места можно было видеть часть стены, сложенной из дикого камня, небольшое сводчатое окно с ветвями каких-то деревьев и кусочком неба за ним, да открытые потолочные балки, над которыми даже днем было темно. Ни медицинской аппаратуры, ни врачей — ничего.
Когда ночью начался пожар, он помогал санитарам вывести других пациентов лечебницы, а потом поспешил к кабинету администрации, где хранились данные его исследований. Огонь не успел туда добраться, но дым оказался слишком густым и едким… Этот путь был бы не по силам даже молодому и здоровому, что уж говорить о старой развалине, в которую он успел превратиться. По всему он должен был задохнуться. Кто его вытащил? И куда он попал? Помнилось — его, вроде бы, везли на каком-то животном, затем куда-то несли… Он помнил, что взял материалы из сейфа, но до двери дойти не успел — потерял сознание, надышавшись дымом и реальность уступила место бреду, в котором он бежал куда-то вместе с здоровенным, серым в подпалинах псом, тощей белой волчицей и каким-то не то японцем, не то казахом, и его ноги… нет, лапы ступали по призрачным дорогам, ведущим за пределы всего. Бред умирающего мозга. А потом волчица куда-то исчезла и все они понеслись вниз, вниз, и бред распадался, как до того распадалась реальность, и было какое-то поле боя, и были слова того, кто был похож на казаха и, одновременно, почему-то на кошку, о том, что нужно быстро занять шкурки… А потом он оказался в этой комнате. Реальностью был этот дом или продолжением бреда? Но для бреда слишком уж хорошо чувствовалось собственное смертельно усталое, израненное тело. Он потерял счет времени, то просыпаясь, то снова уходя в забытье. То, что казалось реальностью, все чаще сменялось черным забвением, в котором душа бродила по грани небытия. Иногда в поле зрения появлялись странные люди в одежде, словно скопированной с каких-то средневековых образцов, с холодно-красивыми, неразличимо похожими лицами. Они молча поили его какими-то настоями, он пил, хотя и понимал, что для жизни и выздоровления этого недостаточно. Разве только ненадолго отсрочить смерть. Иногда в комнате появлялся, громко мурлыча, нереально огромный кот, мохнатый, серый в черных разводах, в сопровождении столь же нереально огромного серого пса, с купированными ушами и хвостом, похожего на карикатурного добермана. Звери почему-то, казались знакомыми. Где и когда он мог видеть их раньше? Почему казалось, что стоит с ними заговорить, и они ответят, как в сказке? Днем в доме царила звенящая тишина, а по ночам слышалось пение на несколько голосов, чем-то напоминающее литании католической службы и почему-то, революционные песни акапелла. Странные, красивые голоса и правильное, безупречное исполнение. Секта? Какие-то неоязычники? Но как он сюда попал? Или это просто продолжается бред...
Однажды сквозь забытье к нему пробился человеческий голос — впервые за все время. И он потянулся к этому голосу, и черное забытье отхлынуло… Он открыл глаза. Был день, если можно было назвать днем наполнявшие комнату серые сумерки. Лба касалась теплая рука, а перед лицом оказалось другое лицо, с тонкими, чуть удлиненными чертами, сероглазое, обрамленное потоками распущенных черных волос, покрытых венком, сплетенными из цветов и трав. Девушка была совсем юной — почти ребенок. Красивая, словно образ, сошедший со страниц старой сказки, обернувшейся явью. Это ее голос звал его, легко произнося непонятные слова неизвестного языка. Поначалу ее взгляд был отрешенно-озабоченным, а потом вдруг вспыхнул неподдельной радостью — словно солнце пробилось сквозь облака, заиграв бликами на озерной воде. И вместе с этой радостью пришло имя. Огнеслав. Он — Огнеслав. Были и другие, более старые, но это было правильным. Настоящим. Он попытался заговорить — губы не слушались и голос не подчинялся. Тонкие теплые пальцы девушки прикоснулись к его губам, она покачала головой и произнесла несколько непонятных слов. Снова незнакомый язык. Огнеслав понял только, что надо молчать.
Больше черное забытье не накатывало, сменившись обычными снами. Тело почти не слушалось. Не было сил. Но силы постепенно возвращались. И возвращался интерес к жизни. Значит, кризис все же пройден… Он будет жить. Перво-наперво нужно было выяснить, где он находится. Девушка, та, чей голос позвал его от грани небытия, теперь появлялась часто, взяв на себя большую часть заботы о нем. Она такая юная, а он — старик. Зачем он ей? Или ей приказали ухаживать за ним? Она кормила его, мыла, переодевала, перекладывала, перевязывала, отпаивала какими-то травами — и становилось легче. Он пытался заговорить с ней — и не узнавал собственного голоса. А она радовалась — и только, отвечая на незнакомом ему языке.
Он пробовал спрашивать и других — они не отвечали. То ли не понимали, то ли делали вид. Но с девушкой они разговаривали, и их речь звучала странно. Огнеславу казалось, что он узнает испанские и немецкие, латинские и финские корни, иногда мерещились какие-то смутные следы иврита и других ближневосточных языков, но смысл упорно складывался в полнейшую абракадабру. Однако, девушка их понимала. И говорила с ними на том же странном ритмичном и певучем языке. Огнеслав пробовал обращаться к ней на всех языках которыми владел, — тщетно. Она не понимала его, хотя явно узнавала русский. Знала его, или просто слышала? Как можно не знать русского языка, живя в самом центре России? Или русский язык здесь под запретом? Огнеслав приглядывался к другим — и делал для себя неутешительные выводы. Похоже, его действительно каким-то образом занесло в неизвестную секту. Демонстративный отказ от русского языка, отсутствие электричества, странные одежды, у всех, кроме ухаживающей за ним девушки — явно измененная внешность, странно тонкие, холодные, неестественно изящные и правильные черты лиц, созданных будто под копирку и словно лишенных возраста… И это может означать только одно — кто-то очень хорошо финансирует их, и доступ к высокоуровневой медицине у них есть. Такую пластику, в массовом порядке да еще в условиях, донельзя похожих на приглаженное средневековье, сделать невозможно, Огнеслав это знал. Значит, есть медицинский центр. Девушка — неофит, и в будущем ее ожидает такая же метаморфоза, изысканно-холодная красота вместо живого лица? Жаль. Она такая красивая… Но он-то им на что? Он специалист совершенно другого профиля...
Но однажды, когда в комнате, предвещая наступление ночи, начинали сгущаться серые сумерки, девушка явилась не одна. Она откинула заменявшую дверь занавесь, внеся сияющую теплым светом лампу, источавшую запах скипидара, а следом за ней в комнату шагнула рослая, плечистая фигура, показавшаяся знакомой. Огнеслав пригляделся. Точно. Впервые он увидел этого человека несколько лет назад, в психиатрической лечебнице, куда его самого упекла родня, запертым в клетке, предназначенной для буйных, и прикованным к койке наручниками. Раны на запястьях, страшно обезображенное ожогами лицо и равнодушно-усталый взгляд единственного уцелевшего глаза. Настоящий, природный берсерк. Бесценный материал для его исследований. Именно эти записи он так и не смог забрать из сейфа. Сейчас он был одет так же, как остальные обитатели этого дома, короткую стрижку сменила длинная, густая, обильно сдобренная проседью грива, прикрывшая левую сторону лица, шрамы сгладились, словно прошел не один десяток лет, но ошибиться Огнеслав не мог. Он разлепил губы.
— Мстислав Якунин? Бронеход? Мстислав, как ты здесь оказался?
Услышать свое старое имя с армейским прозвищем впридачу Один ожидал меньше всего. Здесь этого имени, а тем более прозвища, не мог знать никто. Тот, к кому привела его Лив, оказался молоденьким парнишкой, на вид вряд ли старше ее самой. Хорошее, открытое лицо, черные волосы, серые глаза — явно местный. Но этот местный парнишка, угодивший в местный же санбат, спрашивал его сейчас на чистом русском.
— Я-то был Бронеход, — буркнул в ответ оборотень. — А ты что за птица?
— Не узнаешь? Видно, крепко мне досталось… Никому не рассказывай, как ты горел в танке. Тебя поймет только тот, кто горел там вместе с тобой… — Огнеслав поднял руку, чтобы привычно поправить очки, но пальцы не нашли оправы. Очков не было.
Один мотнул головой. Это уже ни в какие ворота не лезло. Мироздание снова сыграло с ним шутку в лучших традициях дрянной попаданческой фентези. Эту фразу могли знать только двое. Он сам и Огнеслав, в миру Олег Святославович. Но Огнеслав был стариком, оставшимся в сумасшедшем доме, в мире людей, за временем и пространством. Бывшим настоятелем церкви, полусумасшедшим музыкантом-язычником и талантливым ученым, оказавшимся ненужным родне и неугодным правительству. Оставалось принять в качестве рабочей версии совершенно бредовую идею — Олега Святославовича переместило в этот мир так же, как и его самого, попутно не то изменив облик до неузнаваемости, не то вообще отправив в чужое тело. А такое вообще бывает? У Видящих, что ли, спросить, возможно ли попасть в другой мир не только через спонтанно открывшийся портал? По правде сказать, задуматься следовало сразу. Как только увидел во дворе бесхвостого хромого варга . В целом, ничего странного в его наличии не было — целители не делали разницы между воинами-квэнди и их четвероногими симбионтами. Просто чей-то пес, вместе с хозяином пострадавший в очередной военной стычке в пограничье. Без хвоста остался, похоже, давно, по ушам тоже прошелся вражеский меч, оставивший от них короткие заостренные пеньки и сделавший серого с ржавыми подпалинами гигантского волка до странности похожим на… добермана? Но этот незнакомый варг подошел и заговорил так, словно последний раз ему доводилось говорить очень и очень давно: “Один… Всадник… где? Всадник — нет… Тевильдо знать — нет”...
По правде, он в тот момент решил, что всадник этого варга, скорее всего, убит, зная уже, что разумные лесные псы— варги, похожие на огромных волков и связанные со своими всадниками— квэнди узами, более всего смахивавшими на близкородственные, с трудом переживают такую потерю. Но выяснять у пса, в чем дело, и откуда он знает его имя, было некогда.
Снова заговорил Огнеслав.
— Зеркало… Есть тут зеркало? Хочу, как это говорится... оценить ущерб. Прошу — не дают. Вроде бы даже не понимают.
Лив, повесив лампу на крюк, вбитый в стену, устроилась так, чтобы видеть лица обоих говоривших, с интересом вслушиваясь в непонятную ей русскую речь. Значит, она не ошиблась. Воин, привезенный хромым варгом, и Один были знакомы раньше. Он — из того же народа, что Грэйс и Галвэн, Талион, Один и она сама. Украдкой она проделала то, что не удосужилась сделать до того — взглянула на души. Перед ней были два зверя. Но почему медведь в душе молодого воина кажется куда старше, чем видимое обличье?
— И не дадут, не ждите. Зеркала здесь — игрушка дорогая и бесполезная. Пускай северные князья ими тешатся. А нам ни к чему.
Вынырнувший откуда-то белобрысый мальчишка почтительно поднес Одину миску с водой, озорно усмехнулся и будто нечаянно коснулся пальцем поверхности воды. Она тут же подернулась тонкой ледяной корочкой.
— Конунг, а он тоже из ваших? — поинтересовался парнишка на русском со странным вроде бы прибалтийским акцентом, глядя открыто и с любопытством.
Огромный серый в черных разводах кот мягко спрыгнул с потолочной балки, мурлыкнул и бесшумно выскользнул за порог.
— Потом все узнаешь, — отмахнулся Один, переходя на певучий местный язык. — А сейчас поймай-ка мне этого кошака. Не нравится мне что-то его морда.
— Не дается, — насупился парнишка, — Я его почти шестиночье изловить хочу. Лив, а Лив! — обратился он к девушке, — Зачаруй meoi, что тебе стоит?
— Каринто, я сейчас тебя зачарую, если немедленно не уберешься! — тон Лив не предвещал ничего хорошего.
— Только песня совсем не о том, как охотилась Лив за котом, — дурашливо пропел мальчуган, снова перейдя на русский и идеально попадая в ноты. Мальчишка, как оказалось, обладавший невероятно чистым и сильным голосом, явно импровизировал, не допустив при этом ни малейшей фальши.
Лив для острастки призвала метелку, которой смахивали пыль с потолочных балок.
— Вот я тебе сейчас!
— О соооле, о соооле миииио, и снооова тааапком, и сноооова миииимо...
Хихикнув, озорник исчез.
Огнеслав не понял слов, но интонации и жесты аборигенов были весьма красноречивы. У парнишки тоже измененная внешность. Те же неестественно тонкие, правильные, изящные и холодные черты. А вот это уже страшно. Сколько ему? Одиннадцать? Двенадцать? Голос еще не ломается — значит, около двенадцати. А что, если… — бывшего ученого прошиб холодный пот. — А если сектанты не только внешность меняют, но и … хм… кое-что другое отрезают, чтобы голос сохранить?!
— Голос у мальца удивительный. Хоть сейчас на сцену. Не всякий оперный певец на такое способен. Где он учится? В столице? При Консерватории? У кого?
— Ха- ха. У местного мастера слова. С Хэледиром вы еще столкнетесь, Олег Святославович. Каринто сам нашел себе наставника, сам в ученики напросился. Талантливый мальчишка. У них тут, по человеческим меркам, каждый первый может в консерватории преподавать. Никаких заслуг. Идеальный слух и столь же идеальный голос у них у каждого по праву рождения. Они не люди.
— Они что — людьми себя не считают? Что за странная секта?! Или этот ваш… возродившийся проект? Мы в России?
Огнеслав не знал, что и думать. Как мог оказаться в секте Бронеход, законченный атеист, не веривший ни в бога ни в черта ни в духа святого? Или это он сам возглавил секту, возродив жутковатый секретный проект, частью которого когда-то был сам?
— Проект приказал долго жить. Я вам это еще там говорил. А здесь не Россия. И даже не Земля. Считайте, что вы попали на другой глобус, Олег Святославович. В лучших традициях дрянной попаданческой фэнтези. Здесь разумных видов добрый десяток, не меньше, не считая людей. И как минимум четыре из них антропоморфны. Вы сперва полюбуйтесь на себя. Потом разговоры разговаривать будем.
И Один протянул Огнеславу миску замерзшей воды.