К рассвету от Тилиона (Пасынки Илуватара - 2)

      Дасти как раз заканчивал убирать коровник, когда вбежала растрепанная Берта. — Бросай солому, балрог с ней. Пускай Лысый Том сам ее достилает, ежели охота, — торопливо позвала она, — Идем к Мо, поговорить надо. Дасти закинул в коровье стойло последние охапки и поспешил за Бертой в дальний угол свинарника. — Что стряслось? — Лихие дела в трактире творятся. Ты-то в зал не заходишь, ничего не знаешь. Колдун черный у нас объявился. Так вот, а при нем — эльфеныш. Маленький совсем. Воот такусенький, — она показала руками, как пьяные рыбаки показывают, какую рыбу они могли бы поймать, если бы не тысяча совершенно непреодолимых преград. — Не иначе — краденый. — Вот дерьмо! — ругнулся Дасти. — Эльфы-то куда глядели? Они ж над своим потомством трясутся больше, чем Лысый Том над кошельком с дневной выручкой. — Может, сирота? У заморских эльфов опять какая-то война намечается, они между собой союз собирают, да еще и людей в него втянули. Может, не лесной эльфеныш, а из заморских. — Балрог их разберет с их войнами. Делать-то чего? — Макового настоя надо раздобыть. Я бы его колдуну в вино подлила. Колдун уснет, а мы попробуем эльфеныша в лес вернуть. Если нас в трактире хватятся — скажем, что Мо удрал, а мы его ловили. Я его нарочно выпущу. Сопрем эльфеныша и эльфам передадим. — А как на тот берег переправимся, чтоб паромщик не видел? — Билли попросим. Он перевезет и живо лодку назад пригонит. Кто узнает? Никто не узнает. Беги к храму, живо! Пошарь возле курильниц, я знаю, дайн туда настой подливает. И Берта, прихватив пустую бадью, припустила через двор. — Эй ты! — сердито окликнула красотка Мэй, выглядывая с черного хода. — Где шляешься, дармоедка? — А я свиньям помои снесла. Что ж им — голодными сидеть, пока свинопас по девкам бегает? Да хозяин меня удавит, ежели Мо хоть чуточку похудеет! За него ж уплочено больше, чем за меня! — Ладно, — проворчала Мэй. — Живо дуй в зал. Колдуна обслужи. — Слушаюсь, молодая госпожа! — присела Берта и помчалась в каморку, которую делила с Элис и Хоуп. — Ты чего баклуши бьешь, соплюха?! — напустилась она на Хоуп, к немалому удовольствию косой Элис. — А ну живо котлы чистить, пока я молодой хозяйке не нажаловалась! Она схватила названную сестрицу за руку и сдернула с тюфяка, мгновенно на касании передав все, что задумано. — Да я за целый день ни разу не присееела- ааа! — заныла комедиантка Хоуп. — Совсем с ног сбииилась, ууууууыыыы! — Вот велит тебе хозяйка плетей всыпать — так и вовсе сидеть не сможешь! — пригрозила Берта. “Не настой нужен, а маковые шарики”, — поправила Хоуп неслышимо ни для кого, кроме Берты. — “Достать их легче, а действуют даже лучше. В вине растворяются почти без следа, вкуса не чувствуется. А настой — он горький, колдун сразу заметит”. “А сколько надо?” “Не знаю. Мама всякий раз по-разному кладет. А хочешь, я эльфеныша украду? Ты по дому бесшумно ходить не умеешь, а я могу, если на четырех ”. “Заметят. Эвона народу-то сколько привалило! Лучше сбегай на переправу и предупреди Билли, чтоб был наготове”. Чародей сидел в углу и медленно тянул из кубка простую воду. — Какого вина желаете, господин? — подлетела Берта. — Гномье, эльфийское, эстоладское? Подогретого али с погреба? — Эстоладского. Ледяного. Большой кувшин. Что за дрянной кабак — битый час зову, ни одна скотина не подошла! — Так боятся вас, господин колдун, — охотно объяснила Берта. — Вдруг вино не по нраву придется — еще превратите нас во что-нибудь непотребное. — Не боись, — ухмыльнулся черный маг, ущипнув рабыню за ляжку. — Не превращу. Я сегодня добрый. Значит, так. Вина, жареного мяса, лепешек — да чтоб свежие! Сыру… — А сыночку вашему? — невинно похлопала ресницами Берта. — Этакий хорошенький мальчуган! Он уже сам кушает или покормить прикажете? Так это мы завсегда пожалуйста. За отдельную плату… — Это девка. Забери, накорми и переодень. Пол-луны везу — умучился с ней. Кусается, царапается, в еде привередничает. Днем дрыхнет — ночью буянит. — Может, у ней животик болит? Так мы ей травок заварим... — Язык укороти, пока я не укоротил, — оборвал колдун. — Вот тебе золотой, девку вернешь, как спать пойду. И комнату мне! До утра, самую лучшую. — Слушаюсь, господин колдун! Все исполним, как приказали! Берта попробовала монету на зуб, сунула ее за щеку и подхватила малышку на руки. Та тут же попыталась полоснуть девушку ногтями по щеке. — Тихо, милая, — зашептала Берта, отклоняясь от удара и быстро-быстро унося ноги. — Твои на том берегу, за рекой. Гляди, это мне эльфы подарили, — и она вытянула из-за пазухи медового цвета кулон с надписью, похожей на след жука-короеда. — Как эта сволочь задрыхнет, мы с тобой на тот берег пойдем, к эльфам. А, да что ж это я, дура такая, словами-то, как смертная прям… Берта сосредоточилась и передала все то же самое на касании. Девчонка все поняла. Она мгновенно успокоилась и доверчиво прильнула к Берте. Та доложила красотке Мэй, с важным видом крутившейся на кухне, что господин колдун велели дите доглядеть, и скрылась в задней комнате для прислуги. Там при мерцающем свете оплывающей сальной свечи она получше разглядела свою ношу. Маленькая, тощая, чумазая, перепуганная и, похоже, очень голодная. — Первым делом я тебя выкупаю, — объявила Берта. — А то ты на вастачку похожа. Эй, ты чего в меня вцепилась? Отцепись счас же, я кипяток понесу. Обварю же, дуреха! Девчонка вцепилась мертвой хваткой. Разжать тонкие пальчики оказалось невозможно. Казалось, легче разорвать ее пополам, чем отцепить. Берта обреченно опустилась на лавку. — Вот наказание! — вздохнула юная Тень. — И кто сказал, что люди эльфам родня? Небось дайны выдумали. Ничего похожего. С людскими младенцами таких хлопот нет. Положила на лавку — он и лежит себе, ногами дрыгает да пузыри пускает. Только следи чтобы не свалился. В конце концов, ссадить малышку в корыто с теплой водой удалось, но только вместе с передником. Грязные лохмотья, в которых приехала эльфушка, Берта сразу швырнула в огонь. Из полотенца малявка вывернулась ужом и как была — нагишом уселась перед очагом на половике, поворачиваясь к огню то одним боком, то другим. Берта только ахнула. — Вырастешь — тоже всеми прелестями сверкать будешь? А может, у вас так принято?.. Берта припомнила, как ходила с Бребенэль в баню. Искупавшись, Берта завернулась в простыню, а эльфийка только отряхнулась и уселась сохнуть перед очагом.       В оконную раму тихонько поскреблись. Приоткрыв окно, Берта впустила Дасти. — Держи. Одежку притащил и шарики маковые. Настоя там нету. — Шарики даже лучше. Давай сюда и беги назад в хлев. Ну как хватится кто! — Не хватится. Все подавальщицы в зале и даже шлюхи с блюдами бегают. Гномы приехали. Не наши, а дальние какие-то, небось из Казад-Дума, которые еще не знают, что тракт захирел. На кой им наши шлюхи, верно? У них небось свои есть. За стойку Мэй дуру Элис поставила. Видать, там от нее вреда меньше. Лысый Том либо в кладовой, либо в погребе. Обе хозяйки на кухне. Второй скотник валяется пьяный в стельку. Ну, покажь эльфеныша-то! Страсть как интересно! Никогда ихних младенцев вблизи не видал. На праздниках попробуй их разгляди в общей куче, да с собаками. — Это девочка. Смотри, за погляд денег не берут. Ну, высохла, горе мое? Иди сюда, кормить буду. Отцепляться от Берты девчонка отказалась наотрез и от протянутой ложки с кашей отворачивалась. — Да что ж она, не знает, что каша съедобная? Кто их, эльфов, разберет, чем они своих малявок кормят. — А если ей, как ягненку, губы кашей намазать? — предложил Дасти. — Оближется — сама скумекает, что вкусно. С молоком да с медом — как у господ. Сам бы ел.       Шустрая девчонка, недолго думая, разрешила все сомнения. Она окунула в миску свободную руку, черпнула кашу тыльной стороной ладони и с удовольствием облизала пальцы. Потом еще и еще, пока не опустошила миску. — Моргот меня побери! — ошарашенно пробормотал Дасти. — Глянь, глянь, как она лепешку жрет! Клыками откусывает! — Передних зубов нету, а задние есть? Чудно как-то. — Небось выбил колдун ей зубы! — решил Дасти. — Чтоб не кусалась. Вот сукин же сын, Балрога ему в штаны. Этак девка у него долго не протянет. — Придушить бы его. Или в червяка превратить! Жаль, я пока плохо боевой магией владею... — Да ну ее, волшбу эту. Камнем по башке всяко вернее будет. Нынешней же ночью на тот берег уходим. Будет, поигрались. Наевшись, девчонка заползла Берте за спину и уснула. Приятели переглянулись. — Видала, чего творит? Ходить еще не ходит, а карабкается, как белка. Кто мне еще скажет, что люди эльфам родня? В ухо дам. Сняв эльфушку вместе с верхним платьем, Берта вручила ее Дасти. — На. Приглядывай, раз к скотине не пойдешь. Я в зал. Берта сдернула с печки чье-то чужое платье и передник — кажется, косой Элис, забрала у кухарки давно готовый заказ колдуна и неторопливо поплыла в зал. “Так сколько шариков кидать надо? — Берта поспешно вспоминала, что рассказывали наставники, обучавшие целительству, — Сколько Дасти притащил? Раз, два, три, четыре… Эльфу надо меньше, чем человеку. Вроде двух хватает. А человеку… А, положу-ка все. Вернее будет”. — Ну наконец-то, — проворчал колдун. — За смертью тебя посылать. Берта рассыпалась в извинениях, помянув недобрым словом так некстати явившихся гномов, ради которых молодая хозяйка велела задвинуть всех прочих гостей. — Я ей — госпожа, мол, гость щедрый да богатый, а она — упаси меня благие боги от колдовского золота. Наест— напьет, наутро съедет, а все золото в черепки да сухие листья превратится. Гномы хоть и скупые, зато чистой монетой платят, без обмана. Это не я, господин колдун, это молодая хозяйка так говорит. — Дура твоя хозяйка, — медленно проговорил колдун, наливая себе вина. — Можешь ей так и передать. Золото есть золото, серебро есть серебро, да и звонкая медь неплоха. — Верно вы рассудили, господин колдун, - поддакнула Берта. — Молодка наша и впрямь дура. Думает, небось, я ей золото отдам, что вы мне пожаловали? Ха! Когда свинья на грушу влезет — тогда отдам. Завтра же в вастачьей лавке ожерелье себе куплю. Блестящее, с синими камушками. И башмаки новые, козловые, с пряжками. — Да ты пройдоха, как я погляжу. Девка моя там как? — Накормлена, напоена, выкупана, дрыхнет. Изволите забрать? — Да ну ее, — Колдун широко зевнул. — Я передумал. У себя до утра подержи. Хоть одну ночь от нее отдохну. Держи еще золотой. — Какой вы щедрый! — Берта снова запихнула монету за щеку. — Не извольте беспокоиться. Проводить вас до комнаты? — Проводи. Да платье мне вычисти. Чтоб к утру готово было. На рассвете уеду. — Как велите, господин колдун, — присела Берта. — Все исполню в лучшем виде.       Пока шли наверх, ноги у колдуна стали заплетаться. — Вот ваша комната, господин колдун. Дозвольте платье забрать. — Держи, — колдун скинул ей на руки охапку своего тряпья. — И пшла вон. Никого видеть не желаю. — Не извольте беспокоиться. Никто не зайдет — боятся вас здесь. — Боятся — это хорошо… — колдун рухнул поперек кровати и захрапел. Берта вымелась из комнаты и в коридоре наткнулась на Мэй. — Чего не в зале? — Господин колдун велели дите досмотреть да платье вычистить, чтоб к утру готово было. Всю ночь возиться придется — эвон как вымазался-то, не отстираешь! Весь в глине да в дегте. Под телегой ночевал, что ли? Мэй сплюнула через плечо и сделала знак от дурного глаза. — Упаси меня боги от этого колдуна. Еще повадится к нам — всех гостей распугает. Вот радость-то будет! Бери барахло и проваливай.       Берта вихрем влетела в каморку для прислуги. Девчонка сидела на коленях у Дасти, жевала лепешку и с любопытством оглядывалась вокруг. — Быстро собирайся. У нас времени — до рассвета. Колдун моего сонного зелья упился и задрых. Утром дальше поедет. Могу представить, что будет, когда он девчонки хватится. Сдадим ее дозорным, а сами на прииске переждем, пока конунг сердиться не перестанет. Общими усилиями девочку переодели в рубашонку байстрюка Мэй, рассудив, что если та и заметит пропажу, то подумает на забредшую на двор козу. Эльфушка, кажется, не очень-то обрадовалась одежке с чужого плеча, но делать нечего - пришлось надевать что дают. — Девчонку примотай к себе платком, — посоветовал Дасти. — Как эльфы. Берта так и сделала. Эльфушка сидела совершенно спокойно, мусолила кусок лепешки и внимательно наблюдала за суетой.       Через дверь идти побоялись — она скрипела, да и наткнуться в коридоре на кого-нибудь ненужного было легко. Осторожно подняв затянутую рыбьим пузырем раму, Дасти выскочил во двор. Берта за ним. Хоуп в человеческом обличье уже ждала их у овина. — Билли пригнал лодку и ждет нас у дальнего омута. Я выпустила Мо. Он туда побежал, — скороговоркой доложила она. — Балрог меня заешь! — вдруг осенило Дасти. — Ниже по реке другой клан живет, не тот, из которого Ломион! Они нас не знают! А ну как их дозорные решат, что мы девку спёрли?! Хоуп фыркнула. — Я перекинусь прямо у них на глазах. Про меня все слышали. И скажем, что идем к Грэйс.       В разрывах туч мелькала пятнистая ущербная луна, убегая от приближающегося нового дня, единственный свидетель, видевший, как к берегу Гэлиона спешили парень и девушка с ребенком за спиной, в сопровождении серого медвежонка. У реки Хоуп снова обернулась человеком. “Не время еще Билли знать, кто я на самом деле”.       Быстро погрузились в лодку. Мо поплыл следом, довольно похрюкивая — день выдался жарким, и как следует выкупаться в ночной прохладе — такое удовольствие у Лысого Тома перепадало ему не часто. — Я под обрывом подожду, — великодушно предложил Билли. — Как назад соберетесь — мяукните кошкой. Долго ждать не стану, сами понимаете, — как бы на пристани не хватились. — Не жди. Нам все равно в деревню ходу нет. Все же знают, кому колдун дите отдал. — Держи золотые, — Берта достала из-за пазухи завязанные в тряпочку монеты и протянула Билли, — И еще в нашем дупле найдешь мешочек с золотым песком. На том берегу деньги не нужны, а песка мы себе еще намоем. — Ты спятила?! Это же целое состояние! — Ничего, тебе пригодится. — И вот еще что, — прибавила Хоуп. — Дольше года здесь не задерживайся. Уходи на восток. А то война достанет. Слухи с севера ползут— один хуже другого. Ошарашенный Билли рассеянно кивнул. У него в голове тут же завертелись подсчеты: “ Один золотой — плотогонам за вступление в гильдию. Второй припрячу — пригодится. А мешочек с золотым песком сестренке Мэри Энн подарю. Папаша за ней ни гроша не дает, — нечего. Жених — сирота, голь перекатная, у плотогонов на побегушках, где ему на взнос в гильдию накопить. Вот и не спешат сойтись. Чего нищету плодить-то? А мешочек с золотым песком сразу их богачами сделает… Отдам ей и все втроем на лодке уйдем. Вниз по Гэлиону, а там на восток, в низовья Андуина”. С мокрым хрустом раздвинув осоку, лодка воткнулась носом в берег. Тьма стояла кромешная — тусклый лунный свет был бессилен одолеть сомкнувшийся густой полог листвы. — Ну, да помогут вам боги, ребята. — Где они были, эти боги, когда пьянчуги вместе с дайном ведьму бить шли? — проворчал Дасти. — Но все равно спасибо. Бывай. Может, свидимся еще.       Дождавшись, когда затихнут шаги друзей и сопение Мо, Билли спешно погнал лодку обратно, решив до утра наведаться к старому дубу и забрать щедрый подарок друзей. Ущербная луна продолжала свой бег по небу. До рассвета было еще далеко.        Вступив под полог леса, Берта и Дасти осторожно двинулись вперед. Земля холодила босые пятки. Пуща дышала сыростью, прелью и грибами. Мо сопел рядом. Дасти, когда становилось совсем неуютно, нашаривал в темноте его жесткую щетину, чтобы снова обрести стремительно таявшую уверенность. Куда идти — они не знали. Может, тут и заночевать, под кустом? Веток наломать, шалаш поставить. Но Хоуп в облике серого медвежонка уверенно вела их вперед. Девчонка за спиной у Берты внезапно завозилась и стала выкручиваться из платка. Пришлось ее отвязать и спустить на травку. — Что, погулять решила? Или дозор почуяла? Ну, зови их. Только скажи, чтоб сразу-то нас не убивали, а выслушали сперва. Тут эльфушка, уцепившись за палец своей няньки, уверенно поднялась на ножки и не то зачирикала, не то засвистела — громко и возбужденно. Немедленно Берту, Дасти, Хоуп и Мо окружили обитатели леса — эльфы словно из ночной темноты сгустились. Только что их не было — и вот, они здесь, будто специально поджидали. Пятнисто-зеленые одежды лесной разведки и раскрасивший лица маскировочный камуфляж делали их неразличимо похожими друг на друга. — Влипли, — обреченно сказал Дасти. — Глянь, у них луки да ножи…И клан незнакомый... — Ножи в ножнах, а луки за плечами, — тут же возразила Берта. — Не убивайте нас, господа эльфы! Мы к Грэйс! — А девчонку мы к вам везли. Мы ее у колдуна сперли! Забирайте! Два эльфа отделились от группы и подтолкнули беглецов с западного берега вперед. — Вы… с нами. — произнес один на Всеобщем с сильным акцентом. Он размотал длинный широкий пояс, соорудил из него что-то вроде Бертиного платка и жестом пригласил девчонку перебраться к себе. “Раз айятэ носит, значит, дева”, — сообразила Берта. Но малышка не пожелала расстаться со своей нянькой, мертвой хваткой вцепившись в ее палец. Пришлось сажать ее обратно в платок и нести. Девочка погладила Берту по щеке. — Меня она знает, а тебя — нет, — пояснила юная Тень. — Ее... много трогать. Плохие люди. Нельзя. Нехорошо, — проговорила эльфийская дева. — К Матери матерей надо. А вы домой. К вашему вождю. — К Одину? Оооой… — поёжилась Берта. — А может, не надо? Нам от него достанется на орехи за самоуправство. Велел всем вместе уходить, а мы Галвэн с Налленом отправили, а сами остались на целое шестиночье. Да еще Хоуп с собой сманили. — Бесклановая дева — Лесу хорошо. Видящий заступится. — Бесклановая? То есть сирота, выходит? Без роду-без племени? — Как мы, — добавила Берта. — Сирота? — удивилась эльфийка. — В Лесу нет сирот. Возьмут в семью. Как вас. — А, договор об ответственности! — это Хоуп, которой надоело молчать, перекинулась обратно в человека и блеснула знаниями. — Расскажи нам, как девочка к тебе попала? — этот эльф гораздо лучше своей подружки знал язык людей. Говорил почти чисто. Берта выложила все без утайки. — Сколько-сколько маковых шариков ты в вино подложила? — Пять... Кажется… Не помню. Все, сколько было, для верности. — Ну, считай, что от колдуна вы избавились. Сидит сейчас бесплотным духом у Мандоса, чтобы на Пути людей отправиться, и жалуется на свою лихую судьбу. Пяти шариков даже для тролля много. — Окочурился, что ли?! — ахнула Берта. — Эк я его... Теперь нам в деревню даже носу показывать нельзя. — Зато Лысый Том наверняка разорится, — философски заметил Дасти. — Туда ему и дорога, скареду. Давно пора было за Злоязыкого отомстить. — Кто такой Злоязыкий? — поинтересовался эльф. Этот клан про деревенского сказочника, похоже, не знал. Дасти и Берта выложили все, что знали о появлении в трактире Лысого Тома Вовки-Обломиона, и к чему это привело. — Это было в тот год, когда я Камлосту в кувшин с вином наплевала, — уточнила Берта. — Велики твои подвиги! — дозорные, шипя и фыркая, стекли по стволам от хохота. — За что же ты так люто покарала великого героя? — За дело, — осмелела Берта. — Чтобы девок не портил и над деревенскими не куражился. Эльфы тут же помрачнели. Переглянулись, явно обмениваясь между собой чем-то, неслышимым остальным. — А вы разве людям ничего не сделаете за девчонку? — встрял Дасти. — Она бесклановая. Она не из Леса. — И что с того?! Пусть нолдорская или дориатская. Сегодня они, завтра вы. Вам своих детей не жалко?! Я бы вот пошел и сжег эту деревню. Вместе со всеми тараканами и тараканчиками. Чтоб впредь неповадно было. — А я бы лучше пауков на них напустила, — пробормотала себе под нос Хоуп, но никто не обратил на ее слова внимания. — Отложенная месть гораздо слаще, — непонятно выразился эльф. — Это блюдо должно как следует настояться и остыть. Рассуди сам. Что важнее — жизнь целого клана или сиюминутная ярость? Нам сейчас ни к чему резать людей. Рыжие феаноринги считают, что это их земля. А раздор с ними Лесу абсолютно ни к чему, потому что они уже почти свои. Кулаку Тулкаса покровительствует Третий Дом. С Ородретом тоже ссориться невыгодно. Из Нарготронда к нам идет хорошее пополнение. Низы просто бегут. Чем больше их уйдет в Лес — тем слабее станут захватчики и тем сильнее станем мы. От возмездия никто не уйдет. Те, что искали лучшую жизнь, найдут не лучшую смерть. Мы скрытны, мы осторожны, но будут плоды в свое время. Тебе тоже придется научиться сдержанности. Иначе сгоришь.       Легкая лестница без перил обвивалась вокруг ствола и откуда-то сверху лился неяркий свет. Темнота, до того окружавшая со всех сторон, превратилась в подобие темного занавеса. В летнем жилище квэнди юным лауме бывать еще не приходилось. С опаской поднявшись за своими провожатыми, они оказались на помосте среди древесных ветвей, скрывавших жилище от посторонних глаз и создававших иллюзию стен. Еще одна лестница уходила куда-то вверх, в темноту — возможно, там скрывались еще помосты, игравшие в этом воздушном жилище роль жилых ниш.       Их уже ждали. Несколько масляных ламп заливали своим золотистым светом лиственные стены и легкую мебель. В плетеном кресле с высокой спинкой сидела незнакомая леди в платье темно— сливовых тонов и айяте оттенка молодой весенней листвы. В свете ламп ее свободно спадавшие волосы походили на водопад цвета сплава серебра и меди. Стоило Берте, Хоуп и Дасти, вместе со своими провожатыми оказаться на помосте, леди отложила свиток, который читала, отодвинула на край маленького столика бронзовую чашу с водой и встала им навстречу. Свет ламп играл в потоках ее волос и золотыми искрами отражался в глазах, темных, как настой чаги. — Мы привели их, леди Рэкха. Другой клан. Незнакомая Мать Матерей. Но спасенной малышке она, похоже, пришлась по нраву — она живо отцепилась от Берты и попросилась на руки к леди. Та, улыбаясь, погладила детскую черную гривку. — Не перецвела еще. Даже не начинала. Это хорошо. Перевоспитывать не придется. Она еще ничему не успела выучиться. Хороший подарок Лесу. У меня сейчас нет приемных детей. Заберу сама. Придет срок — и она станет Наследницей Рода. А вы, медвежата, давайте рассказывайте, что у вас с людьми произошло. Малышка мгновенно перебралась за спину Матери Матерей и спряталась в водопаде ее волос. У Берты отвисла челюсть. — А ваши дети все так делают? — До года — все. Те, которых родители не носили при себе в айятэ, потом вырастают дикими. Так происходит с потомками знатных семей явившихся из за моря нолдор и тех, кто к ним примкнули. “То-то Бребенэль с Ломионом такие гривы отпустили!” — заметила Хоуп и тут же сунулась со своим вопросом: — А что такое “перецветать”? — Почти все дети квэнди рождаются черноволосыми. Родившийся каштановым со временем станет ржавым. Маэдрос и его рыжие братцы тому пример. С возрастом цвет волос меняется. У взрослых черной масти нет. Лишь чисто золотая, чисто серебряная и доминантно-красная морфы остаются как есть. — А что будет, если ребенка воспитывали няньки? — Берта решила выведать все. — А с зубами у ней чего? — осмелел Дасти. — Эти колдун выбил, а новые потом вырастут? — Если нянька носила младенца при себе, то он будет привязан к няньке, а не к родителям. А если до года дитя квэнди без конца переходит из рук в руки, то вырастает диким и не будет отличать своих от чужих. У таких детей плохая судьба. Как у Финрода. Теперь о зубах. У наших детей резцы вырастают после года, когда приходит пора спуститься с родительских рук. “Бетти, давай поймаем какого-нибудь перебежчика из знати и проверим?” — тут же предложила Хоуп. Берта согласилась. Ей тоже было любопытно. Они только собрались попросить леди Рэкху предоставить им кого-нибудь для опытов, как в беседу влез Дасти. — Миледи, а вы сами, не в обиду будь сказано... того, из орков будете? Глаза уж больно приметные. Как у Муйнака или Моркелеба. И имя тоже... — Да, я — орк. Из первых орков, родившихся на этой земле. Я помню Утумно, сверкающие льдом башни, бескрайние снега и танцующие радуги в небе. Помню, как солнце не поднималось в небо долгой зимой и как не опускалось коротким летом. Ночами оно плыло над краем мира с запада на восток, над ковром из синих, алых, сиреневых и золотых цветов, росших среди льда на берегах мелких рек, текущих по замерзшей земле, где паслись на моховых пастбищах носорукие, и белые волки охотились на оленей. “Какое солнце?! — опешила Берта. — “Его же вроде боги создали, когда Унголиант деревья сожрала, из последнего плода Лаурелин! Так дайн на службах говорил”. “Боги и соврать не дураки”, — флегматично отозвалась Хоуп. “Давай у Тинти спросим”. “Тинти там не был. Спросим Муйнака”. “Слушай, а ведь конунг родом из похожих мест! А носорукие кто такие?” “Айда сами поглядим?!” — внес предложение Дасти. “Ну тебя. На всех службах мух ловил”, — отмахнулась Берта. “А чо там слушать-то? Враньё одно”. — А не на что уже глядеть, глупые вы медвежата. Это было очень далеко. Валар уничтожили наш дом до основания. Давно. Очень давно. А теперь рассказывайте вы, что с вами приключилось? — Да долго рассказывать-то. А я хочу кушать и к маме, — на всякий случай хныкнула Хоуп. — Дайте руку, я вам все целиком отдам. Вот, миледи, держите все, начиная с того, как Наллен на людях обернулся. — Мы и на касании умеем, и по осанвэ умеем, — прибавила Берта. — Только недалеко и негромко. И не картинками, как вы, а почти только словами. А как вы нас услышали, миледи? Мы же прикрывались. — Ваша защита — от честных существ. — улыбнулась леди Рэкха, — А я таковой не являюсь. Мне надо было знать, что вы замышляете и не представляют ли ваши намерения угрозы. “Ну, Тинти!!! И этого нам не объяснил!” “Теперь и нам есть что ему предъявить”. “Лучше подумай, что ты конунгу и Талиону будешь предъявлять”. “А что? Все правильно мы сделали. Прикрывали отход наиболее ценных членов экипажа. Прикрыли, но сами попались. Выжили, освободились и максимально навредили врагу. За что нас ругать? Мы молодцы”. — Миледи Рэкха, — Берта взглянула в бездонно-темные глаза Матери матерей, — Что за деву называют сокровищем Нан-Дунгорфеб и Поющей-в-Ночи? Может, вы знаете? — Знаю, — спокойно ответила леди Рэкха, — Эту деву зовут Линдумиэн. Но кто она и что она — дело Даэрона. И только Даэрона. “Ну, что, правда ведь, правда! — Хоуп мысленно чуть не прыгала от восторга, — Даэрон ушел в Нан-Дунгорфеб, как мы и предполагали!”. “Вот оно! — вторил ей Дасти, — Теперь все ясно! Линдумиэн и есть та самая Хранительница, за которой охотился Берен. Лутиэн — ее скверная копия!”. “Выходит, Берен действительно получил фальшивку, а Даэрону достался оригинал”, — подытожил Тим.       От конунга медвежатам действительно не попало. Попало от Талиона, которого никто из компании всерьез не принимал. Мать Матерей передала “медвежат” с рук на руки старшим представителям народа лауме, коими оказались Лив и Талион, приехавшие, когда солнце перевалило за полдень и начало скатываться к далекому морю на западе. Талион, как обычно, злобно рычал на весь лес, что большие ребята сманили с собой его маленькую несмышленую дочурку и втянули ее в опасные игры, а она, глупенькая, и рада стараться, лишь бы старшие приняли ее в компанию. — Я была маленькой и глупенькой тринадцать зим назад. Где ты тогда был, папуля? По кабакам шлялся да мечом махал? А теперь поздно меня воспитывать, — отпарировала Хоуп. — Я такой же боец, как и прочие. И даже лучше, потому что у меня два облика. Заглохни, а то съем! Лив усмехнулась. — К слову сказать, ваш покойничек — никакой не черный колдун. Черный колдун вообще существует только в людских сказках. Это обычный смертный. Так, выучил пару-тройку трюков. Магии в нем не больше, чем в ярмарочном лицедее. Любопытно будет узнать, на кого он работал. У Берты загорелись глаза. — Допросишь?! — Допрошу. Немедленно отправлюсь в ту деревню. Избавлю трактир от трупа, узнаю все, что следует, да еще и подзаработаю на этом. Берта вздохнула. Ей очень хотелось узнать, как допрашивают мертвецов. Но после того, что они натворили, всей компании в деревне даже носа показывать нельзя. Ну да ничего. Лив вернется и расскажет.