Она плохая мать?

— Боже, она такая красивая, — бормочет Эмма, замерев у детской кроватки. Реджина смущенно склоняет голову. Ева действительно красива, даже сейчас, когда младенческие волосы вытерлись и были по старинке полностью обстрижены, а новые еще не успели отрасти. И все же она совершенна, с четким рисунком бровей и длинными, кидающими тени на щеки, ресницами. Эмма вздыхает и осторожно проводит рукой по краешку одеяла. Реджина стоит чуть поодаль и наблюдает, испытывая противоречивые чувства. На языке вертятся сотни вопросов. «Где ты была так долго? И где Крюк? Он простил тебя? Вы сейчас вместе? Кто-нибудь еще знает, что ты вернулась? Ты останешься? Ты простила меня?.. Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?..» Но строгое лицо Эммы словно предупреждает: «Не спрашивай ни о чем», и она не осмеливается. — Ева теперь проспит не меньше часа, — тихо замечает Реджина, дождавшись, когда устремленный на ребенка изучающий взгляд Эммы немного смягчится. — Ты голодна? Пойдем поедим? Эмма чешет лоб и тянет с ответом. — Она никуда не денется, — обещает Реджина. — Только после сна Ева обычно дичится, и придется подождать, когда она разгуляется. Эмма задумчиво кивает и, бросив еще один взгляд на ребенка, выходит вслед за Реджиной из комнаты. Они молча обедают, и лицо Эммы во время трапезы безучастное и пустое, даже когда усаженная в детский стульчик Робин с невинным выражением лица магически образом смешивает кофе тетки и имбирное пиво матери (в результате чего Реджина жутко кривится, а Зелина без лишних церемоний выплевывает свой напиток обратно в бокал); лишь когда Реджина выносит дымящееся какао с палочкой корицы, на лице бывшего шерифа мелькает тень улыбки. Зелина уводит Робин гулять, а Реджина вспоминает, что вечером должны зайти Чарминги. Генри тоже должен скоро вернуться после дополнительных занятий. — Ты ведь останешься в городе? — мягко спрашивает Реджина. — Да. Только… мне некуда пока пойти, — потупив глаза, отвечает Эмма. — А твой муж… он… — Я приехала одна, — отрезает Эмма. — Тебе не нужно никуда уходить из дома твоих детей, — мгновенно решает Реджина. Она не знает, где была Эмма весь этот год и где сейчас Крюк, и по ее лицу понимает, что время ответов еще не настало. — Твои родители сегодня хотели зайти… — тихо предупреждает она. — О, Господи, — закрывает руками лицо Эмма. — Я могу пока спрятаться? Хотя бы на этот вечер? — Хорошо. Я позвоню и скажу, что Ева не в настроении. Но… ты понимаешь… — Да. Завтра я буду готова. После звонка Снежке они поднимаются в комнату Евы. Малышка еще спит, но они не уходят, устраиваясь на диване подле кроватки. Эмма восхищенно и недоверчиво смотрит на спящую дочь; пользуясь этим, Реджина изучает лицо бывшей любовницы. Эмма выглядит изможденной. Надо бы устроить ее поудобнее… Только вот где? — Эмма, — неуверенно начинает она, — Зелина и Робин заняли две смежные гостевые спальни, а в еще одной Генри уговорил меня сделать кабинет. Он увлекся фотографией. Я имею в виду… ты не против, если… — Поспать на диване внизу? — равнодушно уточняет Эмма. — Конечно. — Диван… не очень-то предназначен для сна, — окончательно смущается Реджина. — Ты… выглядишь такой усталой. — Я не стану спать с тобой, если ты к этому, — сдвигает брови Эмма. Ее взгляд по-прежнему прикован к лицу спящей дочери. — Я не имела в виду… — вспыхивает Реджина. — Тебе не придется. Но у меня большая и действительно удобная кровать, и я обещаю, что… — Ладно, — безразлично кивает Эмма. Ева причмокивает губами и начинает возиться, просыпаясь, и внимание обеих женщин переключается на ребенка.