Она плохая мать?

3.1. Реджина просматривает недельные отчеты городских чиновников и который раз испытывает раздражение. Может, в Зачарованном лесу Чарминги и были бы хорошими правителями, но в Сторибруке даже на подмену не очень годились. За полдня Реджине удавалось сделать больше, чем бывшей падчерице — за неделю. Это признала и сама Снежка, с нескрываемым облегчением возвращая ей ключ от Ратуши. Реджина переворачивает очередную страницу, когда ее телефон вдруг начинает вибрировать. — Ты нужна здесь, и срочно! — вопит сестра, и Реджина швыряет трубку и моментально переносится домой. Она на секунду столбенеет, оказавшись вплотную к стене огня, рассекающей холл ровно посередине. Реджина видит взбудоражено подпрыгивающую на одной ножке Робин и всклокоченную Зелину, держащую в одной руке — телефон, а в другой — неизменный источник всех магических городских ЧП за последний год. Ева плачет и тянет руки к Реджине, и она сразу перехватывает ребенка у сестры и прижимает к груди в привычном оберегающем объятии. Что же, черт возьми, тут произошло? Реджина смотрит на завитки пламени и различает за огненной стеной силуэт человека. Ее сердце начинает учащенно биться еще прежде, чем приходит окончательное узнавание. — Не плачь, малышка, все хорошо, — шепчет она Еве. — Ты в безопасности. Ребенок успокаивается, и стена становится заметно прозрачнее. Реджина делает резкий вдох и решительно убирает остатки огня. Робин громко и разочарованно вздыхает, а Реджина, продолжая удерживать Еву в защитном объятии, делает осторожный шаг вперед. — Эмма… Ты здесь, — почти спокойно удается произнести ей. Это и в самом деле Эмма — похудевшая и бледная, в потрепанных кроссовках, джинсах и серой толстовке с капюшоном. Она переминается с ноги на ногу и не сводит глаз с Реджины и своего ребенка. Ева хмурит брови и прижимается теснее к материнской груди. — Все в порядке, дорогая, — произносит Реджина и получает недоверчивый взгляд сразу четырех пар глаз. — Шериф, какая неожиданная встреча, — небрежно кивает Зелина, — Робин, пойдем-ка на кухню, — спохватывается она и добавляет, когда дочка упрямится: — Отварим тебе пару луковиц… Оставшиеся в гостиной замирают на своих местах. Реджина смотрит на Эмму, а та — на дочь. Ева, в которой уже проснулся настороженный интерес, в свою очередь рассматривает белобрысую незнакомку. Она чем-то неуловимо напоминает долговязого, и чувство опасности понемногу отступает, замещаясь любопытством. Поэтому она не протестует, когда расстояние между ними еще немного сокращается. Однако, когда неизвестная медленно протягивает к ней руку, Ева громко вопит и, зажмурившись, снова тесно прижимается к материнской груди, быстро успокаиваясь от вибрации, которая возникает при произнесении низких рокочущих звуков: — Ты… вернулась… Эмма, но… — Нет, ни о чем не спрашивай… И, Реджина, она… что… боится меня? — заметно волнуясь, произносит незнакомка, и ее голос тоже кажется смутно знакомым. — Ева привыкнет. Она всегда так поначалу, а потом становится дружелюбной. — Ева? — пораженный вздох. Белобрысая пристально смотрит на нее, но испытанные тревоги были слишком утомительными, поэтому возникшее было вновь любопытство понемногу сменяется полным спокойствием. Ева несколько раз сонно моргает, и сама не замечает, как засыпает прямо на материнских руках.