Она плохая мать?

Генри с сочувственной гримасой протягивает ей стакан воды, хотя она не чувствует похмелья, ведь голова болит только от дешевого пойла или от неумеренного употребления хорошего. А выпитый накануне виски, как и все в доме Реджины, был наивысшего качества, и, к счастью, вечером она смогла остановиться на половине стакана. Но, глянув в зеркало, она сразу понимает сына: ее лицо выглядит помятым и болезненно бледным, и морщинка между бровей сегодня видна особенно отчетливо. — Уже позднее утро, Генри, — замечает она. — Тебе разве не надо в школу? И где все? — Мне же по пятницам всегда к третьему уроку, — пожимает плечами сын. — Все? Ну, кто где. Мама на работе, Ева и Бланш на прогулке, а тетя Зелина с Робин пошли завтракать в кафе. У них что-то типа пятничной традиции. Семейные традиции? Эмме почему-то становится трудно дышать, но она сразу переключается. Новый день. Жить дальше. Да. — Вы поругались с мамой? — с любопытством спрашивает Генри. — Ты спала на диване. — Я облажалась, Генри, — вздыхает Эмма. — Моя магия вчера вышла из-под контроля и… я почти причинила вред Еве и Бланш… если бы не Зелина, — с неохотой признает она. — Ты ведь не хотела? — испуганно уточняет сын. — Не хотела, Генри, но… это все чертовски сложно. — Я понимаю, — медленно кивает он. — Генри… так ты… больше не злишься на меня? — Ты моя мама, — просто отвечает Генри. — Я могу быть очень зол, как помнишь, когда мама врала мне, убеждая, что я сумасшедший… И я не понимал… не понимаю, как ты могла оставить нас с Евой ради того, чтобы уладить ваши отношения с Джонсом. Но… ты все равно моя мама, — беспомощно повторяет он. — Вы мои мамы, и я люблю вас обеих, как и вы меня, даже если я веду себя глупо и безответственно, ведь так? — Да, Генри, — с потерянным видом подтверждает она. — Я так люблю тебя! Спасибо. Мне так жаль… Она осторожно приближается, и сын крепко обнимает ее. О, Господи, как он вырос за этот последний год… Еще один год, который она пропустила. — Мне пора идти, — говорит Генри. — Да и тебе ведь скоро собираться на работу, так? — Да, — подтверждает Эмма. После ухода сына Эмма принимает душ, без особого аппетита завтракает (оставленные Реджиной панкейки не лезут в горло) и, переодевшись, едет в участок. Там ее встречают куча воздушных шаров, криво повешенный плакат «С возвращением, Шериф!», коробка пончиков, а также очень довольные собой Мулан и Дэвид. И, старательно изображая благодарность, Эмма думает, что, может быть, действительно все понемногу наладится. Нужно просто стараться жить дальше, день за днем. Родители и Генри простили ее, а Реджина неуязвима для любых нападок в обретенном ею холодном безразличии. Вот только Ева… Знать бы, что чувствует ее маленькая дочь?