Она плохая мать?

— Итак, — приторно сладко произносит мисс Ванштейн и откидывает от лица струящиеся темные локоны, — вы биологическая мать Евы? Эмма коротко кивает. Хотя Реджина и предупреждала, она все равно не ожидала, что социальный работник окажется так молода. — И сразу после ее рождения вы где-то отсутствовали более года, — в высоком голосе явственно слышится упрек, — и за это время Ева была удочерена, но теперь вы заключили соглашение о совместной опеке с приемной матерью ребенка, так? — Вы все правильно поняли, — хрипло подтверждает Эмма, стараясь не раздражаться. — Мы всегда исходим из интересов ребенка, миссис Джонс, — фальшиво улыбается темноволосая девушка, и Эмма еле сдерживает дрожь от нахлынувшего дежавю, когда такие же чиновники усердно защищали ее интересы до тех пор, пока она не оказалась на самом дне и не сумела сбежать. — Разумеется, — вежливо отвечает шериф. — Ваше соглашение должно быть одобрено органом опеки, и сразу скажу, миссис Джонс, — улыбка стала одновременно хамской и извиняющейся, — у нас к нему масса вопросов. — Вот как? — удивляется Эмма. — Почему? — Ну, вы и сами должны понимать… — опускает глаза мисс Ванштейн. — Две женщины, которые не состоят в партнерстве, но одна из которых является биологической матерью ребенка, а другая — приемной, желают совместно воспитывать ребенка… Она делает большие глаза, но Эмма никак не реагирует. Они обсуждали с Реджиной возможные вопросы, и решили, что раскрытие их прошлой аморальной связи только повредит делу. — У нас уже есть такое соглашение в отношении старшего ребенка, — произносит, наконец, Эмма. — Да, и оно тоже очень любопытное, — оживляется социальный работник. — Генри Миллс… — Да, — тупо кивает шериф. Их Генри. Который, впрочем, наотрез отказался общаться с ней, когда она вернулась в город и поселилась в доме Чармингов. — Хорошо, — мягко произносит мисс Ванштейн. — Сейчас мы заняты тем, что тщательно проверяем мисс Миллс и правомерность обеих процедур усыновления. Но к нашей следующей беседе, которая будет совместной, я настоятельно рекомендую вам, миссис Джонс, представить доказательства, по которым ваше отсутствие подле новорожденной дочери имело уважительный характер.

***

— Я идиотка, — в который раз за вечер произносит Эмма, и Снежка, хоть уже и не кивает, все же всем своим видом выказывает согласие с этим суждением. Зато недавно вернувшийся с дежурства Дэвид не отмалчивается. — Хуже всего, дочь, что ты упрямая, — с раздражением замечает он. — Дэвид! — одергивает его жена. — Снежка, мы и так очень долго ходили вокруг на цыпочках, и к чему это привело? Еву могут забрать в эту ужасную… ужасную… — А вы просто представьте, что я взяла и засунула ее в волшебный шкаф, — с безумной усмешкой говорит Эмма. Чарминги дружно вздыхают. Снежка машинально хвалит вылепленную Нилом пластилиновую собаку, гладит его по голове, а потом опускает лицо в ладони. Что не так с ними? Может, кто-то их проклял? А, ну да, проклял, конечно, и не раз. Но все самые важные выборы они совершали сами. И как же часто этот выбор становился ошибочным и даже роковым… — Надо что-то делать! — нервно расхаживая по комнате взад и вперед, заявляет Дэвид. — Может, Реджина могла бы немного… заколдовать эту мисс Ванштейн? — Реджина могла бы, — подтверждает Эмма. — Но сейчас граница города работает так, что наложенные чары постепенно развеются, когда заколдованный покинет Сторибрук. А это значит, что они будут возвращаться снова и снова, и Ева превратится на чиновичьих бланках в сплошной знак вопроса. Реджина сказала, что мы прибегнем к магии только в самом крайнем случае. — Наконец-то ты ее слушаешь, — ворчит Дэвид и сразу тихо смеется промелькнувшей парадоксальной мысли. Действительно, после стольких лет войны, после Проклятия, защищать их некогда кровного врага от Спасителя-дочери… — Мне очень жаль, что я так вела себя, — искренне говорит Эмма. — Прощения просить надо не у нас, — чуть менее сурово замечает Дэвид. — Знаю, хотя и у вас тоже, — вздыхает дочь. — Но Реджина обрезает все темы, если они не связаны с Евой или Генри, или всей этой жуткой ситуацией. А Генри… он даже смотреть на меня отказывается… Чарминги молчат. Дэвид считает, что Эмма должна осознать последствия своих необдуманных поступков, и потому путь к прощению не должен быть для нее легкой прогулкой. А Снежка, хотя и болеет всей своей половинкой сердца за дочь, просто не находит слов утешения. Может, им стоило вмешаться гораздо раньше? Когда они увидели, что их дочь с головой погрузилась в отношения с Джонсом, который был немного подлецом, немного рубахой-парнем, но в которого Эмма ни дня не была влюблена? Или тогда, когда они застали их с Реджиной целующимися — настолько слившимися одна с другой, настолько поглощенными и завороженными своими объятиями, что даже не заметили их вторжения? Или тогда, когда Эмма становилась все отчаяннее и злее, с каждым днем, пока ребенок рос в ее животе, а Киллиан Джонс гордо расхаживал петухом и уверял всех, что у них будет сын? Они должны были сделать хоть что-то… Нил снова подходит с вылепленной из фиолетового пластилина кошкой, и она целует его и шепчет, какой он талантливый и умный ребенок. Нилу не придется пройти через испытания, уготованные его сестре. Как жаль, что в жизни можно исправить не все ошибки. Можно только стараться не повторять их. И, судя по печальному серьезному взгляду, их дочь была тоже на пороге осознания этой простой мысли.