Она плохая мать?

Эмма заказывает доставку белых лилий в офис мадам мэр. Она долго думала над текстом, и в конце концов написала в записке: «Спасибо за вчерашний разговор. Извини за мой последний, крайне неуместный вопрос. Главное, что ты счастлива. Э.» После шериф сразу уезжает в Портленд. Она должна сделать все, чтобы доказать право быть опекуном Евы. В том числе и то, что у нее нормальная психика. Даже невзирая на то, что сама Эмма в этом была не вполне уверена. Выходя из кабинета врача, Эмма с удивлением замечает в больничном холле мисс Ванштейн. — Осуществляю необходимый контроль! — после того, как они здороваются, пожимает плечами девушка. — Ясно. Я ведь тоже отчасти чиновник, — понимающе улыбается Эмма. — Отчеты, протоколы, акты проверок и все такое… — Вот-вот, — кивает мисс Вантшейн. — Этот кабинет был последним? — Да. Доктор сказал, что они подготовят заключение после обработки всех анализов и МРТ. Через пару дней. — Хорошо. — А Вы… у вас есть какие-то вопросы ко мне? — спрашивает Эмма. Мисс Ванштейн в сомнении смотрит на нее. — Возможно. Мы сделали более тщательную документальную проверку и… кое-что выяснили. — Слушаю, — становится напряженной Эмма. — В общем… не знаю, порадует ли это вас, или наоборот, но, похоже, за то время, которое вы не помните… вы развелись. — Развелась? — вытаращивает глаза Эмма и садится на кожаный диванчик. — Да, миссис Дж… то есть, мисс Свон, — кивает чиновница и протягивает Эмме сложенный пополам листок. — Вот выписка. Не то что бы статус замужней женщины прибавлял вам очков, ведь вы честно признали, что не проживаете с супругом. Но было необходимо четко установить ваш социальный и матримониальный статус. Ведь вы биологическая мать Евы, а причины вашего отсутствия могут быть признаны уважительными. И, если вы получите медицинское заключение, которое будет подтверждать вашу способность заботиться о ребенке… — она многозначительно умолкает. — Я развелась, — тупо повторяет Эмма, пытаясь осмыслить этот факт. — Я… разведена? — Да, разведены, — терпеливо повторяет мисс Ванштейн. Она с сочувствием смотрит на Эмму и говорит: — Теперь, когда здесь никого, кроме нас, нет, мне хотелось бы неофициально с вами побеседовать, мисс Свон. Скажите, ведь вы работаете в прямом подчинении мисс Миллс… Я правильно понимаю, что она… оказывает давление на вас из-за ребенка? — Она… что? — ползут вверх брови Эммы. — Вы смелый человек, мисс Свон, — хвалит ее социальный работник. — Вы правильно поступили, когда написали заявление об отмене удочерения. Но вот потом вы оформили то дикое, ни в какие рамки не лезущее соглашение о совместной опеке… Видимо, мисс Миллс угрожала вашей карьере? Это так? — Реджина? Нет, она… — Вы боитесь, я понимаю… Но все же вам стоит это признать, ради вашего же ребенка, — увещевает ее мисс Ванштейн. — Хотя бы подумайте. Эта мисс Миллс… у нас нет доказательств, но ясно, как день, что она коррумпировала наших работников! Мой коллега, Хоуп, настроен более лояльно, но я убеждена, что такие люди, как мисс Миллс, не должны, не имеют права воспитывать детей! — раскрасневшись, продолжает девушка. — Я, как и вы, сама выросла в системе и пришла работать в органы опеки, чтобы защитить детей от таких вот лживых, скользких, циничных, беспринципных родителей! Разве вы не согласны со мной? Я прочитала ваше дело и знаю о вас все, я понимаю вашу ситуацию и сочувствую вам, как никто другой, Эмма! — Но, послушайте, Реджина ведь никогда… — Просто ответьте на еще один мой вопрос, и, при условии, что вы здоровы, мы назначим вас опекуном Евы, — немного успокаивается социальный работник. Эмма вскидывает на нее непонимающие зеленые глаза. Чего от нее добиваются? — Ответьте мне, Эмма, правильно всего на один вопрос о Реджине Миллс, — со снисходительной улыбкой говорит мисс Ванштейн. — Она плохая мать?