Цветные кроссовки, сырые креветки и сны

Интернет говорит, что температура минус десять, но из-за высокой влажности по ощущениям все минус двадцать. Ветер ледяной, он вьюжит, сшибает с ног, бьется в борта броника и выстуживает его насквозь. Мирон с Ваней и Порчи, набравшись крепкого вискаря, забрались на койку в заднике фургона втроем, Мирон — в серединку — ему простужаться нельзя больше всех. Они лежат в затылок друг другу зарывшись под одеяла и куртки. Впереди ночь и обледенелая трасса. Руслан хороший водитель, но дороги под Самарой ужасны, состоят из одних ухабов и колдобин, и машину все равно кидает из стороны в сторону. Порчи перекидывает руку через Мирона и прижимает его к себе, Мирон прижимается к спине Вани, незаметно берет его за руку, переплетая пальцы, и, кажется чувствует тихое довольное урчание Охры у него внутри... или это просто работает движок. Зажатый меж двух горячих пьяных тел, Мирон согревается и не то, чтобы засыпает, но уплывает. Дарио сонно бормочет что-то ему в шею на португальском, Ваня ворочается, прижимает его руку к своему животу и опрометчиво притирается всем телом, Мирон хочет пошутить про пьяный стояк, но губы не разлепляются, и он просто улыбается сам себе. Он хочет сейчас закольцевать время по кругу и застрять в этом моменте, где есть только темнота под веками, периодически вспыхивающая огнями, как новогодняя гирлянда и дыхание людей, которых он считает родными; и утро еще далеко, а все хорошее впереди. Убаюкавшись мерной тряской, Мирон медленно погружается на нижние уровни сна и чувствует ласковое прикосновение Охры к своему сознанию и его приглашающую улыбку. Сны его монстра имеют странную психоделическую окраску, но они далеко не всегда жидко-алые или похожи на дремучий лес, где дохлые кошки сидят на деревьях вверх ногами. Вокруг все тот же средневолжский зимний пейзаж; Мирон не знает, есть ли на карте этой местности озеро, но такого — как с английской рождественской открытки, с деревянной пристанью — точно быть не должно. С белого неба тихо падает снег, ветви деревьев, тяжелые и пушистые от него, клонятся в воду, но холода нет. Мирону жарко в парке, и он расстегивает ее и скидывает с себя, следом бросает толстовку со своим логотипом. На деревянном настиле, опустив ноги в воду и болтая ими сидит полуголая татуированная фигура — Мирон спускается к ней с небольшого пригорка. Далеко впереди неясным пятном маячит их броник и люди вокруг него, Мирон различает энергичную кепку Дарио и бордовую толстовку Мамая, но у озера кроме него и Охры никого. Охра оборачивается через плечо, улыбается обветренными губами Вани и машет рукой к себе. Фурацилиново-желтые кроссовки аккуратно носок к носку стоят рядом с ним, шнурки завязаны на бантики. Мирон снимает свои теплые зимние ботинки, носки, подвертывает джинсы, садится подле Охры, погружает ноги в воду, и она теплая как молоко. Он задирает голову, щурится на бледное солнце; снежинки опускаются на ресницы, тают на обритом черепе, Охра беззвучно смеется и дует ему в лицо. У него самого снег на плечах и в волосах, и Мирон ерошит платиновые крашеные пряди. Охра сгребает снег с настила, утрамбовывает в больших ладонях круглый снежок и протягивает Мирону зеленое теплое яблоко; на глянцевой шкурке солнечные пятнышки, Мирон вонзает в него зубы и на вкус оно как середина лета, маленькие семечки-жучки горчат и Мирон выплевывает их в воду. Он обнимает Охру за плечи и целует в висок, тот бесцельно тычется губами в лицо, куда попадает, словно ничего не смыслит в человеческих поцелуях, хотя это не так — Мирон знает. Он гладит татуированные руки и чернила, похожие в этот раз на голубые завитки дыма или морозные узоры повторяют движения его пальцев. - Сколько время, - спрашивает Мирон. Охра смотрит на свои часы, большая и маленькая стрелки на которых остановились ровно на двенадцати, а секундная щелкает в обратную сторону, как одометр на краденной и перепроданной тачке. - Все, - говорит Он. «Все!» кричит кто-то за спиной. Мирон оборачивается — к ним от броника бежит и машет руками мужская фигура, она приближается — это Руслан. «Все, вставайте!» Мирон чувствует, как кто-то пытается растрясти его за плечо и распахивает глаза. Порчи недовольно ворочается за спиной, Ваня отпускает его руку, прячет лицо в одеяле с недовольным стоном. Руслан стоит над ними, повторяя в который раз. - Все, мужики, вставайте, приехали.