DXM

Что ж, вернёмся к нашим баранам. Я поднял взгляд на Америку, лишь когда он поставил на прикроватный столик двухлитровый пакет грейпфрутового сока (К слову, часов за шесть до моего визита к брату я по его же наставлению выдул вот такой же пакет вышеупомянутого сока. Зачем? Оказывается, он усиливает эффект препарата.) и четыре бутылька гликодина. Странно, я по-другому его представлял. Помню, в детстве, когда я болел, меня отпаивали сиропами, на которых были нарисованы разнообразные цветочки, звёздочки, зверушки и т.д. и т.п. Нет, этот выглядел вполне «по-взрослому», сурово-без-рисунков, просто оранжево-чёрная этикетка. Я взволнованно вздохнул, глядя на лекарство. С самого детства я не любил сиропы. За всё: вкус, запах, консистенцию… Альфред словно прочёл мои мысли и, мягко улыбаясь, успокаивающе произнёс: — Не волнуйся, если зажать нос, пить большими глотками из стакана и запивать соком – это не противно. Я лишь измученно посмотрел на него, давая понять, что мне уже всё равно, и я готов на всё. Дальше всё произошло как-то очень быстро. Америка разлил глик по стаканам, себе два пузырька и мне два, и показал мне, как правильно пить. Залпом отпив полстакана, я подавил рвотный позыв и с осуждением посмотрел на брата. Он лишь засмеялся, сказал, что в первый раз всегда так, и протянул мне сок. Наконец осушив стакан, я какое-то время тупо пялился на пустые пузырьки и в итоге неуверенно спросил: — А что теперь? — А теперь ждать, примерно через час-полтора подействует, — расслабленно ответил брат, потягиваясь в кресле. Я старался углубиться в чтение принесённой с собой книги, но меня постоянно отвлекали и собственные мысли, то и дело возвращающиеся к тому, что через какое-то время я буду в неадекватном состоянии, и странно глазеющий на меня Америка. — Ты чего? Как в первый раз меня увидел, — со вздохом пробормотал я, отложив книгу. — Да вот всё думаю: я же ни разу не видел тебя даже пьяным. А тут сразу под веществом… — ответил брат и хихикнул. Я не нашёлся, что ответить, и лишь неопределённо кивнул. Ещё примерно с полчаса мы сидели молча. И вскоре я начал замечать, что Альфред периодически чешется. Да-да, именно чешется, как бы глупо это ни звучало. Я с откровенным недоумением смотрел на него, в то время, как он чесался уже просто остервенело, оставляя на себе красноватые полоски от ногтей, будто стараясь содрать кожу. И что вы думаете? Минут через пять я почувствовал дикий зуд. Сначала на голове, потом на руках, потом и везде. Чесалось всё моё существо. Последовав примеру брата, практически прорезая кожу ногтями, но при этом, кстати, не чувствуя боли, я мимолётом подумал, что нужно будет потом дать Альфи хорошего пинка за то, что об этом он меня не предупреждал. Вскоре я сообразил, что у меня онемели губы и язык. Я кусал их, пытаясь вернуть им чувствительность, на что Америка сказал: — Даже не старайся, в сиропе содержится обезболивающее, это оно действует. Когда зуд практически сошёл на нет, ему на смену пришло головокружение. Причём какое-то непростое головокружение. Альфред в это время снял очки и зачем-то махал перед собой руками. — Попробуй сделать так же, — обратился он ко мне. Я последовал его совету и отметил, что движения стали очень чёткими. – А теперь закрой глаза и сделай то же самое, — с воодушевлением добавил брат. Послушно закрыв глаза и помахав перед собой руками, я в изумлении поперхнулся слюной. Руки было видно. Вообще всю комнату было видно. Широко и глупо улыбающегося Альфи тоже.