Ненависть
6 января 2018 г. в 20:01
Окончание рабочего дня пролетело очень быстро. Итачи был бодр и не показывал своей эмоциональной истощенности ни одному посетителю. Обычно он не ел и не пил на работе, однако сегодня не удержался и позволил себе пару чашек кофе и с лёгкой руки Шисуи — несколько сытных кексов. Он был благодарен другу за чуткость. Тот понимал, что встреча с братом была сильнейшим стрессом, который испытал Итачи за последние двенадцать лет. И дело было не только в столкновении двух стихий. Старший Учиха собирался никоим образом не поддаваться провокациям младшего и вынести все его нападки с гордо поднятой головой. Глядя на братьев со стороны, Шисуи гадал, кому же будет невыносимее от их встреч: Итачи, всеми правдами и неправдами скрывающего прошлое, и которого слова младшего брата резали не хуже раскаленного ножа, либо Саске, принимающего свою реальность за истину, и которому равнодушие и отчуждение брата были сродни ударам ледяного хлыста. Однако переубедить Итачи или надавить на него Шисуи не мог, несмотря на то, что сам бы он действовал другим способом.
«Интересно, если бы мой Шаринган был бы способен что-то изменить, смог бы я воспользоваться им?» — задумался парень, по дороге домой поглядывая на своего спутника. Было заметно, что Итачи за день сильно вымотался — он шёл ссутулив плечи, а его голова клонилась вниз. Он не говорил и не улыбался, в движениях не было присущей гибкости и лёгкости. Однозначно — что-то давило на него, однако справиться с этой тяжестью он собирался сам.
— Как думаешь, мой Шаринган мог бы подействовать на тебя? — озвучил свои мысли вслух Шисуи.
— Хочешь попробовать? — Итачи чуть приподнял голову, развернув её к другу. — Я бы не стал растрачивать столь ценную технику забавы ради. Или ты собрался принимать решения за меня?
— Нет, просто подумал, — пожал плечами напарник. — Интересно, у Саске он уже пробудился? Шаринган, а может даже и Мангекё?
— Шаринган возможно, но не Мангекё, — покачал головой Итачи. — Я не думаю, что он испытал настолько сильное эмоциональное потрясение.
— Но ты же испытал, тогда, — тихо проронил Шисуи, а Итачи, остановившись, сделал глубокий вдох. Затем расправил плечи и приподнял голову.
— Может, ты тоже винишь меня за то, что я сделал? — сдержанно спросил он, ощущая, как лёгкий вечерний ветерок касается лица.
— Нет, конечно, — нахмурился Шисуи. — Винить я тебя не могу, но всё же считаю, что это было слишком опрометчиво. Ты ни с кем не посоветовался и решил всё сам. Такие тяжелые решения… человек не должен принимать один.
— У меня не было на это времени, — Итачи снова пошёл вперед, уверенно преодолевая расстояние шаг за шагом. — И даже спустя двенадцать лет я не жалею о своём решении. Хотя были моменты, когда я считал так же, как ты. Ты знаешь об этом. Но теперь и они в прошлом. У меня осталось лишь настоящее и, возможно, будущее.
— Возможно? — удивился Шисуи, догоняя его. — Что значит — «возможно»? Почему у тебя не должно быть будущего?
— Просто я рассматриваю все варианты, — слабо улыбнулся Итачи. — И в одном из них у меня нет будущего.
— Зато есть у него? — мрачно произнёс напарник, когда они приблизились к владениям клана. — Что ты задумал, Итачи?
— Ничего, — негромко выдохнул тот и, подняв руку, махнул другу, прощаясь с ним. — Абсолютно ничего…
Расставшись с Шисуи, Итачи сбавил шаг, как только подошёл к воротам главного особняка Учих. Сегодня он не особо торопился домой, точнее, совсем не хотел возвращаться. Впервые в жизни тепло этого дома не грело его сердце и душу. Перейдя ворота, он и вовсе остановился, прикрывая глаза и вдыхая вечерний воздух, пропитанный ароматами ночных трав и цветов. Да, сегодня он устал, очень устал, будто вернулся после недельной изматывающей миссии. Был готов опуститься на траву прямо здесь и расслабиться, забыться, не думать ни о чём. Но не мог. Изгнать мысли из своей головы. Ему предстояло войти в этот дом. И, возможно, снова столкнуться с Саске.
Итачи сделал глубокий вдох, преодолевая себя и двинулся вперед. Для нормальных людей в этом нет ничего особенного — встреча после долгой разлуки может и не быть эмоциональной, однако после волнения она приносит успокоение. Даже равнодушные друг к другу родственники постепенно притираются и находят общий язык. Однако в этой ситуации и речи о подобном быть не могло. Итачи уже чувствовал, насколько враждебно по отношению к нему настроен Саске. Они перекинулись всего парой фраз, и каждое его слово было наполнено холодной яростью. Младший братишка хочет казаться спокойным и бесстрастным, однако несмотря на своё безэмоциональное лицо и ровный тон он не в состоянии скрыть свою бушующую чакру, которая в присутствие брата просто взрывается, словно проснувшийся вулкан.
«Я думал, что после стольких лет ему будет плевать на меня», — снимая обувь, Итачи прошёл в дом, стараясь, чтобы его шаги были слышны. Он тут же почувствовал запах куриного бульона, доносившийся с кухни и, вымыв руки, сразу же отправился туда.
— Итачи, ты? — спросила Микото, которая стояла за плитой и пробовала приготовленный бульон. На ней было привычное темно-синее платье и фартук бледно-зеленого оттенка. Волосы собраны в пучок, лицо сосредоточенное и задумчивое. Она не стала оборачиваться, погруженная в свои мысли.
— Да, — коротко произнёс тот, доставая из шкафа посуду. — Саске уже вернулся?
— Да, несколько минут назад, — кивнула головой мама, на минутку отходя от плиты и опираясь на разделочный стол.
— И как? — Итачи сам налил в тарелку бульона, затем положил немного вареного риса, взял со сковороды разогретые куски тушеной рыбы и овощи.
— Всё так же, — вздохнула Микото, снова поворачиваясь к плите и накладывая в другие тарелки точно такую же порцию ужина. — Прошмыгнул мимо меня, едва обмолвился парой слов и спрятался у себя в комнате. Я его спросила, будет ли он ужинать, а он сказал — позже. Даже страшно переспрашивать у него во второй раз, — она невольно съежилась, — у него такой холодный взгляд…
Чувствуя, что мама ждет от него поддержки, Итачи поневоле пришлось принять весь огонь на себя.
— Я могу занести ему ужин в комнату, — мягко улыбаясь, предложил старший сын. — Думаю, он просто не хочет есть вместе с нами, но от голода убежать не сможет. Так же у него не будет причин отказываться от еды.
— Ох, Итачи… — проронила Микото, а её голос и лицо просветлели. — Будет очень хорошо, если сможешь отнести. Я тоже подумала, что он пока не хочет с нами видеться и говорить — похоже, он очень зол на нас. Однако, кажется, подружился с Мадарой.
— Правда? — удивился Итачи, уже добирая остатки риса и рыбы.
— Представь себе, — улыбнулась Микото. — Я и сама удивилась, услышав, как он спокойно говорит с ним. Будто нашёл родственную душу.
— Надо же, — доев всё, Итачи собрал все тарелки и быстро сполоснул их под водой. — Даже мне пришлось сражаться с ним несколько месяцев, прежде чем он признал меня. Все руки и ноги в укусах были, — ностальгически улыбнулся парень.
— Да, да, я помню, как он тут рычал, как только появился. Я так боялась, что он откусит тебе руку или ногу! — Микото прижала ладони к груди и покачала головой. — Хотя тогда он был в разы меньше, а сейчас так вымахал. Надеюсь, больше расти не будет, иначе мы его не прокормим.
— Ничего. Я согласен отдавать ему половину своей порции, — пошутил Итачи. — Без него я бы не справился со всем. Кстати, где он?
— Бегает где-то в саду, — мама подвинула к краю стола поднос с едой, которую приготовила для Саске. — Ещё я купила ему школьную форму, а также все тетради и ручки. Но самой, если честно, так страшно к нему заходить, — она обхватила себя руками и тоже улыбнулась. — Кажется, я даже боюсь его, как Мадару в прошлом.
— Боишься собственного сына? — ухмыльнулся Итачи, забирая ужин. — Хотя я могу тебя понять. Но тебе не в чем себя винить — ты не оставляла его и не бросала. Отец забрал его по закону, ибо он такой же родитель, как и ты. Саске может думать как угодно, но ты-то знаешь всю правду, — развернувшись, Учиха медленно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. По пути он забрал с собой школьную форму, а также сумку с принадлежностями.
Благодаря отменной координации Итачи мог ловко нести в двух руках самые хрупкие вещи, будь то хрустальные фужеры или до предела наполненные чашки кофе. Он хорошо натренировался этому мастерству в кондитерской, поэтому ему не составило труда подняться со всеми этими вещами и подносом с едой на второй этаж. Перед дверью Саске он остановился и немного помедлил, собираясь с мыслями. Да, он не хотел с ним снова сталкиваться и слышать холодные слова, пропитанные острым гневом. Однако Учиха-старший уже слишком далеко зашёл и отступать было поздно. К тому же, какая-то часть него стремится встретиться с братом, несмотря на все те преграды, которые стояли между ними.
— Саске? — постучав в дверь и не дождавшись ответа, Итачи приоткрыл её и прошёл в комнату. Младшего Учихи там не оказалось, и старший выдохнул с облегчением. Стараясь ступать бесшумно, он подошёл к столу и опустил на него поднос с ужином. Затем поставил сумку на стул, а форму повесил на платяной шкаф, как следует расправив ткань. Только он выпрямился и хотел уйти, как в коридоре послышались шаги. Дверь в комнату открылась шире, и Саске с полотенцем на голове, застыл подле неё, остановившись на пороге своей спальни. Его тёмные глаза мгновенно обожгли Итачи, который снова стоял к нему в пол-оборота и смотрел на форму.
— Что ты здесь делаешь? — так же резко, как и обычно, спросил Саске, уверенно проходя в комнату и останавливаясь по центру. Он был босиком в одних брюках только после душа, а наспех вытертое тело до сих пор оставалось влажным. К тому же, редкие капли падали на плечи с непросушенных волос.
— Я принёс твою школьную форму, тетради, а также ужин. Мама беспокоится, что ты плохо ешь, вернувшись сюда.
— Неужели? С чего вдруг, — надменно усмехнулся Саске, стоя от брата на расстоянии и отчего-то не смея приблизиться к нему.
— Ты можешь злиться на меня, но она ни в чём не виновата. Отец сам пожелал, чтобы ты поехал с ним, — спокойно объяснил Итачи. — Его, как главу клана Учиха, никто не вправе ослушаться.
— Мне плевать на это, — будто намеренно вытягивая слова, ответил Саске. — Кто виноват, а кто нет. Двенадцать лет моей жизни уже не вернуть, они в прошлом. Так же, как и ты с матерью. Сейчас вы для меня не больше, чем соседи.
— Вот как, — на губах Итачи вопреки всему появилась слабая улыбка. — Ничего, мы были к этому готовы. И тем не менее даже соседи могут готовить ужин друг другу. Тарелки можешь оставить — я заберу их, когда ты уйдёшь в школу. Может быть, тебе нужно что-то ещё? — на секунду задумался Итачи. — Купить что-нибудь из одежды? Здесь у тебя ничего нет. Или подвезти тебя завтра в школу?
Глаза Саске неожиданно полыхнули ярким цепенящим чувством, отчего они стали казаться не черными, а красными. Он покачнулся, будто порыв воздуха сбил его с ног, руки задрожали, а верхняя губа чуть поднялась, обнажая зубы. Та невидимая стена, которую он не мог преодолеть, чтобы приблизиться к брату, внезапно рухнула, и Саске, резко двинувшись вперед, схватил Итачи за плечи и с размаху прижал его к стене. Полотенце упало с головы младшего Учихи на пол, а глаза его брата распахнулись шире от изумления. Тяжело дыша, Саске в упор смотрел на него, едва справляясь с нахлынувшим потоком ярости.
— Теперь уже поздно играть в старшего брата, Итачи, — словно змея прошипел он прямо ему в лицо. — Всё, что ты мог разрушить между нами, ты разрушил! — не в состоянии сдерживать ровный и холодный тон, Саске начал переходить на крик. Его дыхание сбилось, тело охватила дрожь, а глаза пылали, будто у демона. — Ты даже не пришёл со мной попрощаться, когда я уезжал! — прорвав свою оболочку, чувства хлынули наружу, и помимо тела, начал дрожать и голос. Его пальцы ещё сильнее стиснули плечи брата, вжимая того в стену. — А я плакал. В тот день я плакал так, как не рыдал никогда в жизни. И знаешь, почему? Нет, не потому, что отец меня увозил, а потому что не видел тебя! В последний раз! Неужели было так сложно попрощаться в последний раз? Я так хотел увидеть тебя, запомнить твоё лицо и улыбку, увидеть слёзы на твоих глазах! Думал, тебе будет так же больно расставаться, как и мне. Но оказалось, что тебе уже тогда было плевать на меня. Мне стало ещё больнее, но надежда продолжала жить во мне, постепенно умирая. С каждым днём ты её медленно убивал, Итачи, — его дыхание окончательно сбилось, и Саске на несколько секунд замолчал, судорожно хватая ртом воздух. Итачи, склонив голову, не издавал ни звука и не шевелился. — За двенадцать лет, — уже тише продолжил Саске, еле-еле взяв себя в руки, — ты мне ни разу не позвонил и не написал, будто я перестал для тебя существовать. И после этого ты хочешь, чтобы я снова принял тебя? — в отчаянии спросил он, раздражаясь ещё больше от бесстрастности брата. Схватив его за широкий ворот футболки, Саске приблизился настолько, что их тела практически соприкоснулись друг с другом. — Ненавижу тебя, Итачи, — едва слышно выдохнул он прямо ему в лицо. — Ты знал, насколько были сильны чувства, что я испытывал к тебе в детстве. Эта привязанность, восхищение, обожание… И такой болезненный разрыв не мог пройти бесследно. Уничтожить их, растворить их, забыть о них невозможно. Настолько сильные эмоции не могли так просто исчезнуть. Однако и прежними они тоже никак не могли остаться. Поэтому, они стали другими. Теперь, когда вижу тебя, внутри меня горит лишь одно чувство — ненависть. Вот во что переродились все те эмоции, с которыми мне пришлось бороться в одиночку. Все эти двенадцать лет я был один, останусь один и теперь.
Замолчав, Саске чувствовал, как все вспыхнувшие эмоции, вышедшие из-под контроля, теперь затихают. Энергия так же покидает его — руки и ноги обессилили, ему очень хотелось упасть на кровать и скорее забыться сном, чтобы не чувствовать той дыры в груди, что становилась всё больше и больше. В комнате наступила тишина. Итачи, так и не подняв головы, медленно стиснул его запястья и оторвал руки младшего брата от себя. Затем отступил на шаг, увеличивая дистанцию между ними. Саске дрожать перестал, однако так и продолжал часто дышать, смотря на брата в упор и практически не видя его лица из-за стены ненависти.
— Я не буду перед тобой оправдываться, Саске, — без ярких эмоций произнёс Итачи, отпуская его руки и чуть разворачивая голову к окну, будто ночной пейзаж интересовал его больше, чем признание младшего Учихи, — и не буду просить прощения, хотя ты наверняка ждёшь от меня его. Ты прав — я бросил тебя тогда, позволил отцу разделить нас, хотя на тебя он имел больше прав, чем я и даже мама. Но дело не в этом, — лицо Итачи окончательно лишилось какого-либо выражения и выглядел он так спокойно и расслабленно, будто эта волна ненависти и ярости сейчас ударила не по нему, а прошло сквозь него, даже не задев.
— Да, возможно, я виноват во всём, что произошло, — медленно протянул старший сын, мыслями уходя далеко в прошлое, — в разводе родителей, в твоём отъезде, в этих негативных эмоциях… Но свою вину я уже искупил. По крайней мере, хотя бы наполовину.
Развернувшись, он прошёл мимо Саске, так и ни разу не удостоив его своим взглядом.
— Не проспи завтра свой первый день в школе, — лишь перед уходом бросил он и покинул спальню младшего брата.
Ошеломленный Саске, стоя посреди комнаты, только спустя полминуты обернулся и посмотрел на закрытую дверь. Тело окончательно перестало его слушаться — кое-как дойдя до кровати, он рухнул на неё и впился пальцами в свою грудь, чувствуя, как нестерпимо закололо сердце. Так и знал. Он так и знал, что Итачи плевать на него. Брат даже не пытался оттолкнуть его, остановить или прервать словом. Просто спокойно стоял и ждал, когда тот закончит свою истерику. Да, наверняка все выплеснувшиеся чувства младшего братца для него были просто подростковым кризисом, который он не воспринимает всерьёз. У него свои проблемы, и какая-то надоедливая муха, так внезапно вторгшаяся в его жизнь, не может вызвать ни ярости, ни гнева. Он её просто не замечает.
«Почему он так изменился? — падая на кровать, Саске устало закрыл глаза, понимая, что не сможет быстро заснуть. — Или не менялся? Может быть то, что было до нашего разрыва — было ложью? Он просто играл роль старшего брата, потакая матери или отцу? А теперь у него нет смысла носить эту маску. Что ж, я был готов к этому. Все двенадцать лет был готов. Я забуду об этом, как забыл он. И больше не вспомню. Ни о мягкой улыбке, ни о ласковых словах, ни о тёплом взгляде. Всё это похоронено внутри меня».